— Ди, привет. Рад тебя видеть. Вика передала привет и…

— Опять благодарность, я знаю. — Отрезаю я. — Проехали. Как Яша? Кто с ним сейчас?

— Моя бывшая жена, мама Вики. Знаешь, как она преобразилась? Человек словно ожил… Она…она похорошела, даже как-то помолодела. — Яков тяжело дышит, поднимаясь по лестнице в любимую каморку.

— Психологов подключили? — интересуюсь важно, удерживая перед собой ценный груз — стаканчики с кофе и контейнер с выпечкой.

— Сейчас все обсудим. Дело еще не закрыто, преступник не пойман. В общем, работы предстоит много.

Бессмертный проворачивает ключ в замочной скважине. В нос ударяет затхлый запах пыли и высохшей герани. Яков неуклюже раздевается и торопливо ковыляет к окнам, распахивает их, впуская струю свежего воздуха.

— Диана, ты слышала, как влиятельный человек говорил об исчезнувшем долге Руслана Шестака перед Ладожским? — отхлебнув из стаканчика кофе, проговаривает он. — Кто этот человек?

— Об этом говорил Мирон Хохлов. Я подслушала его разговор с крупным бизнесменом в сфере медицины и фармбизнеса — Тимуром Багровым. А почему вы вспомнили об этом?

— Я допрашивал Вику и Инну. Виктория опознала Руслана Шестака по фото. Он приезжал в дом Глеба после ее похищения.

— Вы хотите сказать, отец знал о мерзких шалостях Глеба? Не могу в это поверить. — Цежу сквозь зубы, нервно теребя в руках ключ от машины. — И… разве в бункере есть окно?

— Было. Пока его не выбила Жанна Фоменко — девушка, чей труп мы обнаружили на участке Ладожского. Именно тогда, два года назад пленницам удалось выбраться. Вика написала на стене «спасите» по-китайски. Надеялась, что я что-то заподозрю, узнаю ее… — Яков отирает мгновенно вспотевший лоб дрожащими пальцами. — После неудавшегося побега Глеб посадил их на цепь.

— А что стало с Жанной? Он убил ее?

— Да. Нагнал и убил ударом тупого тяжелого предмета по голове. И закопал на своем участке, чтобы остальным неповадно было. — Вздыхает Яков, стирая с доски старые записи.

— А малышка? Чья она?

— Девочка — погибшая дочь Инны Летовой, — кивает Яков, царапая мелом какие-то стрелки и таблицы. — Ребенок умер от пневмонии. Инна умоляла Ладожского отвезти дочку в больницу, но он… остался непреклонен. — Сглатывая подступившую к горлу мерзость, бормочет Бессмертный. — Подонок. О чем ты задумалась, Диана?

Ума не приложу, где в бункере находилось окно? По протекции Бессмертного я участвовала в осмотре помещения, где содержались пленницы. Железные койки, грязный унитаз, ржавая вода из торчащей в стене трубы — ужасающая в своей жестокости картина навсегда отчеканилась в памяти.

— Окно. Куда оно выходило?

— К воротам. Это северная сторона. Потом Ладожский залил его бетоном, сравняв со стеной. Именно поэтому приезд гостей не оставался для пленниц незамеченным. Наблюдать за визитерами служило эдаким развлечением.

— А гости могли заметить живых людей, запертых в подвале? Вика не рассказывала? Они же наверняка звали о помощи.

— Могли. В этом уверена моя дочь. Однажды ей показалось, что Руслан Шестак услышал доносящиеся из подвала крики. Он склонился к закрашенному черной краской окну и прислушался.

— Господи… — зябко потираю плечи, несмотря на исправное отопление. — И… что потом?

— Вика утверждает, что Шестак отшатнулся от окна, как от чумы. Испугался. А потом его визиты к Глебу прекратились. У меня нет причин не доверять своей дочери.

— У меня тоже, — произношу твердо. — Вот и сложилась картинка, Яков Андреевич. Ладожский заплатил моему папе за молчание. Простил многомиллионный долг и прекратил сотрудничество. Думаю, в то время я носила под сердцем Арину… Вот почему, Глеб так резко пропал из наших жизней. Как он мог, а? — со слезами в голосе шиплю я.

— Мы не можем это доказать, Ди. Нет банковских переводов и накладных. Чтобы избежать налогов, многие бизнесмены прибегают к наличности. Остается надежда на свидетелей. Ты же понимаешь, что Руслану Шестаку грозит двести пятая? (Статья 205.6 УК РФ — несообщение о преступлении. Примечание автора) А это максимум год колонии.

— И пусть! — рычу я. — Пусть посидит и почувствует, что значит потерять свободу! Эти девочки мучились годами в тесном вонючем подвале без пищи и света… Жанна, Вика, Инна… Сколько их еще было?

