— А мне показалось, что она вполне счастлива в кругу семьи.

— Но муж-то все время в отъезде. Женщина вроде леди Эссекс нуждается в постоянном присутствии мужчины. Уолтер Девере уже давно в Ирландии. Надо или вызвать его оттуда, или отправить к нему жену.

— А как же дети?

— Да, детей в Ирландию отправлять не стоит. Может быть, все-таки вернуть графа? Он не добился в Ирландии особых успехов. Мне кажется, что граф Эссекс вообще ни на что путное не годен. Кроме семейной жизни, разумеется. Как тебе кажется, из него получился хороший семьянин?

Я видела, что Роберту этот разговор не нравится. Он подозревал, что я завела беседу о Леттис и ее семейной жизни неспроста.

Однако, как я могла заметить, на леди Эссекс Роберт внимания почти не обращал, предпочитая возиться с ее детьми. Они просто души в нем не чаяли. Да это и неудивительно — Роберт такой мужественный, такой сильный, такой красивый. Все дети обожают лошадей, а Роберт разбирался в них лучше, чем кто-либо другой. Как-то раз я встретила его и маленького Роберта Девере в конюшне. Граф Лестер обучал мальчика верховой езде, тому высокому искусству, который французы называли «манеж». После Варфоломеевской ночи в Англию хлынули потоком превосходные конюшие и конюхи, прежде служившие у знатных гугенотов.

— Однако эти господа такого высокого о себе мнения и требуют такого баснословного жалованья, — рассказывал мальчику Роберт, — что я решил обойтись без них. Обучил ремеслу своих грумов, и теперь они справляются с работой ничуть не хуже, чем французы.

— Еще бы! — воскликнул мальчик. — Филипп говорит, что у тебя получается все, за что ты берешься.

— Филипп слишком добр ко мне.

— А французы все злые! Филипп мне рассказывал, он ведь был в Париже, когда убивали гугенотов. Он жил в доме у нашего посла. Вдруг как зазвонят колокола, как все побегут по улицам. Филипп говорит, что французам теперь никогда не отмыться от позора. И еще он говорит, что религиозные взгляды других людей нужно уважать.

— Филипп — добрый и благородный человек, — с чувством ответил Роберт.

Тут они заметили меня, и Роберт-старший бросился целовать мне руку, а мальчуган оценивающе посмотрел и сказал:

— Когда вырасту, тоже буду твоим шталмейстером.

Я тогда и не догадывалась, какую роль сыграет в моей жизни этот мальчик. Всегда буду помнить его дерзким сорванцом, каким впервые увидела в замке Чартли. Может быть, я полюбила его еще с той встречи. Это просто невероятно, ведь он был сыном ненавистной Леттис!

Впрочем, я забегаю вперед. В ту пору Роберт Девере был всего лишь милым ребенком, самым очаровательным из всех, кого я когда-либо видела в своей жизни.

* * *

Должна признать, что графиня Эссекс принимала меня самым достойным образом. Ее заслуга особенно велика, если учесть, что все заботы лежали на ней одной. По вечерам в большом зале устраивали шумные празднества; днем затевались пышные охоты. Кормили в замке изысканными яствами, поили моим любимым элем, а главное — мой чуткий нос вдыхал лишь приятные запахи и ароматы. Графиня распорядилась, чтобы выгребные ямы чистили ежедневно. Мало кто из дворян обращал внимание на подобные вещи, ведь со временем нос привыкает к зловонию и человек просто перестает его замечать. Маленькая Дороти сказала мне, что ее мать велела в отхожие места насыпать семена полыни, ибо она истребляет мух.

— Мама говорит, что ваше величество — самая чистоплотная леди во всем королевстве. Еще она говорит, что у нас в замке ни единой блохе не позволит напиться королевской крови.

Разговаривать с детьми хозяйки было сплошное удовольствие. Они были умны, красивы — должно быть, пошли не в отца, а в мать. Граф Эссекс умом не блистал, я бы даже сказала, что он был просто дурак. Не следовало посылать его в Ирландию. Сесил всегда говорил, что Ирландия — бездонное болото, что никто не сможет справиться с этой провинцией. Посылаешь туда людей, деньги, а результата нет и не будет. Ирландцы вздорны и драчливы, с ними невозможно договориться: если один скажет «да», то все остальные сразу же закричат «нет». Им не нужен добрый мир, им нужна свара. Как только решишь один конфликт, тут же возникает другой.

