— Погребение состоится на закате, — твердо ответила Розамунда. — Арендаторы хотят оказать Хью последние почести и поэтому с самого рассвета приходят в дом.

Она говорила медленно и размеренно, хотя сердце трепыхалось, как пойманная птичка. Она просто сбежит, прежде чем позволит Генри Болтону разлучить ее с Фрайарсгейтом.

Но Розамунда доверяла Эдмунду так же беззаветно, как Хью, упокой Господь его безгрешную душу.

— Если хочешь опустить его в землю вечером, мне придется остаться еще на одну ночь, — пожаловался Генри.

— Хью Кэбот был мне хорошим супругом, а здешним обитателям — добрым хозяином, дядюшка. И поэтому заслуживает достойных похорон. Я не позволю наспех бросить его в яму и засыпать землей только потому, что это устраивает тебя и твое отродье, — резко бросила Розамунда. Она была бледна как смерть. Под глазами темнели круги.

— О, как знаешь, — мрачно буркнул Генри. — Совсем неплохо провести еще одну ночь вдали от Мейвис и ее постоянного нытья. Но утром мы уезжаем, Розамунда.

— Вряд ли я смогу так быстро собраться, — запротестовала она. — Кроме того, завтра утром священник прочтет завещание Хью.

— Его завещание ничего не изменит, племянница, — злобно пропыхтел Генри с таким негодующим видом, что мясистые щеки затряслись.

— Он был моим супругом и имел на меня все права. Я должна повиноваться его последним желаниям, каковы бы они ни были, — мило улыбнулась Розамунда.

— Его желания совершенно не важны. Я твой ближайший родственник. С этой минуты ты — моя подопечная, каковой была всегда, со смерти твоих родителей. Закон, Божий и человеческий, гласит, что ты должна повиноваться моим приказам, и я ничего не желаю больше слышать!

Генри потянулся к чаше с вином и, выпив содержимое одним глотком, стукнул чашей о столешницу.

— Ты поняла меня, племянница? Я твой хозяин, и никто другой.

— Последняя воля моего мужа будет исполнена, — решительно заявила Розамунда и, повернувшись, покинула зал.

— Дрянная сучонка! — прошипел Генри. — Придется пороть ее кнутом каждый день, пока ее дьявольская гордость не будет сломлена. Ну а потом я буду драть ее дважды в неделю, чтобы не забывала, в чьих руках ее судьба. Да, девчонке нужна твердая рука и неуклонная дисциплина. Все это она получит в моем доме.

Кроме того, он заметил, что у нее растут груди. Это означает, что ее связь с луной прерывается ежемесячно. Нельзя с нее глаз спускать, иначе она опозорит семью. Она должна оставаться девственницей до тех пор, пока Генри не сможет ее объездить!

Он намеревался положить сына в постель к племяннице, когда ему исполнится двенадцать. Розамунде к тому времени будет двадцать. Ничего, он раздобудет пояс целомудрия и наденет на племянницу, чтобы не беспокоиться о ее добродетели. Именно его внук унаследует Фрайарсгейт, иного он не допустит.

Он хмуро уставился на слугу, стоявшего рядом, и тот поспешил налить ему вина. Генри Болтон выпил, рыгнул и, поднявшись, взглянул на тело Хью Кэбота.

Жители Фрайарсгейта один за другим длинной цепочкой проходили мимо гроба. Лица у всех были грустными, многие, не скрываясь, плакали. О чем они рыдают? Хью Кэбот был чужаком и женился на Розамунде, чтобы сберечь Фрайарсгейт для Генри. Вероятно, он распустил здешних обитателей. Они скорбят по нему, потому что боятся нового строгого хозяина, только и всего.

К удивлению Генри Болтона, оказалось, что погребальную службу справляет его единокровный брат Ричард.

— Почему это вдруг послали за тобой? — грубо спросил он. — Где отец Бернард?

— И тебе добрый день. Генри, — усмехнулся Ричард Болтон. — Бедный старый Бернард умер три года назад, и с тех пор здесь нет постоянного священника. Эдмунд позвал меня похоронить Хью.

Священник проницательно оглядел младшего брата:

— А ты все толстеешь? Слишком много вина и еды вредно для человека.

Сам Ричард был высоким, стройным, с худощавым, благородным лицом аскета. Черная сутана, подпоясанная белым поясом, смотрелась на нем так же элегантно, как придворное платье.

— Давай лучше похороним Кэбота без лишнего шума и суеты, — огрызнулся Генри. — Я должен уехать завтра и забираю с собой Розамунду.

— Ты не можешь уехать, пока я не зачитаю завещание Хью, — спокойно возразил Ричард и, кивком показав на племянника, осведомился:

— Это твой сын?

Генри Болтон-младший увлеченно сосал палец. Отец ударил его по руке и подтолкнул вперед:

— Это брат Ричард, новый священник.

