— Максим. — Киваю в ответ. — Да, папа переписал свою долю в клинике Тимуру Багрову, покрыв его расходы на операцию для Макса. Признаться честно, я удивлена. Теперь владельцев клиники двое — я и Тимур.

— Ничего удивительного. Руслан получил грязные деньги от Ладожского, а теперь вернул их… таким способом. Обелился перед обществом. Знаешь, Ди, я не хотел реального срока для него — он и так пребывал в страхе, всю жизнь мучился виной, но, ей-богу, я видел в его глазах облегчение, когда судья назначил год колонии.

— Мне их не жалко, — сухо проговариваю я. — Особенно маму…вернее Виолу. И ее мерзкого Жорика тоже! Бедная Ксения Филипповна! Разве она виновата, что услышала, как Виола рассказывала Жоре историю моего появления в их семье. Вот, чего они так боялись — что я узнаю правду. Запутали следствие, совершив поджог, из-за которого погиб невинный человек. Очевидно, Виола окончательно растеряла мозги, раз доверилась своему Жоржу! Он даже ботинки не удосужился выбросить — спрятал их на заднем дворе, под железным корытом. Смешно!

— Все позади, Ди. — Вздыхает Яков, захлопывая папку с делом Виктории Бессмертной. И папку с моим делом… — И с Авророй ты найдешь общий язык, вот увидишь! И не расстраивайся, что твоя… Виола отделалась малой кровью. Да и Жорику могли дать не три года, а все восемь. Пусть теперь целуют ноги Руслану за такой подарок судьбы — он мог бы и не помогать с адвокатами.

— Яков Андреевич, а Ладожскому не удастся избежать пожизненного? — осторожно спрашиваю, опуская взгляд. Бессмертный, как никто другой, знает, что я пережила, пока Ладожского искали по всей стране, не спала ночами, воображая, как Глеб заявится в мой дом или найдет нашу дочь.

— Шутишь? Знаешь, сколько почестей получил комитет за поимку маньяка? Подумать только, Глеб даже из области не выезжал, так был уверен в своей безнаказанности. Все-таки хорошо работает наша система оповещения — молодцы ребята ДПС-ники, узнали его по ориентировкам. И старой ищейке перепало. Хотя… плевать мне на их звездочки. — Хитро прищуривается Яков. — Кстати, Ди, не хочешь к нам в комитет? Если получишь юридическое образование, можешь стать экспертом-криминалистом. Будете с Горбуновым в паре работать.

— Спасибо, Яков Андреевич, — отвечаю со слезами в голосе. — Вы столько для меня сделали… Я всю жизнь буду благодарна вам, но, пожалуй, откажусь — хочу быть мамой. Воспитывать дочь и писать детективы. Мне, кстати, одно маленькое издательство предложило договор на издание серии книг о следователе Буковски.

— Ты умница, Ди. Я не сомневался, что тебя ждет успех. А обо мне напишешь? — Яков неловко усаживается за столом. Достает из тумбочки коробку конфет.

— Да. Если вы не против, напишу об истории Вики. Изменю имена, добавлю любовную линию… — мечтательно закатываю глаза. — Сделаю вас красивым и стройным героем-любовником. А? Как вам идея?

— Отличная идея! Имя героя можешь оставить. Так и вижу рекламные заголовки: серия романов популярной писательницы Дианы Шестак — «Новое дело комиссара Бессмертного»! — смеется Яков, разливая кипяток в чашки. — Давай попьем чай, Ди. А потом ты позвонишь Валентине и договоришься о встрече. Суд восстановит тебя в правах на следующем заседании. Ей придется смириться…

— Я позвоню, обещаю. А поехать к дочери я хочу с Максом, он послезавтра летит домой.

— С ума сойти, месяц прошел. — Яков отпивает чай и со звоном возвращает чашку на блюдце.

— Месяц и десять дней. — Уточняю я. Да, я считаю дни. Потому что безумно люблю Макса… Боюсь нашей встречи и его нелюбви. Реакции дочери на мой приезд. Эх, как же я накрутила себя.

— Все наладится, девочка. Вот увидишь. Ты приезжай ко мне, Ди. Захаживай в гости, не забывай, хорошо? — Яков встает из-за стола, чтобы меня проводить. К его бодрому голосу приплетаются нотки грусти и сожаления. Знаю — старик привязался ко мне, а уж работать со мной, похоже, истинное для него удовольствие.

— Я приеду к вам с Авророй. Вы так легко не отвяжетесь от меня. Вон та коробка, — тычу пальцем в стеллаж, — полна нераскрытых дел. Вам же нужен внештатный помощник?

Вместо ответа, Бессмертный крепко обнимает меня.

