Сильвия Эндрю - Розабелла

Лондон. Рождество 1818 г.

– Мне все равно, что вы скажете, Джайлс! На этот раз я поступлю так, как считаю правильным, – сказала молодая женщина, смотревшая в окно на заснеженный пейзаж. Поскольку эти слова адресовались мужчине, стоявшему посреди комнаты, она повернулась к нему. На ее лице были написаны одновременно вызов и мольба. Однако на мужчину это не произвело ни малейшего впечатления.

– Какая редкость, Розабелла! Ты снова хочешь убедить себя в том, что твои желания совпадают с твоими обязанностями?

Наступило молчание. Розабелла Ордуэй пыталась взять себя в руки. Ни к чему рыдать – от этого ей делается только хуже, не говоря уже о том, что джентльмена, стоявшего перед ней, раздражает подобное проявление слабости. Джайлс Стантон был суровым и непреклонным человеком. Она сделала для храбрости глубокий вдох и сказала:

– Джайлс, моя сестра живет в Темперли одна с больным отцом. Я хочу побыть с ними на Рождество. Что в этом неразумного?

– Понятно. Сейчас в Лондоне довольно скучно, да и этикет требует, чтобы ты не появлялась в обществе во время траура!

– У меня нет желания бывать в обществе, Джайлс. Я просто хочу провести Рождество в Темперли.

– Какая преданность! Скажи, когда ты там была в последний раз?

Она закусила губу и отвернулась.

– Четыре года назад.

– Четыре года? А с тех пор как ты вышла за моего кузена и стала миссис Ордуэй? Твое теперешнее желание увидеть их выглядит не очень убедительно.

– Мы… мы один раз к ним ездили… Но возникли причины…

– Ну разумеется! – насмешливо воскликнул он. – Зачем же покидать обожающего тебя мужа, любящую свекровь и такой уютный дом, чтобы нанести визит затворнику отцу и сестре? Разве может ветхий и, скорее всего, продуваемый сквозняками особняк сравниться со всем этим великолепием?

Он обвел глазами просторную гостиную. Огромные зеркала в золоченых рамах отражали обтянутые шелком стены, сверкающие канделябры и изящную французскую мебель. На столиках были расставлены табакерки и другие ценные безделушки – страстное увлечение Стивена.

Розабелла вздрогнула – она не любила эту комнату. Взглянув в зеркало напротив, она увидела свое отражение: эфемерное существо в траурном платье, почти незаметное рядом с высокой фигурой мужчины.

– Ну?

– Джайлс, почему вы так меня ненавидите? Вы отсутствовали четыре года, и что вы можете знать? – Она старалась сохранять спокойствие, однако голос у нес задрожал и готов был сорваться на крик. Она крепко сжала руки, чтобы унять дрожь, так как успела понять: любое проявление чувств вызывает у Джайлса презрение. Ей надо уехать. Надо! Она очень любит тетю Лауру, но ей необходимо самой прийти в себя, обрести физические и душевные силы.

– К чему эта театральность, Розабелла? Я вовсе не «ненавижу» тебя. Не доверяю – это точнее. Любому глупцу ясно, почему ты хочешь сейчас уехать из Лондона. Прошло два месяца, как я тебя узнал. За это время я не заметил ни единого признака скорби по моему кузену. Странно ожидать, что ты останешься только из-за тети Лауры. Теперь, когда для тебя недоступны все эти рауты, балы и легкомысленное времяпрепровождение, ты скучаешь. Хоть раз в жизни заплатишь за свое содержание!

– Я не понимаю, почему вы такого обо мне мнения!

– Леди Ордуэй приняла тебя в семью и воспитала как собственную дочь…

– Джайлс, она моя крестная! Когда мама умерла…

– Она взяла тебя к себе. – продолжал неумолимый Джайлс, – и ты быстро поняла, как обвести ее вокруг пальца. Ты настолько пленила леди Ордуэй, что она позволила тебе выйти замуж за своего единственного сына, к тому же не достигшего совершеннолетия. Твоя торопливость меня не удивляет – Стивен всегда был непостоянен в своих чувствах, и ты вполне могла сомневаться в том, долго ли он будет к тебе привязан. Каким же ударом для тебя стала его смерть – ведь он так и не успел унаследовать состояние!

Уязвленная Розабелла была вынуждена ответить:

– Предположить такое – просто безумие! Я была так же молода, как и Стивен. А опыта у меня еще меньше, чем у него… – Она внезапно замолкла, вспомнив, что поклялась никому не говорить об определенных вещах.

Не обращая внимания на ее слова, Джайлс желчно продолжил:

– Ты не смогла выполнить условия сделки.

