Бертрис Смолл - Розамунда, любовница короля

— Да, ей нужно полностью восстановить силы, — поддержала его Мейбл.

Жизнь покатилась по привычной колее. Поля были вспаханы и засеяны. Овощи посажены. Травы поднялись из-под прошлогодней соломы. Весна вступила в свои права.

Сады зацвели, и бело-розовые облака разливали в воздухе слабый, но сладостный запах. Никогда еще Розамунда не видела такой красоты.

Из Оттерли приехал Генри Болтон, притворившись, что скорбит об их несчастье, и предлагая брак между своим старшим сыном и Филиппой.

— Я пока еще не думал о свадьбах дочерей, — заявил Оуэн, — но когда настанет время, поищу женихов в других семьях. Приток свежей крови улучшает породу. Найди другую суженую для своего парнишки. Моих тебе не видать.

Поникший Генри поспешил уехать.

— Кажется, он наконец признал поражение, — заметила Розамунда, глядя ему вслед. — Вот уж не думала, что он откажется от мысли завладеть Фрайарсгейтом, но на этот раз он все понял.

— Несчастный, сломленный человек, — добавил Оуэн. — Распутное поведение жены его добило. Будь он в самом деле храбрецом, вышвырнул бы ее из дома. Но он — жалкий трус, как все наглецы, любящие издеваться над теми, кто слабее.

На какой-то момент Розамунде даже стало жаль Болтона. Он всегда считал себя неизмеримо выше единокровных братьев и презирал их за незаконное происхождение. Теперь же был вынужден смириться с неверностью жены и признать двух ее бастардов. Да и что ему оставалось делать?

Публично объявить себя рогоносцем? Нет, этого Генри вынести не мог. Поэтому стиснул зубы и смирился с тем, чего нельзя было изменить.

Теперь, когда в Англии правил Генрих VIII, новости приходили чаще, тем более что погода стояла теплая. По всем дорогам разгуливали бродячие торговцы, которые, слыша о богатом поместье, частенько туда заглядывали.

Супруги узнали, что король с королевой были коронованы двадцать четвертого июня, на Иванов день, в Вестминстерском аббатстве. Королевская чета прибыла на барке из Гринвича двадцать второго числа и по обычаю поселилась в лондонском Тауэре. Повсюду устраивались пышные празднества. Молодой король в богатом одеянии был поистине великолепен.

Снова пришло время жатвы, и на этот раз урожай был на редкость обилен. Амбары ломились от зерна, а фрукты собирали целыми бушелями. Оуэн принимал в сборе яблок и груш самое живое участие. По какой-то причине, которую Розамунда никогда не понимала, он обожал взбираться на верхушки деревьев и срывать оттуда плоды, до которых никто не мог дотянуться. Он сбрасывал их вниз поджидавшим под деревьями женщинам. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, как спуститься в подвал глубокой зимой и вернуться с сочным яблоком или грушей. Он частенько твердил Розамунде, что лежащие сверху плоды и есть те, которые он снял с самых верхних веток. Потом он с довольной улыбкой съедал фрукт.

Вот и в тот день, пока Розамунда подшивала подол нового платья Филиппы, он отправился в сад. Через некоторое время в зал вбежал Эдмунд. Она подняла глаза и улыбнулась в знак приветствия, вдруг подумав, что Эдмунд состарился прямо на глазах.

— Розамунда, — выдавил он.

— Что?

И тут она заметила Мейбл, стоявшую за спиной мужа.

— Розамунда, — повторил он и, к ее величайшему изумлению, разрыдался, как ребенок, громко всхлипывая и шмыгая носом.

— Иисус Мария! — оттолкнула Мейбл мужа.

Уж эти мужчины! Способны дать слабину в самый ответственный момент.

— Случилась беда, — начала она.

Розамунда вскочила. Крохотное платьице свалилось на пол.

— Оуэн?

Единственное слово камнем упало в тишину. Мейбл набрала в грудь воздуха.

— Он мертв.

— Мертв?!

Розамунда уставилась на нее, как на сумасшедшую.

— Мертв?!

— Упал с дерева, девочка. Сломал шею. Умер в ту же минуту, как ударился о землю, — выдохнула Мейбл, стараясь сдержать слезы.

Розамунда испустила крик, такой жалобный и пронзительный, что собаки завыли, а обе кошки забрались под стол.

Ее девочка на грани безумия. Собственный муж рыдает, как женщина!

Мейбл выступила вперед. Слезы лились по обветренному лицу. Но она взяла себя в руки и отвесила Розамунде звонкую пощечину.

