Де Фериа не скупился на лесть. Как же глупы мужчины! Неужели они думают, что у нас, женщин, такая короткая память?

Как-то раз посланник сказал, что его величество весьма доволен моей снисходительностью к английским лордам, исповедующим католицизм. Тут — да простит его великая государыня, но он все-таки должен это сказать, — я веду себя гораздо мудрее, чем в прочих вопросах веры.

Я холодно ответила, что по натуре являюсь львицей, а львы не охотятся на мышей.

Граф смущенно улыбнулся. Беседы с ним доставляли мне истинное наслаждение, приятно видеть, как чопорный испанец вертится ужом, очевидно, чувствуя, что терпение его господина скоро лопнет. Вскоре до меня дошло, что испанский посол предлагает некоторым лордам-католикам денежные подношения, чтобы склонить этих господ на сторону испанского короля. Лорд Уильям Ховард после встречи с графом немедленно отправился ко мне и чистосердечно обо всем рассказал. Я посоветовала ему взять деньги и сказать ему, что королеве обо всем известно, но она не возражает. Я с удовольствием представляла себе, как вытянется лицо графа де Фериа, когда Ховард передаст ему мои слова. Не удержавшись, во время следующей аудиенции я сказала испанцу:

— Надеюсь, граф, что его католическое величество не станет возражать, если я буду использовать у себя на службе придворных, которые получают от него деньги.

Тем самым я дала послу понять, что неуклюжие попытки Филиппа окружить меня шпионами обречены на неудачу.

Всякий раз после разговора с испанским послом у меня повышалось настроение. Бедный граф был начисто лишен чувства юмора. Он был элегантен, безупречно воспитан, как и подобает испанскому послу, но совершенно не понимал шуток и ни при каких обстоятельствах не терял серьезности. Вольности, которые я позволяла себе в общении с ним, испанец относил за счет женского легкомыслия, и я беззастенчиво этим пользовалась: вместо того чтобы сразу сказать «нет» и прекратить переговоры, я продолжала вести свою игру. Тем самым я одновременно оттягивала разрыв с Испанией и нервировала Францию.

— Как вы думаете, граф, возможен ли удачный брак между вашим господином и мной? — лукаво спрашивала я.

— Я уверен, что этот брак принесет счастье не только вашим величествам, но и обеим странам, — торжественно отвечал испанец.

— Помнится, когда мой отец женился на вдове своего старшего брата, это вызвало массу кривотолков и пересудов. Многие говорили, что брак недействителен.

— Пищу таким разговорам дал сам король, который решил развестись с королевой Катариной и жениться на вашей матери.

— Это мне хорошо известно, но вы все же не станете отрицать, что возникли кое-какие осложнения, а впоследствии моего отца мучили угрызения совести.

— Ваш отец без труда умел договариваться со своей совестью, — не выдержал посол.

Бедняжка, он начинал терять терпение.

— Не будем плохо говорить о мертвых, граф, — миролюбиво произнесла я. — Тем более что речь идет о великом короле.

— Я уверен, что ваше величество и без меня отлично понимает все выгоды этого союза. Никаких препятствий не возникнет. Мой повелитель без труда добьется соизволения его святейшества.

— Его святейшества? Ах, к сожалению, он мне не друг.

— И это можно уладить, ваше величество, если вы выйдете замуж за короля Испании. Мой господин договорится с папой. Вам нечего бояться, если вашим мужем будет испанский король.

— Я знаю, что папа и ваш государь — добрые друзья. Однако папы я не боюсь, и защита вашего господина мне не нужна.

Я доводила посла до изнеможения, но он не желал сдаваться. Несчастный болван никак не мог поверить, что женщина способна самостоятельно управлять страной. Я не раз встречалась с подобным отношением, и оно изрядно меня злило. Ничего, думала я, вы еще увидите, насколько вы ошибаетесь. Посол удалялся несолоно хлебавши, но я знала, что он придет вновь, боясь возвращения в Испанию с пустыми руками.

* * *

Вскоре появились и другие претенденты на мою руку, и это было очень кстати. Я делала вид, что размышляю, взвешиваю «за» и «против», сравниваю. Вновь возник Эрик Шведский, а вслед за ним — эрцгерцог Карл, сын императора Фердинанда.

Заседая со своими советниками, я сказала:

— Мне кажется, народ не хочет, чтобы я выходила замуж за чужеземца.