– Сделки?

– Да, Розабелла. Беззаботная жизнь в достатке в обмен на верность и хотя бы видимую привязанность к моему кузену. Но ты и на это оказалась неспособна!

– Что… что вы имеете в виду? – запинаясь, проговорила она.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Стивен был всего лишь мальчишкой – добродушным, болезненным и доверчивым. Ты предала его и в конце концов довела до смерти. Не качай головой, Розабелла. У меня есть доказательство.

– Не может этого быть!

– В Лондоне я отсутствовал, но у меня есть письма кузена. Твое вероломное поведение разбило ему сердце. Он был вполне откровенен.

– Какое «вероломное поведение»? С кем? Я не разбивала ему сердце! – вне себя закричала Розабелла.

– А имя Селдер ничего тебе не говорит? Ага! Вижу, что говорит.

– Но это… не то, что вы предполагаете! – Розабелла замолчала – у нее не было сил продолжать. Какой смысл все отрицать? Стивен извратил факты в свою пользу. Он всегда умел располагать к себе людей. Ей же никто не поверит… за исключением тети Лауры, но та находится в таком состоянии, что невозможно сказать ей правду о единственном сыне. Оставив попытки оправдаться, Розабелла обреченно произнесла: – Вы неправы, Джайлс, но я не в силах вас переубедить. И я не понимаю, почему вы хотите, чтобы я оставалась здесь. Разве не лучше для всех, если я уеду в Темперли и поживу там?

– Ну, нет! Не сомневаюсь, что тебе очень хочется сбежать туда, хотя непонятно, на что ты собираешься там жить. С трудом верится, что после стольких лет твой отец захочет тебя содержать. Нет, в Темперли ты не поедешь – ты необходима здесь. Моей тетке нужна заботливая компаньонка, а в тебе, кажется, осталась капля доброты по отношению к свекрови…

– Я люблю тетю Лауру! – с жаром воскликнула Розабелла. – Она была моей крестной задолго до того, как стала свекровью. Я никогда не забуду ее доброты!

– Прекрасно сказано, Розабелла! Вот и живи согласно этим словам, – спокойно ответил Джайлс. – Оставайся в Лондоне и ухаживай за моей теткой, пока она не оправится от потери Стивена. Ты также будешь следить за хозяйством, но эта забота не обременительна: в доме достаточно слуг.

– Да вы же не любите меня и не доверяете мне! Вы сами это сказали.

– Для того чтобы человек был мне полезен, необязательно его любить. Но я позабочусь, чтобы за тобой приглядывали.

– Джайлс, я не смогу жить в обстановке подозрения, не смогу! – Розабелла почти прокричала это, но тут же, сделав глубокий вдох, взяла себя в руки.

– Полагаю, сможешь. Иначе, моя маленькая интриганка, я откажусь платить долги кузена. По-моему, не стоит тебе напоминать, что теперь это твои долги. Твои и тети Лауры. За столь короткую жизнь твой муж растратил поразительную сумму денег. Когда все будет выплачено кредиторам, ты останешься бедной вдовушкой, моя милая. И тетя Лаура тоже призадумается: она, насколько я понял, поощряла ваше мотовство.

– Вы не посмеете! Вы обманываете меня!

– Кто ты такая, чтобы называть меня обманщиком? Поостерегись! – Казалось, вид трогательной хрупкой фигурки, сжимающей и разжимающей пальцы рук, с большими темно-голубыми глазами на бледном лице, лишь усиливал его гнев. – Я не попадусь на твои уловки, Розабелла, так что зря стараешься. Господи, ты получила то, что заслужила! У Стивена было очень много денег, да и тете Лауре мой дядя оставил немаленькую часть наследства. Я два месяца потратил на выяснение, куда все ушло, а ты упорно не хотела мне помочь.

– Я не знаю, на что ушли деньги, – еле слышно ответила она.

– Что? Вы не делали пожертвований беднякам? – язвительно произнес Джайлс. – И не помогали твоей семье, живущей в бедности? Я ожидал услышать что-то более вразумительное, чем «я не знаю»…

Розабелла прикрыла глаза. Все происходящее сейчас было продолжением кошмара последних нескольких лет. Ей оставалось одно – не обращать внимания на его злобу и попытаться хоть как-то уцелеть.

– А… если я останусь? Где будете вы? Снова уедете за границу?

– Ненадолго, дорогая! – Джайлс мрачно усмехнулся. – Не рассчитывай на мое длительное отсутствие! Я уезжаю на следующей неделе во Францию, но скоро вернусь. Я не собираюсь надолго оставлять тетю Лауру и состояние Ордуэев в твоих жадных ручонках.

