Герцог встал — сухой, крепкий старик. Был в нем какой-то стальной стержень, который ничто не могло сломить. Роза снова вспомнила сокола. Что-то в этом человеке и его власти вызывало в ней отвращение. Роза в отчаянии отвернулась.

— Я следил за тобой, Роза, — тихо сказал он, — с тех пор, как дороги наших семей пересеклись. Ты умная женщина. Многие женщины, как по мне, — добавил он сухо, — таковыми не являются. Наверное, ты считала, что я был неправ, позволив Джорджу жениться на Долли. — Он жестом остановил ее возражения. — Без этого брака семья Долли, наследство Уильяма были бы уничтожены — слишком много поколений дураков. Сестры Долли удачно вышли замуж, но недостаточно удачно. У семьи Энн есть деньги, конечно, но есть также и сыновья. Ты не понимаешь, как старые английские семьи ведут дела, да я и не жду, что ты поймешь. Я сделал то, что посчитал нужным.

Этот человек был советником короля. Теперь он стоял в доме на Саут-Молтон-стрит, и от него исходило ощущение власти. Роза хотела отвернуться, таким сильным было ее отвращение к нему. Она стала неосторожной.

— Я находилась с Долли, когда она умирала в Александрии. Ей было очень больно, она была несчастна. Во многом из-за мужа, которого вы заставили жениться на ней, и из-за брата, вашего племянника, которого она любила всем сердцем.

Он слегка кивнул. Невозможно было определить, соглашается он или нет. Она хотела продолжить, чтобы он сбросил с себя эту холодную маску, но не сделала этого. Она вспомнила, как жужжали москиты в горячем воздухе Александрии. Розетта молча смотрела на него. Герцог не двинулся с места. Выражение его лица было непроницаемым. Наконец он издал нечто похожее на вздох.

— Дорогая моя… с этим покончено. Долли мертва. Что касается тебя… виконту, по всей видимости, нужен этот ребенок. Это девочка, она больна, но она… очевидно, — он снова посмотрел на Розетту, — ребенок семьи Фэллон. Они не позволят тебе оставить ее, как и закон. Что касается меня, — продолжал он холодным тоном, — то мне все равно, потому что мои дела с семьей Фэллон наконец, благодарение Богу, завершились. У Уильяма теперь есть сын, надеюсь, первый из многих. Родословная Торренсов теперь в такой же безопасности, как и их состояние, которое я… сохранил. Я понимаю, — он заметил, что девочка снова смотрит на него, — что вы с ребенком испытали многое. Я думаю, то, что вы сделали с мисс Горди, — исключительная авантюра. Но это заслуживает похвалы. Кажется… ты нравишься этому ребенку. Я хочу сделать предложение.

— Ваша милость, — выпалила Роза отчаянно, — Фэллоны разрушили жизнь одной девушки, вашей собственной племянницы! — Роза почувствовала, как Розетта напряглась. — Я не думаю, что Джордж желает ей добра. Я полагаю, — она прикусила губу, затем продолжила, — я полагаю, что Джордж убил бы ее, если бы обнаружил первым.

Лицо герцога оставалось таким же бесстрастным.

— Это серьезное обвинение.

— Ваша милость, брат Джорджа… мой усопший супруг… не погиб как герой. Этот ребенок является напоминанием об этом. Виконт, как вы понимаете, хочет стать частью… того круга, в который входите вы. Этот ребенок мешает его планам.

Роза отвернулась. Она все сказала. Ей было все равно. Когда она наконец снова посмотрела на герцога Хоуксфилда, то заметила, что он смотрит на нее снисходительно.

— Не думай, что мы не знали этого. — Слово мы включало мир, в котором он жил: короля, правительство, власть — Англию. — Ты же не думаешь, что кто-то вроде Джорджа Фэллона может стать настоящей частью мира, в котором я живу? Ребенок — это ничто.

Она ответила холодно, снова взяв Розетту на руки:

— Для меня она не «ничто», ваша милость. — Она продолжила, не в силах сдержаться: — Фэллонам нельзя позволить управлять жизнью еще одной девушки! Монастырь! Почему она должна закончить свои дни в монастыре? Если я… — она запнулась, потом тихо добавила, взглянув на девочку, — если я люблю ее.

— Боюсь, закон гласит, что у виконта есть права на эту девочку. Он может запереть ее в монастыре, если того желает. — Герцог внимательно посмотрел на Розу. — Но… в местах, — он кашлянул, — где закон не действует… у меня есть власть над семьей Фэллон. Я могу сделать так, что виконта не примут ни в одном аристократическом доме Лондона. Я хочу спросить, не желаете ли вы рассмотреть возможность нашего брака?