Эти слова моментально разнеслись по всей стране, что немало меня позабавило. В тиши своей опочивальни я часто болтала с Кэт о всякой всячине, мы отчаянно сплетничали — занятие, малоподходящее для королевы, но весьма приятное. Я всегда обожала сплетни и слухи. Даже мудрая моя половина признавала, что это занятие может принести пользу. Кэт была своего рода посредником между мной и всей страной, ибо имела связи и со знатными людьми, и с простолюдинами.

Например, мне стало известно, что в народе потешаются над тем, как я вожу за нос Филиппа Испанского. Если бы я согласилась выйти за него замуж, моя популярность дала бы трещину. Англичане были сыты по горло испанским мракобесием. Мое замечание о чужеземных женихах распалило воображение первых лордов королевства. Всех опередил граф Арундел, поспешивший предложить мне руку и сердце. Я всякий раз чувствовала себя польщенной, когда очередной претендент добивался моей руки. Ничего не могу с собой поделать — мужчина, проявляющий ко мне интерес особого рода, сразу делается мне приятен. Конечно, женихами двигала не любовь, а амбиция, но, полагаю, и мои женские прелести тоже не оставляли ухажеров равнодушными. Мне было двадцать пять лет, я не считала себя красавицей, однако по праву гордилась цветом лица, стройностью фигуры, белой кожей и изящными ручками. Пожалуй, я и без короны легко нашла бы себе мужа, а в сочетании с эти головным убором…

Я немного поиграла с графом Арунделом, и Роберт Дадли взревновал, что, в свою очередь, стало для меня дополнительным источником приятных ощущений.

Как-то раз Дадли воскликнул:

— Будь проклят тот день, когда я заключил свой несчастный брак!

— А мне рассказывали, что ваша Эми — премилое создание, — невинным тоном заметила я.

Роберт насупился и замолчал, проклиная злодейку-судьбу. Он был уверен, что, если бы не жена, то ничто не могло бы помешать нашему браку. Однако мудрая моя половина радовалась, что где-то в деревне сидит бедняжка Эми и ждет своего супруга.

Вскоре объявился еще один жених — сэр Уильям Пакеринг, весьма видный кавалер, хоть и не первой молодости. Ему было лет сорок, однако он неплохо сохранился, особенно если учесть привычку к веселому образу жизни. Этот господин был баснословно богат. Унаследовав от отца многочисленные поместья и рудники, кроме того славился приятным обхождением, и я сделала вид, что всерьез раздумываю над его предложением. Придворные бились об заклад: одни ставили на Арундела, другие на Пакеринга. Я вовсю наслаждалась ситуацией, попеременно оказывая знаки внимания то Арунделу, то Пакерингу, а мой Роберт тем временем сгорал от ревности. Словом, эти матримониальные маневры изрядно меня веселили.

Разгневанный граф де Фериа потребовал объяснений. Не желая портить себе удовольствие, я изобразила смущение и слегка погладила испанца по шерстке. Тогда стали говорить, что ни Арундел, ни Пакеринг меня не достойны — на королеве может жениться только принц. Какое-то время фаворитом считался Эрик Шведский.

Мы с Кэт часто шутили на эту тему.

— Я знаю свою королеву, — уверенно говорила Кэт. — Ни один из них вам не нужен. Во всяком случае, так говорите вы сами.

— И стою на этом твердо. Но учти, Кэт, знаем об этом только ты да я. Если будешь болтать, распрощаешься с головой.

— Не слишком-то разбрасывайтесь головами, — предостерегла меня Кэт. — Вы сами говорили, что ваша сестрица наломала дров, казнив лучших людей страны.

— Ты себя причисляешь к лучшим людям страны?

— Несомненно.

— Что ж, тут ты права, — серьезно сказала я.

Она была польщена моими словами и немедленно сообщила последнюю сплетню: герцогиня Суффолк вышла замуж за своего конюшего. Весь высший свет потрясен этим мезальянсом.

— Что ж, пусть наслаждается своим счастьем, — пожала я плечами. — Брак герцогини Суффолк не имеет государственного значения.

— Еще вас очень хотела видеть вышивальщица по шелку.

— Интересно, что новенького изобрела наша мастерица Монтегю? Должна сказать, что она прекрасно разбирается в своем ремесле. А как ты считаешь?

— Совершенно согласна с вашим величеством. Она принесла свое новое изобретение — шелковые чулки.

— Шелковые чулки! Где же они? Почему ты мне их до сих пор не показала?

— У вас такие важные государственные дела…

— Немедленно неси их сюда, несносная.