— Видели, какое владение? Это мое! — объявил мальчишка вместо приветствия. — Старик помер, и теперь все достанется мне, только жена, которую выбрал отец, очень противная. Дерзкая такая и все время злится на меня. Вы должны сказать, что она непременно отправится в ад, если не будет уважать мужа. Мой отец говорит, что я должен стать ее господином и повелителем.

Ричард Болтон проглотил неуместный смех, едва не сорвавшийся с губ. Серо-голубые глаза лукаво блеснули при виде досадливо хмурившегося брата.

— В самом деле? — обронил он как мог серьезнее. Генри наградил наследника подзатыльником, и парнишка взвыл от неожиданности. Слезы полились по грязным щекам.

— У тебя есть завещание? — допытывался Генри. — И что там говорится? Правда, какое это имеет значение, если Розамунда принадлежит мне и я могу делать с ней все, что пожелаю.

— Завещание будет оглашено после поминального пира, как полагается по обычаю, — ответил святой отец.

— О, если так уж угодно, можешь делать из этого великую тайну, но это ничего не изменит, — раздраженно отмахнулся Генри и, повернувшись к сыну, рявкнул:

— Да прекрати ты свое нытье!

* * *

Хью Кэбота похоронили на склоне холма с видом на долину. Розамунда поцеловала холодные губы, прежде чем в крышку гроба заколотили первый гвоздь, и долго плакала по прекрасному человеку, все эти годы заменявшему ей отца. После того как могилу зарыли, она постояла еще немного, глядя, как солнце опускается за зеленые холмы, а потом вернулась в дом, чтобы проследить за приготовлениями к поминальному пиру. Трое ее дядьев уже сидели за столом. Какой контраст между благородными лицами Эдмунда и Ричарда и жирной недовольной физиономией Генри. Маленькие глазки беспрестанно шарили по залу, словно их владелец мысленно составлял опись находившихся здесь вещей.

Розамунда села между ним и кузеном.

Ужин получился сытным и обильным и наверняка понравился бы Хью. Сначала подали лососину. Розовая плоть была усыпана шариками редкого зеленого перца. За рыбой последовали жареная оленина и пирог с оленьим мясом. А слуги все вносили новые блюда: кролика, гуся и утку под различными соусами, тушеный салат и крошечные вареные луковки, свежие хлеб, масло и сыр. На десерт кухарка приготовила последние зимние яблоки, печенные с корицей и политые густыми сливками. Вина и эля было в достатке, и на все столы подавалась одинаковая еда, к великому удовольствию тех, кто сидел «ниже соли» и не ожидал ничего большего, кроме густой похлебки и кроличьего рагу.

Когда посуду унесли, Генри Болтон нетерпеливо заметил:

— Итак, святой отец, что там насчет завещания? Не то чтобы оно что-то значило, но формальности должны быть соблюдены, ради буквы закона. — Он нагло развалился в кресле. — Помни, я желаю уехать рано утром.

— Так оно и будет, братец Генри, — кивнул Ричард. — Хью Кэбот написал завещание собственноручно и дал мне копию.

Он высоко поднял свиток, давая рассмотреть его всем присутствующим в зале, сломал печать и медленно развернул.

— «Я, Хью Кэбот, — начал он, — объявляю свою последнюю волю. На этой земле у меня лишь одно владение — моя возлюбленная жена Розамунда Болтон. Поэтому я отдаю ее под присмотр и защиту своего друга и суверена Генриха Тюдора, короля Англии. Это мое последнее желание, и пусть Господь сжалится над моей душой. Аминь». Подписано в первый день марта в год тысяча пятьсот второй от Рождества Спасителя нашего.

В зале воцарилась мертвая тишина. Первым опомнился Генри Болтон.

— И какого черта все это значит? — взорвался он. — Я опекун Розамунды, как ближайший родственник по мужской линии.

— Нет, братец Генри, ты не ее опекун, — покачал головой Ричард. — И больше никогда им не будешь. Хью Кэбот, как законный муж Розамунды и ее повелитель в то время, когда писалось завещание, отдал свою вдову под покровительство самого короля. И ты ничего не сможешь с этим поделать. Вторая копия завещания была послана королю, и тот соизволил ответить, что посылает своего человека взять Розамунду под защиту. Ты больше над ней не властен.

— Это заговор против меня! — завопил Генри. — Вы не имеете права! Я сам поеду к королю и пожалуюсь! Хью Кэбот был мужем Розамунды только благодаря мне! Я выбрал его, чтобы он берег Фрайарсгейт.