— Приди в себя, девчонка! — свирепо прошипела она. — Помни, ты госпожа Фрайарсгейта. Тут уж ничего не поделаешь. Придется смириться. Знаю, как тебе тяжело, но ничего не изменить. Вспомни, с каким достоинством переносила свои несчастья королева, и последуй ее примеру.

Янтарные глаза Розамунды наконец обрели осмысленное выражение. При виде мужчин, несших на доске тело, она невольно схватилась за горло и глубоко вздохнула, чтобы прояснить голову.

— Эдмунд, прекрати плакать и поговори с плотником.

Пусть гроб доставят еще до заката. Моего господина нужно похоронить как подобает. Кто-нибудь, сходите за отцом Матой. Энни, немедленно приведи моих дочерей в зал. Они должны знать, что произошло с их отцом.

Она подошла ближе к телу мужа и велела работникам:

— Положите его на высокий стол.

Оуэн выглядел так странно: голова повернута под неестественным углом, на лице удивленное выражение.

Розамунда отвернулась, чувствуя ужасную слабость, оперлась на стул и тяжело села.

— О Боже, — прошептала она, наконец сумев заплакать.

Энни привела девочек. Филиппа и Бэнон держались за руки. Маленькую Бесси несла служанка. Филиппа немедленно воззрилась на стол, но младшие девочки не заметили ничего, кроме того, что их мать плачет. Розамунда протянула им руки.

— Что такое с папой? — спросила Филиппа.

— Случилось несчастье. Папа упал с дерева, — всхлипнула Розамунда. — Теперь он ушел к ангелам.

Довольно жалкое объяснение, но лучшего она не смогла придумать.

Слуги принесли теплую воду. Раздев погибшего, Розамунда обмыла его и переодела в красивый бархатный костюм, в котором он венчался. Саван не понадобился. Оуэну Мередиту подвязали подбородок полотняной лентой. Два круглых медных пенни лежали на веках. Розамунда наклонилась, поцеловала холодные губы и попросила положить мужа в гроб, по четырем углам которого поместились напольные канделябры. Свечи будут гореть до того времени, когда придет пора погребения. Крышка гроба наполовину закрыла тело Оуэна. Вошедший отец Мата рассыпал по ней охапку полевых цветов. Из церкви принесли два аналоя.

Святой отец и госпожа Фрайарсгейта преклонили колени и молились до самого ужина. Розамунда села за стол. Аппетита не было, но она с облегчением заметила, что Филиппа увлеченно жует. Бэнон и Бесси покормили в детской. После ужина мать с дочерью встали на колени и долго молились под неусыпными взглядами священника, Эдмунда и Мейбл.

Наконец Филиппу унесли в постель, но Розамунда отказалась идти.

— Я останусь здесь, со своим господином, — бесстрастным голосом промолвила она.

Остальные трое договорились, что будут молиться по очереди. Первым был отец Мата. Он отослал супругов спать, а сам встал на колени рядом с Розамундой. Ночь была долгой, вскоре похолодало, впервые за несколько месяцев. Священник пробыл у гроба почти всю ночь и уступил место Эдмунду, только когда тот под утро вернулся в зал и упрекнул его за упрямство.

— Уже почти рассвет. Вы должны готовиться к мессе, — твердил Эдмунд.

— А когда назначить заупокойную службу? — спросил священник. — Сегодня?

— Нет, — услышали они голос Розамунды. — Завтра днем. Пусть все успеют попрощаться с моим Оуэном.

Она слабо улыбнулась дяде.

— Я не бедная безумная Хуана, Эдмунд, и согласна предать земле тело моего мужа. Оуэн ушел от нас. То, что мы видим, — всего лишь смертные останки. Душа его с Господом.

— Ты хочешь уведомить Генри и Ричарда? — обронил Эдмунд.

— Пошлите в аббатство Святого Катберта, к дяде, но не в Оттерли. Генри и без того скоро прослышит о случившемся, а я не в том состоянии, чтобы обсуждать сейчас преимущества брака с его сыном. Вряд ли я вообще выйду замуж. У Фрайарсгейта есть три наследницы, а этого более чем достаточно.

Эдмунд кивнул:

— Я сам отправлюсь в аббатство.

— Спасибо, — вымолвила она, снова оборачиваясь к гробу.

К вечеру приехал Ричард Болтон и незамедлительно взялся за племянницу, настояв, чтобы та поспала несколько часов, перед тем как возобновить бдение у гроба мужа.

— Какая польза будет дочерям, если ты заболеешь? — урезонивал он. — Не хочешь же ты, чтобы они попали в нежные руки Генри?