Роза взглянула на него, подумав, что ослышалась.

Он улыбнулся. Это была холодная улыбка, но все же улыбка.

— Вы бы изменили свое положение и положение девочки навсегда. Поскольку, я полагаю, вам не надо объяснять, что такое семья Хоуксфилд. Моя жена умерла несколько лет назад. У нас не было детей, но я не могу передать титул и поместье Уильяму, сыну сестры, потому что у меня есть младший брат, а у него есть сыновья. Поэтому наследство Уильяма было так важно для меня — его следовало спасти любой ценой. Теперь моя миссия завершена и семья Торренс в безопасности.

«А Долли мертва», — подумала Роза.

— Иногда я думаю, что мне нужна спутница. Как я говорил, я следил за вами какое-то время. Если вы выйдете за меня, то с юридической точки зрения сможете заменить Розетте мать. Я позабочусь об этом. Она вырастет в одной из самых славных семей Англии. Вы станете герцогиней Хоуксфилд, приближенной к августейшей фамилии. Стареющая королева будет рада компании такой молодой девушки, как вы. О Джордже можно будет забыть, уверяю вас, поскольку я виню его в смерти племянницы, и он узнает об этом. Если вы согласитесь на мое предложение, он передаст права опекуна мне, а таким образом и вам. Если он не захочет, чтобы его игнорировали в свете.

Роза молчала, но она почувствовала, что у нее дрожат руки. Она поняла, что герцог заметил это.

— Мы не будем жить с семьей Фэллон. Как я сказал, важное дело наконец завершено — наследство Уильяма в безопасности. До Лондона мне больше дела нет. Он стал таким пошлым местом. Я могу вернуться в Хоуксфилд-касл со спокойной душой, поскольку я выполнил долг так, как посчитал нужным. И… если вы окажете мне честь… я дам вам слово, что ребенок, — он взглянул на Розу, — официально станет моей дочерью. Я также даю вам слово, что она получит прекрасное образование. Вы бы этого хотели, я уверен. — Он пожал плечами. — Что же касается здоровья, то мы могли бы взять с собой в мое имение ее докторов, если в этом есть необходимость. — Роза все молчала. — С другой стороны, если вы не ощущаете сил принять мое предложение, вам придется попрощаться с ней.

Роза пролепетала что-то похожее на: «Ваша милость, это большая честь для меня».

Она посмотрела на его старое холодное лицо. В воздухе едва ощутимо витала угроза.

— Кажется, что я могу, несмотря на годы, — снова ледяная улыбка, — предложить вам решение проблем. Я понимаю, что вам понадобится время на размышления, но при сложившихся обстоятельствах я полагаю, что нам стоит поспешить. Надеюсь получить от вас ответ к концу завтрашнего дня. Мы сразу же оформим брак.

Он поклонился и прикоснулся сухими губами к ее руке. Роза почувствовала запах помады для волос и бергамота. Потом он повернулся и вышел. Она услышала шаги на лестнице.

Розетта посмотрела на Розу. Она положила маленькую ручку на ладонь Розы, не спуская с нее глаз. Единственный звук в комнате издали старые часы из Генуи. Они пробили четверть часа. Затем полчаса. Потом Розетта, глядя на Розу, заметила перемены на ее лице.

— Дождь? — неуверенно спросила она.

Мисс Горди суетилась вокруг бледной плачущей женщины. Ей было очень жаль Розу, но она ничем не могла помочь ей. Роза должна была сделать выбор.

Наконец Роза уложила Розетту спать и села возле нее в темноте.

— Маасалям, Рози, — сказала она, как всегда, и поцеловала маленький лобик. Розетта долго смотрела на фигуру сидящей рядом женщины. Затем она заснула, прижимая к себе потрепанную старую подушечку по имени Энджел.

Роза медленно прошла в гостиную. Она зажгла сигару. Снова и снова она вспоминала слова Фанни, которая вернулась в Уэнтуотер с преподобным Горацием Харботтомом. «Мы должны найти в себе силы справиться с трудностями. Ты, Роза, тоже должна найти их, как это сделала я, как бы сложно это ни было».