— Спросим у Ладожского. Когда найдем. — Решительно качает головой Яков. — Экспертиза транспортного средства Зои Ладожской доказала, что тормоза были испорчены. Она все узнала, вот в чем дело…

— Знаю. — Обрываю Якова, не отрывая взгляда от доски с надписями. Фамилии похищенных, моих родителей, компаньонов отца и Глеба… Как Бессмертному удается держать столько информации в голове? — Отпечатки Зои нашли на замке в бункер. В самом помещении следов не оказалось. Выходит, женщина узнала о грязном секрете мужа и смолчала… Не позвонила в полицию, а обдумывала, как поступить?

— Я уверен, что Зоя догадывалась. Невозможно держать такое в тайне. — Бессмертный недоверчиво вскидывает бровь.

— Я готова идти до конца, Яков Андреевич. Что от меня требуется?

— Звони своему знакомому Багрову или Хохлову, или, как их там… Мне нужны показания. А потом… я официальным письмом вызову Руслана на допрос. Ему теперь не отвертеться.

Киваю и набираю телефонный номер Тимура. Мы давно не виделись, а не разговаривали еще дольше… Чувствую себя неблагодарной тварью, ведь Багров для меня столько сделал. Одно знакомство с Бессмертным чего стоит!

— Привет, Тимур… Эдуардович. Вы мне нужны.

— Я ждал этого, Дишка. Знал, что ты позвонишь мне сама. Можно сказать, мечтал об этом. — Звучит его бархатный тембр на том конце провода.

— Ха! Не смеши. Это всего лишь я.

— Ты тоже нужна мне, Ди. У меня есть к тебе заманчивое предложение.

— Да? Скажешь по телефону?

— Лично, Ди. Глядя в глаза.

— Встретимся через час в баре «Милан» на проспекте Фрунзе?

— Приеду. До встречи, принцесса Диана.

Отбиваю вызов и, деловито сощурив глаза, сообщаю Бессмертному:

— Ждите завтра новых свидетелей, Яков Андреевич.

Глава 24

Диана 

К ночи дождь усиливается. Петляю по улочкам, вгрызаясь взглядом в туманную морось. Неудивительно, что парковка перед баром почти пустая — идиотов, желающих выйти из дома в такую непогоду, находится немного.

Тимур пьет кофе и со скучающим видом листает меню. По его сосредоточенному лицу скользят разноцветные лучи подсветки.

— Ку-ку! — прерываю уединение Багрова и плюхаюсь на диванчик напротив. Снимаю куртку, ерошу влажные от дождя волосы.

— Принцесса Диана, собственной персоной. — Тимур вскидывает бровь и тянется к моим ладоням. Мягко сжимает холодные пальчики, не торопясь выпускать их из рук.

— Тимур, я…

— Говори, что тебе нужно. А потом я… озвучу свою просьбу.

— Расскажи свежие новости обо мне. Ты же общаешься с папой?

— А зачем мне слушать сплетни? — Тимур откидывается на спинку диванчика и разводит руками. — Я могу узнать обо всем из первых уст. Ведь так, Диша?

— Расскажи. Мне важно услышать версию отца.

— Тебе?

— Хорошо, для следствия важно.

— Руслан совершенно точно не имеет отношения к похищению твоей дочери. Вы же вроде поставили точку в этом вопросе?

— В этом да. Тимур, выслушай меня внимательно. Я подслушала ваш разговор с Мироном Хохловым. Ну, тогда… на медицинской конференции.

— Я догадывался, Ди. Ты быстро убежала и…

— Я не имею права показывать материалы дела, так что просто поверь мне на слово. Отец знал о чудовищном преступлении, совершенном Глебом Ладожским.

Багров ошеломленно молчит, пока я подробно рассказываю о живых и мертвых девушках, найденных в доме Глеба. О смерти Зои и трусливом побеге Ладожского.

— Нет слов… — выдавливает Тимур поморщившись. — У меня нет достоверных сведений, Диана. До меня доходили сплетни об исчезнувшем долге Шестака. Вы запросили банковские выписки? Может, кто-то из финансового отдела даст показания?

— По документам все чисто, — вздыхаю я. Официант приносит цезарь с креветками и черный чай с лимоном.

— Это я заказал, — кивает Тимур. — Голодная небось? Бегаешь целыми днями, как гончий пёс, я прав?

— Прав, Тимур. — Произношу, ковыряясь в тарелке под пристальным взглядом мужчины. — Поверить не могу, ведь я пришла к Бессмертному, чтобы найти Арину, а нашла его пропавшую дочь. Ты знаешь… Мне не жалко папу. Виктория Бессмертная опознала его, как гостя Ладожского.

— Я подумаю, что можно сделать. Придется поговорить с Мироном. Я обещаю, что приложу все усилия, чтобы помочь.

— Завтра, Тимур. Мне нужны свидетели завтра. Кто еще крутился с вами в то время? Семь — восемь лет назад?