Я начинала склоняться к мысли, что Сесил прав. Управление Ирландией — дело безнадежное. Именно поэтому я и посылала туда таких людей, как граф Эссекс. Ирландия насквозь пронизана изменой и коварством, а Уолтеру Девере, по крайней мере, можно было доверять. Однако по скудоумию он совершил несколько ужасных ошибок. Как-то раз пригласил к себе на пир местных лордов, а потом в зал ворвались солдаты, лордов арестовали, а их свиту перебили. В оправдание граф Эссекс сообщил мне, что таким образом расправился с недругами короны и преподал остальным ирландцам хороший урок.

После этого кровавого скандала я не могла оставлять его в Ирландии.

Он прибыл в Лондон, преисполненный раскаяния. Что поделаешь, государственный деятель из него был никакой, но зато я могла не сомневаться в его преданности. Представляю, как скучала Леттис в его обществе. Ничего, пусть поскучает. Ведь он ее муж, отец четверых очаровательных детей. — Вам нужно отдохнуть, милорд, — сказала я графу. — Не сомневаюсь, что вы соскучились по вашей прекрасной жене и детям. Я недавно гостила у вас в замке, он мне очень понравился. Надеюсь, в вашем стаде черный теленок не родится.

Граф был польщен моими словами, а я мысленно все сравнивала его с Робертом, тоже присутствовавшим при этой беседе. Рядом с невзрачным Уолтером Девере Роберт в своем дублете бордового бархата, сшитом по последней итальянской моде, смотрелся особенно импозантно. Смуглое красивое лицо, белое перо на берете, усыпанный рубинами камзол. Как жалко выглядел рядом граф Эссекс!

Рассыпавшись в благодарностях, Уолтер Девере сказал, что с удовольствием поживет дома, пока я не подыщу для него новой службы.

* * *

Я представляла себе, как «обрадуется» Леттис возвращению супруга, и не могла удержаться от смеха. Про мою кузину поговаривали, что она состоит в связи с неким дворянином, причем имя дворянина мне не называли, из чего я сделала вывод, что это наверняка Роберт.

Что ж, думала я, пусть его. Лишь бы он и Леттис знали, что их интрижка должна быть немедленно оборвана по первому моему слову. Мне даже нравилось давать кузине понять, что Роберт принадлежит ей в свободное от своей главной службы время.

Я уже не сомневалась, что между Робертом и Леттис существует связь. А тут один из приближенных графа Лестера сказал, что неплохо было бы вновь отправить лорда Эссекса в Ирландию. Меня позабавило это предложение. Итак, лорд Лестер хочет, чтобы законный супруг не мешал его плотским удовольствиям.

Неожиданно эту идею поддержал Сесил. Он сказал, что граф Эссекс, разумеется, не слишком умен, но зато предан мне душой и телом. Если дать ему четкие и простые инструкции, он будет свято их соблюдать.

В результате Эссекс получил титул графа-маршала Ирландии и вновь отправился в эту провинцию со значительно расширенными полномочиями.

Он покинул Англию в июле, ровно через год после моего визита в Кенилворт. А в сентябре после внезапного приступа дизентерии граф Эссекс скончался.

Я забеспокоилась. Граф Эссекс, тридцатипятилетний мужчина крепкого сложения, покинул Англию в полном здравии, вот почему столь неожиданная кончина, да еще в сочетании со слухами, ходившими о неверности его жены, выглядела крайне подозрительно.

Мне сказали, что в замке Чартли недавно родился черный теленок. Не знаю, так ли это на самом деле, но при дворе только и говорили, что о смерти графа Эссекса.

Ко мне явился Генри Сидни и сказал, что нужно произвести вскрытие. Я согласилась, но с нелегким сердцем — вдруг обнаружится факт отравления. Слишком много подозрительных смертей будет тогда связано с именем графа Лестера: и Эми Робсарт, и лорд Шеффилд, а теперь еще и Уолтер Девере.

Мне рассказывали, что Уолтер встретил смерть мужественно, хотя очень страдал от болей. Незадолго перед кончиной написал мне письмо, в котором просил не оставить милостями его старшего сына. Такое же послание граф отправил Сесилу.

К счастью, вскрытие следов яда не обнаружило. И все же черные мысли меня не оставляли. Я не могла забыть, что личный врач графа Лестера, итальянец доктор Джулио, прекрасно разбирается в фармакологии и славится как искусный составитель всевозможных медицинских снадобий.

Так или иначе, дело было закрыто. Уолтер Девере умер, и очаровательный мальчуган, с которым я познакомилась в замке Чартли, унаследовал титул графа Эссекса.