Эпилог

Максим 

Профессор Циммерман хвалит меня за старания, а я усмехаюсь в ответ — ведь это его нужно славить и кланяться в ноги за мастерство и профессионализм, благодаря которым удалось избавиться от опухоли. Конечно, я еще испытываю слабость, недомогание, небольшое снижение аппетита, но все это ерунда в сравнении с чудовищными болями. (Прим. Автора: Практически у всех пациентов наблюдаются такие последствия облучения, как повышенная утомляемость, сонливость, слабость, потеря аппетита. Это связано с тем, что лучевая терапия приводит к гибели клеток, вследствие чего они распадаются и попадают в кровь, оказывая тем самым токсическое воздействие на организм. Данные симптомы обычно длятся около двух недель и проходят самостоятельно.)

А еще мне звонит фея Динь-Динь. Вот так запросто, растворяя неловкость, с которой мы расстались, в искренности. Ей важно делиться со мной новостями о поисках, болтать о всякой ерунде — собаках, друзьях и погоде в Израиле. Мы намеренно обходим стороной разговоры о чувствах — моя принцесса не заслуживает признаний по телефону.

— Ты не представляешь, как я жду твоего возвращения! — тараторит Ди на том конце провода, не догадываясь о моем сюрпризе. — Я позвонила той женщине… Валентине Аристовой. В общем, она готова отдать мне Аврору.

— Серьезно? Как такое возможно, Динь? Она же любит ее, как дочь. — Закрываю ладонью динамик, скрывая от Дианы звуки аэропорта. Да, я сбежал к ней! Пришлось поменять билет и долго уговаривать брюзжащего доктора Циммермана отпустить меня пораньше.

— У Валентины Николаевны проблемы с сердцем. — С тяжким вздохом отвечает Ди. — Она перенесла один инфаркт и, если случится второй, о девочке некому будет заботиться. Ее муж умер в прошлом году, и она теперь совсем одна…

— А что ты сейчас делаешь, Ди? — хрипловато шепчу в динамик, садясь в такси. — Ты дома?

— Не поверишь, Макс. Пеку печенье. Вернее, собираюсь печь… Теперь мне придется готовить, как это делают все нормальные матери. — Смеется она, заставляя меня согнуться от приступа щемящей нежности. — А ты? Что делаешь?

«А я еду на такси к тебе домой!»

— Да так… Ничего особенного. Читаю книги, хожу на процедуры, пью таблетки.

Такси пронзает повисшую серо-черную тьму слабым светом оранжевых фар. В душе поднимается теплая волна предвкушения от скорой встречи. Кажется, она захлестывает все вокруг, рвется наружу глупо-счастливой улыбкой, блеском в глазах и нервным покалыванием кончиков пальцев. Что ты со мной делаешь, моя девочка? Ты подчинила меня, как раба, ищущего поощрения хозяина, фаната, следящего за каждым шагом «звезды». Ты моя. Моя, Ди — безвозвратно и необратимо…

— Динь, это я… — прощаюсь с водителем и выхожу из такси, прижимая телефон к уху. Запрокидываю голову вверх — к ее ярко-освещенному окну, манящему в темноте, как маяк. Ноябрьская морось тает, соприкасаясь с моими пылающими щеками.

— Соскучился? — протягивает Диана. На заднем фоне слышу грохот упавших противней или кастрюль.

— Да, Динь. Открывай. — Звоню в домофон, заставляя девчонку впасть в кратковременный ступор. Так и вижу ее удивленное личико с приоткрывшимся пухлым ртом и бегающим взглядом.

— Ма-акс, ты серьезно? — вскрикивает она в домофон и нажимает кнопку. Я распахиваю тяжелую подъездную дверь, а Диана все жмет и жмет, опасаясь, что я могу остаться на улице. Глупышка.

Лифт дребезжит и покачивается, поднимая меня к Ди. Двери со скрежетом распахиваются, и я встречаюсь с ее взглядом — синим, встревоженным, ласковым до дрожи в коленях. Очевидно, нетерпение, бегающее под кожей, как чесоточный клещ, выгнало мою девочку на лестничную площадку. Такую, как есть — в домашней футболке, коротких шортах и черно-белом фартуке, испачканном мукой. Со звонко скулящей при виде меня Барби.

— Макс… Ты почему не предупредил? Ты… — по воздуху проносится шелест ее голоса.

— Пошли, Динь-Динь, — киваю в сторону распахнутой настежь двери. — Пошли домой.

— Макс… — Диана стаскивает с моих плеч куртку, а я вдыхаю ванильно-сливочный аромат выпечки, пропитавший ее волосы. Смахиваю муку с нежной горячей щеки, утопая в бездне ее расширившихся зрачков.

— Как твои печенья? — притягиваю Ди ближе, лаская влажным шепотом висок.

— Невкусные. Я забыла добавить соду, и тесто получилось, как камень. Вторая партия подгорела.