— Черт, я не помню, Ди. Интуиция подсказывает, что лучшие «уши» — уборщицы и бухгалтерши, секретарши и…

— А это мысль, Багров. Ведь есть же отдел кадров, так? Ну… такая тетенька пятьдесят второго размера, сидящая где-нибудь в каморке и принимающая людей на работу? У Глеба же было развивающееся предприятие?

— Ничего себе! Ладожский производил пластиковые запчасти и сменные фильтры для медицинского оборудования. Странно, что Бессмертный не разобрал его фирму на кирпичики — фигурально выражаясь.

— Тимур, а зачем идти самыми сложными путями?

— Так вы его и выбрали! Подумай сама, бизнес-партнеры не будут сдавать «коллегу», с которым они, возможно, повязаны мошенническими схемами, а вот обслуга… Как правило, низший класс ненавидит начальство. Они будут только рады сдать Глеба с потрохами.

— Ты гений, Тимур! Спасибо… — я ободряюще сжимаю его сухую, горячую ладонь. В глазах Багрова вспыхивает неприкрытое желание, и мне становится неловко — наши отношения никогда не выходили за рамки дружеских. — Тимур, послушай…

— Выходи за меня, Диана? — порывисто шепчет он, слегка нависая над столом.

— Ты с ума сошел? Тимур, это шутка?

— Я не шучу. Ты красивая, умная, перспективная…

— Без вредных привычек еще скажи! Ты меня не любишь. Зачем, Тимур? Ты можешь сказать мне прямо?

— Мне нужна жена. Ты лучшая кандидатура.

— Так речь о фиктивном браке? — улыбнувшись, отмахиваюсь я. Тимур поднимает руку, подзывая официанта, и заказывает капучино.

— Я бы хотел, чтобы он был настоящим. Не буду утомлять тебя разговорами о том, что кандидат на перспективную федеральную должность должен быть женат. Да, ты верно догадалась — мы переезжаем в Москву.

— Я еще не дала согласие.

— Бросай своих… инфантильных мальчиков, Ди. Я сделаю тебя счастливой. — Голос Багрова возбужденно хрипит. Черт, еще этого мне не хватало для полного счастья!

— Я не отошла еще от прежних отношений, прости, Тимур. — Опускаю взгляд в чашку и грею пальцы о ее края. — Мне надо подумать.

— Подумай, принцесса. Я окружу тебя заботой, лаской, деньгами… У тебя будет все, что пожелаешь.

— До свидания, Багров. — Сгребаю куртку и сумку, вскакиваю с места. — Я подумаю. Честное слово.

Тимур недоверчиво качает головой и, тяжело вздохнув, провожает меня. Я чувствую спиной его обжигающий, словно рентгеновский луч, взгляд. Если бы только Сэм знала, что произошло! Сам Багров просит моей руки. Багров! Сердце ударяет ребра, как клюющий скорлупу яйца птенец — того и гляди, вывалится наружу. Мне ощутимо больно даже подумать о другом мужчине, том, чьи руки будут трогать меня, ласкать, брать. Заезжаю по пути в круглосуточный гастроном и покупаю большую банку Нутеллы. Можно было, конечно, купить вина… или коньяка, но… В это «но» входит бесчисленное количество причин и объяснений, почему мне не стоит пить. Паркуюсь возле подъезда и, накинув на голову капюшон, прыгаю через лужи, торопясь скорее попасть домой — под теплый бочок Барби.

— Диана! — женский голос взрывает громкими нотами тихую симфонию дождя.

Оборачиваюсь, заприметив в темноте Ольгу Невзорову и Челси.

***

«Доброкачественная опухоль головного мозга… первичная… оболочечная… размеры…» — слова сливаются в черные мушки. Взгляд Ольги поднимает в душе волну обжигающего стыда. Ты врач, Диана, и Ольга пришла к тебе за помощью, а не слезы лить. Хотя и это, конечно, тоже.

— Что скажешь, Диана? Он обречен? — ее голос дрожит, как электрический провод на ветру. — Ты не держи на него зла, Макс он… — Ольга нервно теребит насквозь промокший платок.

— Не будем об этом, Оль. Завтра я свяжусь со специалистами из НИИ нейрохирургии.

— Диана, я хотела тебя попросить… Ты не приезжай к нему. Пока не будет новостей от специалистов. Он итак… чувствует себя ущербным, я…

Киваю, тупо уставившись на собак, резвящихся на полу. Им все нипочём! Я знаю, кто мне поможет. И цену этой помощи тоже знаю. Успокаиваю Ольгу и сохраняю ее номер телефона в контактах. Дверь захлопывается, оставляя меня в квартире наедине с болью — злой, как оголодавший дикий зверь, возбуждающей, заставляющей думать и остро чувствовать. Она словно добавляет мне сил, так, что я не могу сидеть — брожу по квартире, как привидение, думая, думая, думая…