— Берег? Для кого именно? — неожиданно вмешалась Розамунда. — Всю свою жизнь ты мечтал об этом поместье, дядя, но оно принадлежит мне. Я не умерла вместе с родителями и братом и, благодарение Богу, выросла здоровой и сильной. Фрайарсгейт мой, а не твой, и на то воля Божья. Я рада, что Хью сделал это ради меня. При мысли о том, что я снова попаду под твою нежную руку, меня дрожь брала.

— Поосторожнее, девчонка, помни, с кем говоришь, — предупредил Генри. — Когда я объясню королю, как все было, он снова отдаст тебя мне, и тогда, Розамунда, ты усвоишь все, чему не научил тебя покойный муж. Ты научишься повиновению. Скромности. Добродетели молчания в присутствии старших. — Его лицо снова налилось кровью и выглядело почти устрашающе. Светло-голубые глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. — Это завещание незаконно! Я не допущу!

— У тебя нет выбора, — тихо пояснил Ричард.

— Но почему король оказывает такую милость Хью Кэботу? Младший сын в семье, без денег и титула, солдат, бродяга и, наконец, благодаря моей покойной жене Агнес, упокой Господи ее душу… — Генри благочестиво перекрестился, — немногим больше чем слуга в доме ее брата. Король не может удостаивать своей дружбой такого человека!

— Ах, добрые господа, но так оно и есть, — раздался голос с дальнего конца зала. На ступеньках стоял высокий незнакомец в дорожном плаще, шляпе и перчатках. — Я сэр Оуэн Мередит, — представился он, снимая перчатки и направляясь к высокому столу, — и был послан сюда его величеством королем, чтобы рассмотреть дело Розамунды Болтон и решить вопрос о наследстве.

На ходу он отдал шляпу, перчатки и плащ слуге. Другой слуга поспешил поднести ему кубок вина.

— Кто из вас Хью Кэбот? — властно осведомился сэр Мередит.

— Мой муж вчера скончался, сэр, — ответила Розамунда. — Вы попали на поминальный пир. Правда, мы уже поужинали, но, позвольте, я прикажу принести вам еды. Вы наверняка проголодались после длительного путешествия.

— Мы много дней были в дороге, — кивнул рыцарь, подумав, что видит перед собой необычайно хорошенькую девушку, правда, почти ребенка, но исполненную достоинства и хорошо воспитанную. — Я ничего не ел с самого утра и, разумеется, по достоинству оценил бы хороший ужин.

Он с первого взгляда понравился Розамунде, тем более что природа наделила его такими же исполненными благородства чертами, как у Хью и ее старших дядьев. Очевидно, он не из праздных людей, ибо кожа приобрела бронзовый оттенок, а в уголках глаз прятались крошечные морщинки. Но он стоял слишком далеко, так что она не могла увидеть, какого цвета у него глаза. Она заметила только небольшую ямочку. Розамунде он показался очень красивым.

— Прошу вас к столу, сэр. Садитесь с нами, — гостеприимно пригласила она и, поспешно столкнув своего кузена со скамьи, прошипела:

— Поднимайся, маленькая жаба, и уступи место человеку короля!

Мальчишка открыл было рот, чтобы запротестовать, но при одном взгляде на Розамунду поспешно стиснул зубы и вскочил.

— Спасибо, кузен, — медоточиво пробормотала Розамунда.

Если сэр Оуэн и заметил эту маленькую сценку, то не подал виду. Ему принесли тарелку с горячим ужином, и он стал есть, а хозяева учтиво ждали, пока гость насытится.

Слуги проворно наполняли его кубок. Наконец он вытер хлебом остатки подливки и выпрямился, впервые за последние две недели чувствуя, что согрелся.

— Итак, сэр, что привело вас сюда? — грубо спросил Генри Болтон.

Но, к его удивлению, сэр Оуэн обратился прямо к Розамунде:

— Миледи, ваш покойный муж, сэр Хью Кэбот…

— Сэр Хью? — расхохотался Генри. — Он не знатного рода, сэр Мередит. Может, вы попали не в тот дом?

— Сэр Хью был посвящен в рыцари на поле боя много лет назад. Он спас жизнь Эдмунда Тюдора, брата короля, когда ему самому было всего восемнадцать, — спокойно пояснил сэр Оуэн. Ему не нравился этот человек с жирной физиономией. Груб, невоспитан и заслуживает доброй трепки. Если бы не обстоятельства, он лично оттаскал бы нахала за уши!

— Это правда, — кивнул Эдмунд.

— Ты знал? — с недоверием прошипел Генри.

— Он был человеком скромным. И хотя его друг оказал Хью большую честь, даровав рыцарские шпоры, поскольку землю ему так и не пожаловали, он посчитал, что человеку его положения негоже пользоваться титулом, и поэтому не выпячивал напоказ свои доблести, хотя имел полное на это право. Так что наша племянница теперь леди Розамунда, — заключил Эдмунд, не сводя пристального взгляда с младшего брата.