Наши голоса сливаются в тихую музыку — почти медитацию. Она терзает грудь сладким томлением, заводит, возбуждает каждый нерв в теле, заставляя обнажиться друг перед другом.

— Плевать на них, Ди. Я так торопился к тебе…

— Макс… — баюкает она, хаотично оглаживая мои плечи. — Ты остриг волосы. Похудел… Но я… я так тебя ждала…

— Я задолжал тебе признание, Диана. — Беру ее лицо в ладони и нежно трогаю скулы. — Я люблю тебя. Люблю, Ди…

— И я тебя люблю. Господи, Макс, мне кажется, я сейчас упаду в обморок. — Улыбается она, увернувшись от поцелуя.

А потом целует сама — жадно, торопливо, нежно, смакуя мои губы, пробуя их, как лакомый десерт. Я стаскиваю с нее фартук и футболку. С тихим стоном Диана тянет меня в полутемную гостиную. Не разрывая поцелуя, мы остервенело раздеваем друг друга, избавляясь от единственной преграды, разделяющей нас. Нет больше ничего — непонимания, недосказанности, лжи, сомнений… Все растворяется в признаниях, украдкой срывающихся с губ.

— Моя девочка… Люблю тебя… — подталкиваю Диану к дивану и накрываю своим телом. Наша нужда друг в друге, невыразимо острая — как глоток свежего воздуха или воды, луч света в хмурый ноябрьский день или снег в новогоднюю ночь, делает нас неистовыми.

— Макс… — Ди стонет, царапая мою спину, спускается ладонями к ягодицам и подталкивает меня скорее погрузиться в нее. — Мой, ты мой… родной, любимый, любимый…

Мы сплетаем наши тела, дыхания и жизни в одно — большое, новое, общее. И моя душа теперь ее… Я это точно знаю, потому что какая-то ее часть выбрала Диану из тысячи девушек, подчинив мою жизнь ей и заполнив недостающий пазл удивительной картинки под названием судьба.

Голова Динь-Динь покоится на моей груди, а ее тонкий пальчик вырисовывает на коже сердечки. До сих пор я не знал, что удовольствие может быть таким острым и болезненно сладким, не замутненным преградами.

— Ты хихикаешь? — притягиваю ее к себе и целую в щеку.

— Саманта выходит замуж за Ивушкина. — Смеется Диана, показывая сообщение на мерцающем экране айфона. Приподнимается на коленках, обнажая передо мной груди, хрупкие плечи и тонкую талию. Честное слово, я вспыхиваю, как сухая трава от вида ее прелестей. Кажется, мой голод не утихает, а становится только сильнее.

— Вот же… козел! — Шиплю сквозь зубы. — Я же попросил его повременить, подождать, пока я…

— Что — ты? — ее шаловливые пальчики ползут по моему напряженному животу, ниже…

— Пока я сделаю тебе предложение. Пойдешь за меня, Ди? — подхватываю ее за талию и сажаю на себя. — Так что, Диана? Я хотел сделать красивое предложение, подарить кольцо…

— Дурачок… — Динь приподнимает бедра и насаживается на мой член. Часто дышит, впиваясь напряженными ноготками в плечи.

— Скажи «да», Ди…

— Завтра скажу… Обещаю.

Тихое урчание двигателя нарушает сонную утреннюю тишину. Свет фар рассеивает молочный туман, освещая долгожданную дорогу, полную ожидания, надежды и боли. Путь длиной семь лет… Диана завозит Барби в мою квартиру, оставляя проказницу на попечение Ольги. «Все потом, сестренка» — читает она в моих глазах и понимающе молчит. Целует меня крепко, трет похудевшие щеки, гладит плечи и тихонько плачет. А потом отпускает туда, где во мне больше всего нуждаются.

— Макс, я хочу найти папу. Моего родного папу, — тихо произносит Диана, когда мы выезжаем из области. Переводит на меня робкий взгляд, опасаясь осуждения или несогласия.

— Это правильно, Ди… Я поддерживаю твое решение. Скажи… А зачем Марии Дробышевой понадобилось подставлять Ванкувера? — Диана вчера все подробно рассказала, поэтому я спрашиваю со знанием дела.

— Чтобы не подумали на нее. Куварзин был известным бандитом в то время, о его методах знали все, а пресса не гнушалась делиться тайнами следствия во всеуслышание. Только вот получилось это у Марии неловко — если бы следствие не прекратилось… — Ди нервно сжимает руль и сглатывает. — Они обязательно вернули бы мою девочку…

— Хочешь, я поведу? — касаюсь ее руки.

— Нет, Макс. Отдыхай. Я знаю, что тебе назначили курс восстановительного лечения. А мы… бессовестно его нарушали всю ночь. — Диана хитро улыбается.