И Кэти принесла первую в моей жизни пару шелковых чулок.

— Наденьте их, ваше величество, — прошептала она.

Шелковые чулки приятно холодили ноги, которые сразу же сделались гораздо стройнее.

— Передай мастерице Монтегю, что я восхищена ее работой.

— Я так и знала, что вашему величеству понравится. Я заказала еще целую дюжину.

— Вот и умница.

— Я не слишком рисковала, — пожала плечами Кэт. — Если бы вашему величеству шелковые чулки не понравились, их моментально перекупили бы другие дамы.

Кэт перешла к следующей теме — стала пересказывать, что поговаривают в городе о моих женихах.

— Люди рады, что вы поставили на место Испанца, а больше всего народу хочется, чтобы вы вышли замуж за кого-нибудь из англичан. Многие сокрушаются, что лорд Роберт уже женат.

Я с загадочным видом улыбнулась. Стало быть, лондонцы думают, что Роберт Дадли, будь он холост, мог бы стать моим мужем. Очень интересно.

Явился Уильям Сесил, весьма встревоженный и озабоченный. Он сообщил, что Филипп Испанский обручился с сестрой короля Франции.

— Теперь Франция и Испания объединяются, — сказал Сесил. — Не будем забывать, что король Французский уже объявил свою невестку Марию Стюарт истинной наследницей английского престола. Наши самые могущественные враги отныне примирились между собой.

— И все же я правильно сделала, что не согласилась стать супругой Испанца. Ведь именно из-за него народ невзлюбил мою сестру.

С этим Сесил спорить не стал.

— А союз между Францией и Испанией — последствие моего отказа, — продолжила я.

— Все это так, — вздохнул Сесил, — но теперь мы остались в окружении могущественных врагов. Нужно, чтобы вы, ваше величество, как можно скорее нашли себе супруга. Если родится наследник, ваше положение укрепится.

— Мой дорогой Сесил, у меня прекрасные министры, которым я доверяю. Меня любит народ. Если Господь не оставит меня, бояться нечего — никакие враги нам не страшны.

— Ваше величество, вы проявляете мудрость, какую редко встретишь в ваши молодые годы. Народ действительно поддерживает вас так же, как поддерживал вашего отца. К сожалению, ни вашему брату, ни вашей сестре добиться этого не удалось. Я знаю, что у вас хватит мудрости и мужества, чтобы преодолеть любые напасти, но все же будет лучше, если вы выйдете замуж и дадите стране наследника.

— Дорогой Сесил, вы знаете, что я обдумываю этот вопрос.

— Хорошо бы, ваше величество, чтобы вы уже кончили его обдумывать и приняли решение.

— Брак, Сесил, — это материя, требующая зрелого размышления, ведь неудачный брачный союз приводит к несчастью. Мне рассказывали о мезальянсе нашей герцогини Саффолк. Забавно: столь гордая дама вышла замуж за своего конюшего.

— Влюбленные женщины обычно не задумываются о последствиях своих поступков. Но я вас понял. Вы не хотите, чтобы герцогиня заявила, будто вы ей завидуете и хотите последовать ее примеру.

Мое лицо залилось краской, я не сразу нашлась, что ответить. Неужели моя любовь к Роберту до такой степени очевидна?

Сесил вопросительно смотрел на меня. Я хотела устроить ему нагоняй за то, что он слушает сплетни и осмеливается дерзить королеве, но мудрая моя половина велела помалкивать, ведь от Сесила мне нужны были честность и прямота. Кроме того, как я отлично знала, Сесил лукавить и кривить душой не способен. Если заставить его вести себя иначе, он просто покинет мою службу — такой уж он человек.

Поэтому я пожала плечами и ничего не сказала.

ТАЙНА ЗАМКА КАМНОР

При дворе вовсю сплетничали обо мне и Роберте. Мы все время были вместе, а Дадли не делал ни малейших попыток скрывать свои чувства. Я боялась, что и мне не слишком хорошо удается маскировать свою любовь к нему. Да что там! В любом случае красавец-шталмейстер, по долгу службы обязанный находиться рядом с королевой, давал бы пищу для пересудов. Роберт очень ревновал меня к Арунделу и Пакерингу, а те, в свою очередь, ненавидели друг друга и постоянно ссорились. Сесил заметил, что с моей стороны неразумно их натравливать друг на друга, но я не могла удержаться от искушения — давала надежду сначала одному, потом второму. Оба томились неизвестностью, а больше всех изводился Роберт.