Она подчинилась, но вечером снова спустилась в зал, чтобы провести рядом с телом мужа последнюю ночь. В день похорон она немного вздремнула с утра, а потом в траурном платье вместе с одетыми в черное дочерьми присутствовала на похоронной службе. В маленькой церкви было полно народу. Многие плакали, а при виде Розамунды, сопровождавшей гроб на церковное кладбище, всхлипывания перешли в громкие рыдания. Сама госпожа не сдержала слез, когда гроб опускали в могилу, но едва на крышку упала последняя горсть земли, она, к ужасу присутствующих, потеряла сознание.

Ее отнесли в зал, где долго пытались привести в чувство, поднося к носу жженые перья. Открыв глаза, она оглядела взволнованные лица.

— Со мной все хорошо… — заверила она.

— Ты донельзя измучена, — отрезала Мейбл, — и на ногах не стоишь.

— Тебе следует лечь в постель, племянница.

— Только после поминального пира, — твердо заявила она. — Это мой хозяйский долг перед жителями Фрайарсгейта.

С ней не спорили, но когда ее и детей уложили в постель, Ричард и Эдмунд вместе с Мейбл и отцом Матой долго совещались в зале.

— Он не оставил завещания, — тревожился Ричард.

— Мы должны позаботиться о том, чтобы защитить ее от Генри и его сыновей, — вмешался Эдмунд. — Боюсь, дело дойдет до убийства, если Генри снова попытается захватить Фрайарсгейт. Он ни перед чем не остановится.

— В таком случае нужно составить завещание, — решил Ричард Болтон. — Генри не знает почерка Оуэна. Мы напишем то, чего наверняка хотел бы Оуэн для жены и детей, а ты… — он взглянул на отца Мату, — ты подпишешься именем Оуэна.

— Я?! — ахнул священник.

— Мы напишем, что Розамунде поручается следить за поместьем и дочерьми, а нам с тобой, в свою очередь, доверено приглядывать за ней. В случае нашей смерти она и ее дети становятся подопечными короля.

— Я должен подписаться за сэра Оуэна.? — повторил отец Мата.

— Да, — кивнул Ричард. — Я составлю документ от его имени, ты подпишешь и исповедуешься мне в своем грехе.

Я, разумеется, дам тебе отпущение. Мата.

Он лукаво подмигнул.

— Что ж, — заметил отец Мата, — давайте сейчас и приступим. Генри Болтон уже успел узнать о несчастье и самое большее послезавтра явится сюда. Еще нужно втереть грязь в пергамент, чтобы его состарить.

— Состарить? — недоуменно повторил Эдмунд.

— Не хочешь же ты, чтобы он казался совсем новеньким? — серьезно пояснил отец Мата. — Грязь придаст ему вид старого. Но может, у нас есть уже использованный пергамент? Это немало бы нам помогло.

Теперь уже он ухмылялся.

Ричард Болтон кивнул. На его тонких губах играла улыбка.

— Я предвижу твою блестящую церковную карьеру, Мата, — сухо заметил он, — Начнем, пожалуй.

Король и королева наслаждались редкими мгновениями уединения в своих покоях. И хотя за дверью стояла стража, а в комнате рядом со спальней неустанно щебетали фрейлины, Екатерина и Генрих наконец-то смогли побыть вдвоем, пусть и недолго. Король искренне любил и почитал жену, но не мог устоять против хорошенького личика и острого ума и, несмотря на статус человека женатого, не отказывал себе в удовольствиях на стороне Но королева до сего времени не подозревала о его похождениях Король опасался расстраивать жену, зная ее деликатность и чувствительность.

Она уже потеряла одно дитя Поэтому он взял за правило проводить с Кейт полчаса каждый день. Она, благослови ее Господь, была рада уже тому, что муж рядом.

— Ты помнишь Розамунду Болтон из Фрайарсгейта? — спросила она мужа. На коленях ее лежал развернутый пергамент.

Король задумчиво нахмурил широкий лоб.

Еще бы ему не помнить ее!

Он жаждал уложить ее в постель, но какой-то чертов рыцарь из окружения отца не вовремя вмешался, успев к тому же прочесть принцу лекцию о недопустимости подобных поступков.

— Вряд ли, — ответил Генрих. — Кто она?

— Розамунда недолгое время пробыла при дворе, — пояснила Кейт. — Наследница из Камбрии Подопечная твоего отца.

— У моего отца было много подопечных, — ответил король.

Но ни одной с такими округлыми грудками и влажными янтарными глазами.

— Она была любимицей твоей сестры, до того как Маргарет уехала в Шотландию, — настаивала королева. — Твои сестра и бабушка убедили короля отдать ее в жены сэру Оуэну Мередиту. Они обручились при дворе и отправились на север в составе свадебного поезда Маргарет, но, не доезжая до Шотландии, свернули на дорогу, ведущую к их имению.