Она прикорнула на старом мягком диване, на котором она однажды сидела с Пьером Монтаном и говорила о своей любви к нему. Ей приснились развалины среди песков и крошащиеся, забытые иероглифы, испоганенные коптскими крестами — загадочные, неясные сны о ключах и раскрытии секретов. После той ночи от Пьера вестей не было — ни письма, ни какого-либо знака. «Третьего раза не будет», — сказал он. Она услышала голос ночного дозорного, который крикнул, что все спокойно. Как же он был неправ!

На следующее утро под пристальным взглядом Розетты Роза взяла перо, обмакнула его в чернила и нанесла на бумагу значки, которые изучила много лет назад. Они так забавляли ее когда-то. Они говорили о том, что творилось у нее в голове, но не о том, что происходило в сердце. «Герцогу Хоуксфилду», — написала она. Кожа натянулась у нее на щеках, как бледное полотно.


«Мой господин, я должна поблагодарить Вас за щедрое предложение принять Розетту и меня к себе в семью. Я с радостью принимаю его.

Мы ожидаем Ваших указаний.

Роза Фэллон»


Когда письмо было отправлено, Роза вышла, чтобы прогуляться наедине с собой по Ганновер-сквер.

Роза решила произвести это изменение изящно. Она попыталась вычислить положительные стороны этого брака. Прежде всего, у нее была Розетта, поскольку Джордж теперь не сможет причинить им вреда. Они ни в чем теперь не будут нуждаться. Розетта получит лучшую медицинскую помощь, которую можно купить за деньги, настоящее образование, как у мужчин. Это будет очень скромное бракосочетание, вдалеке от Лондона. Возможно, им даже понравится жизнь вдали от суеты. Возможно, это будет счастливое завершение всех ее злоключений.

Слабое зимнее солнце пыталось пробиться сквозь ветви деревьев, образуя на земле причудливые тени, которые напоминали ее собственные сны. Она позволила себе вспомнить лицо Пьера еще один раз.

Роза закрыла глаза, почувствовав, как тоска сжимает сердце.

Лицо любимого Пьера превратилось в старое холодное лицо герцога Хоуксфилда.

Глава тридцать первая

В часовне Хоуксфилд-касла состоялась скромная церковная служба. Затем в замке был дан официальный обед почти на тысячу персон. Король Георг III, окруженный многочисленными придворными, сидел за столом на небольшом возвышении вместе с герцогом и новой герцогиней Хоуксфилд. Роза была представлена королю. У нее на шее сверкало колье с бриллиантами и изумрудами.

Тяжелые гобелены и бесценные полотна нависали над гостями. Рамы картин были сделаны из золота. Канделябры сверкали тысячами свечей, слуги сновали вдоль столов, заменяя свечи и убирая растаявший воск. Потолки были покрыты краской. Кроме того, их украшала лепнина — святые и принцы глядели на гостей из-за небольших облачков, среди которых сновали ангелочки. Повсюду чувствовались холодные сквозняки. Они проникали в помещение из-под тяжелых дверей и шевелили дорогие парики и ковры. Играло несколько больших оркестров. Исполнялась музыка Генделя, посвященная фейерверку. Позже действительно собирались устроить фейерверк.

Королевская семья ела из золотой посуды. Слуги в париках разносили разнообразную вкусную еду и вина. Фанни, удивленно взглянув на такое количество пищи, предположила, что все деревни герцога подверглись полнейшему ограблению, что все овцы, свиньи и коровы были забиты ради такого случая. Но она заметила, что люди, которые, к счастью или несчастью, сидели возле короля, как они с Горацием, не запихивали в себя цыплячьи ножки и коровьи ребрышки и не накачивались вином, как бывало на Беркли-сквер. Вероятно, все дело было в присутствии короля и месте проведения банкета — в замке герцога Хоуксфилда.

Семья герцога, среди них Уильям и Энн, маркиз и маркиза Оллсуотер, также сидела неподалеку от королевского возвышения. Они все еще привыкали к мысли, что Роза Фэллон стала их тетей. Но Энн достаточно хорошо знала общество, в котором вращалась, чтобы не критиковать действия герцога Хоуксфилда. Она пила много бренди, но ей было все равно. Разве она не родила сына и не была беременна еще одним? Ее положению больше ничто не угрожало. Ее передние зубы должны были заменить новыми — из белого блестящего фарфора. Уильям перехватил взгляд Джорджа, который сидел немного дальше, рядом с матерью, где его положение в качестве бывшего мужа племянницы не вызывало вопросов. От злости его лицо пошло красными пятнами.

— Шлюха! — незадолго до этого сказал он Розе. — Ты стала настоящей уличной девкой. Я этого никогда, никогда не забуду!