Розабеллу пробрала дрожь с головы до ног. Ей всегда было трудно мириться с недоброжелательностью и грубостью. Она старалась угодить людям, стремилась к любви, искала защиты, а этот человек, с резким голосом и желчной презрительностью, пугал ее, как никто другой… даже больше Стивена.

Конечно, нервы у нее совсем расшатались. Особенно с приездом Джайлса Стантона. Он прибыл, уверенный в ее вине, и она пока не смогла его в этом переубедить.

Розабелла села и закрыла лицо руками. Она чувствовала, что больна. Но куда ей обратиться за помощью или просто за пониманием? Она должна уехать, хоть на какое-то время. Ее охватила паника, и она начала задыхаться. Успокойся, приказала она себе, не смей терять самообладание!

– Джайлс! Я буду ухаживать за тетей Лаурой. Я сделала бы это и без ваших угроз. Но… мне необходимо немного времени уделить себе. Я вовсе не стремлюсь к развлечениям и веселью. Мне нужно всего лишь поехать в Темперли, чтобы навестить мою семью.

Джайлс почувствовал новый прилив раздражения. Непонятно, что нашли в этом бледном, нервном существе его тетка и Стивен? Но она, должно быть, непревзойденная актриса. Как изображает беззащитность! Не знай он всего, вполне мог бы попасться ей на удочку. Несомненно, эта миссис Ордуэн водила за нос его несчастного кузена. И других тоже, если верить тому, что писал Стивен. Что ж, скоро она узнает, что встретила достойного противника!

Однако ему, похоже, придется разрешить ей навестить семью.

– Ты сможешь поехать на месяц, – внезапно сказал он, – но только позже. Сейчас в твоей помощи нуждается тетя Лаура, а не родные в Темперли. К тому же следующие три-четыре месяца до того, как герцог вернется в Англию, я должен быть в Париже. Полагаю, что освобожусь только к Пасхе. Если к тому времени тете Лауре станет лучше, ты отправишься в Беркшир.[1]

– Но…

– Это мое последнее слово, Розабелла! И не рассчитывай задержаться там больше, чем на месяц. Если не вернешься вовремя – жди кредиторов у ворот Темперли.

Розабелла склонила голову. Что случилось с ее характером? В былые дни она нашлась бы что ответить. Теперь же может лишь молчать и трепетать от сознания того, что приходится скрывать. Продержится ли она до Пасхи? Придется. Джайлс прав в одном: тетю Лауру нельзя оставить. Раз он будет отсутствовать, ей по крайней мере удастся немного успокоиться.

– Спасибо, Джайлс, – сказала она.

– Не надо меня благодарить – я делаю это не для того, чтобы тебя порадовать. Я все же добьюсь, чтобы ты заплатила свой долг моей семье.

Розабелла поторопилась выйти из гостиной. Перед спальней крестной она остановилась. Четыре долгих месяца до Пасхи! Вынесет ли она? Но все мысли о бегстве улетучились, едва Розабелла переступила порог слабо освещенной комнаты. Как она могла помышлять оставить крестную, которая выглядела такой старой и больной? Конечно, она должна остаться до тех пор, пока та не поправится. Леди Ордуэй открыла глаза и сонно произнесла:

– Это ты, Стивен?

Розабелла взяла со стола стакан.

– Нет, тетя Лаура. Стивен не может сейчас прийти. Это Розабелла. Вас приподнять, чтобы вы выпили это?

– Розабелла! – На лице больной появилась улыбка. – Который час?

– Два часа. Снова пошел снег.

– Уже два? Так поздно…

– Вы спали все утро.

– Я подумала, что это пришел Стивен. – Леди Ордуэй отвернулась. – Какая я глупая. Стивен умер. Как давно? Уже шесть месяцев?

– Семь, тетя Лаура, – тихо сказала Розабелла.

– Джайлс здесь?

– Он, кажется, собирался уйти. Вы хотите его видеть?

– Не сейчас. Я знаю, он вскоре должен вернуться в Париж, но у него и в Лондоне много дел, связанных с поместьем. Адвокаты и прочее… Теперь вес принадлежит ему. Он должен был стать наследником в случае, если у Стивена не будет детей. А у Стивена их не было.

– Нет. – В голосе Розабеллы прозвучали боль и отвращение. В их со Стивеном жизни не могло быть и намека на то, что появится ребенок.

– Прости, мне не нужно было это говорить, – разволновалась леди Ордуэй. Она теребила пальцами одеяло, слезы катились у нее по щекам.

Розабелла погладила ее трясущиеся руки.

– Выпейте еще лекарство.

Леди Ордуэй сделала пару глотков и откинулась на подушки.