ТАЙНЫЙ БРАК

У моего бедного Берли начались семейные неприятности. Когда Эдуард де Вир женился на его дочери, Сесил был и польщен, и обеспокоен одновременно, молодой человек уж очень взбалмошен и непредсказуем был. Я всегда отличала его и числила среди своих фаворитов — не первого ранга, но все же и не последнего. Эдуард был очень хорош собой и прекрасно танцевал, кроме того, считался мастером остроумной беседы. Я была рада за моего дорогого Сесила, когда его дочь стала графиней Оксфорд.

Иногда мне казалось, что Эдуард женился на Анне Сесил исключительно для того, чтобы получить возможность освободить из заточения своего двоюродного брата герцога Норфолка — тот как раз дожидался смертного приговора за участие в заговоре Ридольфи. Когда же затея Эдуарда не удалась, он поклялся, что люто отомстит своему опекуну.

Анна Сесил родила ребенка, когда ее муж находился в заграничном путешествии, и, желая досадить лорду Берли, граф Оксфорд заявил, что сомневается, его ли это дитя. Это обвинение стало страшным ударом не только для Анны, женщины невинной и нравственной, но и для моего добродетельного Сесила, которого я любовно называла Протестантским Святым.

Анна рыдала, Сесил пребывал в смятении, а я пыталась его утешить. Я говорила ему, что нельзя принимать слов его зятя всерьез.

Вернувшись из-за границы, Оксфорд явился ко мне с замечательными подарками, и больше всего мне понравился аромат, исходивший от его подношений. Особенно хороши были элегантные кожаные перчатки. Я поднесла их к лицу, вдохнула благовонный запах и сказала, что Эдуард должен непременно узнать, как называются эти духи. Он поклялся, что непременно сделает это. Глядя на этого очаровательного молодого человека, я не могла поверить, что он распускает столь чудовищные слухи про собственную жену.

Когда я завела разговор на эту тему и выразила свое неудовольствие, граф Оксфорд побелел от злости и заявил, что не собирается жить с неверной супругой, ибо не признает родившегося младенца своим. Я убеждала его, что Анна Сесил, дочь такого достойного отца, чиста и целомудренна, но Эдуард не слушал. Тогда я потребовала, чтобы он предъявил неопровержимые доказательства супружеской измены.

На это Эдуард ответил, что не собирается демонстрировать всем свой позор. Что же до оскорбленных чувств лорда Берли, то его, Эдуарда, куда больше занимают собственные переживания.

— Это мне хорошо известно, — вздохнула я и разрешила графу Оксфорду удалиться.

Я очень не люблю, когда близкие мне люди ссорятся между собой. Конечно, Сесил был мне куда дороже, чем Эдуард де Вир, но все же я была очень опечалена этим раздором.

Анна Сесил переехала к отцу, и Берли стал с удовольствием воспитывать маленького внука.

Некоторое время спустя супруги помирились, и Анна родила графу Оксфорду еще троих детей. Всех их забрал к себе Сесил, поскольку Эдуард не выразил желания заниматься воспитанием своего потомства. Я любила слушать, как Сесил рассказывает мне забавные истории про своих внучат. Что ж, значит, брак его дочери с ненадежным аристократом все же дал отрадные плоды.

Дни летели с неимоверной быстротой. Пройдет неделя, месяц, и вот я уже на год старше. Мне никогда не удавалось побыть одной, все время рядом были люди. Подчиненная ритуалу, даже одеваться сама я не имела права. Каждое утро мне приходилось терпеливо ждать, пока фрейлины втиснут меня в корсет, стянут эти жесткие доспехи из китового уса, затянут бесчисленные шнурки, чтобы подчеркнуть стройность талии. Затем я должна была выбрать платье, а платьев в моем гардеробе было столько, что даже его хранительница сбилась со счета. Королева всегда должна выглядеть великолепной. Лишь дважды за время моего царствования мужчины застигали меня неодетой. В первый раз это произошло в Хэмптон-корте, чудесным майским утром. Я стояла у раскрытого окна, наслаждаясь солнцем и свежим воздухом, на мне была только распахнутая ночная рубашка и чепец. В это время прямо под окном появился юный Джеффри Талбот, сын лорда Шрусбери, и уставился на меня во все глаза.

Я отпрянула от окна и тут же бросилась к зеркалу. В сорок пять лет я все еще была хороша собой. Придворные клялись, что мне открылся секрет вечной юности и выгляжу я никак не старше восемнадцати лет; разумеется, безбожно лгали, но я и в самом деле выглядела лет на десять моложе. Кожа моя все еще была белой и гладкой — глаза не утратили яркости, а благодаря легкой близорукости взгляд обладал особой мягкостью. Правда, разговаривая с людьми, я вглядывалась в лицо собеседника столь пристально, что многие смущались.