– Спасибо. Я сама чувствую это. А вы живете в Нью-Йорке и зарабатываете на жизнь как художник?

–Да.

На более пространный ответ Шаннон была неспособна. Вместо слов она отпила пива из бутылки, которую ей вручили вместе с едой.

И тут на кухню с шумом ворвалась Мегги, и Шаннон готова была расцеловать ее как свою спасительницу.

– Мы опоздали, – энергично объявила Мегги, – и Роган будет во всем винить меня. Поэтому говорю заранее: я не выбирала туалеты, а должна была окончить работу. Пока печь не остыла. – Она плюхнула Лайама на свободный стул. – Голодна как зверь! О, миссис Бреннан, вас я хотела увидеть в первую очередь!

Мать Мерфи прорвалась навстречу Мегги из гущи гостей с распростертыми объятиями.

– Господи, такая же шумная, как в детстве! Дай я тебя поцелую!

– Сделаете это после того, как вручу вам подарок. Роган, неси его сюда.

С кружкой пива в одной руке и большим пакетом в другой к ним подходил Роган. Шаннон, воспользовавшись суматохой, решила ретироваться, чтобы не беседовать с матерью Мерфи. Зачем? И о чем? Им обеим нечего сказать друг другу.

Но невесть откуда взявшийся Грей преградил ей путь.

– Куда ты, трусиха?

– Пусти меня.

– Ни за что!

Шаннон увидела, как Элис Бреннан начала разворачивать темно-коричневую бумагу, в которую Мегги завернула свой «сюрприз». Окружавшие разразились криками одобрения, когда перед их глазами предстала картина, изображавшая Мерфи.

– Ну точно как в жизни! – восхищенно воскликнула миссис Бреннан. – И, глядите, как повернул голову! Вылитый Мерфи! Лучшего подарка мне и не надо, Мегги. Не знаю, как и благодарить тебя.

– Благодарите только за то, что передала его вам. А рисовала не я, а Шаннон. Вон она стоит!

Все головы как по команде повернулись в указанном направлении.

– Как у вас хорошо получилось, милая! – с чувством произнесла Элис. – Вы так верно его изобразили! А лошади какие! Как настоящие!

Пока Шаннон думала, что ответить, в круг ворвалась невысокая черноволосая женщина.

– Что там у тебя, ма? Покажи! – крикнула она. – Ух ты! Это наш Мерфи со своими лошадками!

– Их всех нарисовала вот она. Шаннон Бодин. Женщина тут же повернулась к ней.

– А, вот вы какая! А меня зовут Кейт, я его сестра и рада с вами познакомиться. Знаете, вы ведь первая, за кем он по-настоящему стал ухаживать.

Если бы Грей снова не удержал ее, Шаннон наверняка убежала куда глаза глядят. Но этого не получилось, и она ответила, запинаясь от растерянности и раздражения:

– Вы… Это совсем не так… – Под безжалостно-доброжелательными взглядами присутствующих она закончила тоном полной безнадежности: – Мы просто друзья!

– Самое безопасное, когда за тобой очень ухлестывают, это подружиться, – глубокомысленно изрекла Кейт. – По себе знаю. А вы не могли бы как-нибудь на днях нарисовать моих детей? Прошу Мегги, но она не хочет.

– Я уже объясняла тебе сто раз – я художник по стеклу, – сказала та. – И вообще не приставай к человеку. Она все свои картины подрядилась отдавать Рогану.

– Ничего я не подрядилась! – в отчаянии воскликнула Шаннон. Господи, что они все к ней пристали!

– Вот видишь! – Кейт торжествующе взглянула на Мегги. – Значит, она не будет задаваться, как некоторые, и нарисует, что просят. – Она снова обратилась к Шаннон: – Я приведу их всех, когда и куда скажете.

– Отстань от девушки, Кейт, – вмешалась мать. – Лучше признайся, какую новость ты принесла нам всем. Я сразу увидела по твоему лицу!

– Верно! Совсем забыла. Знаете, кто там сейчас у входа? Никогда не догадаетесь. Мейв Конкеннан собственной персоной!

Послышались удивленные возгласы:

– Вот это да!

– Она не бывала на наших сейли лет двадцать!

– Наверно, это к снегу!

– Или к землетрясению!

Брианна и Мегги обменялись взглядами и дружно двинулись к выходу.

– Надо найти для нее тарелку, – деловито сказала Брианна.

– И присмотреть, чтобы она ни с кем не затеяла свары, – добавила Мегги. – Пошли с нами, Шаннон, ты так благотворно повлияла на нее прошлый раз.

– Ну… я не знаю… зачем?

Но Мегги схватила ее за руку и потащила за собой. Что это ее сегодня, словно какой-нибудь манекен, переставляют с места на место?

– Удивительно, что музыка не перестала играть, – говорила Мегги, пока они шли. – Значит, наша мать не добралась еще до музыкантов.

– Мегги! – одернула ее Брианна. – Зачем ты так? – Они уже входили в гостиную. – Боже! – воскликнула Брианна.

Это был возглас крайнего и радостного удивления, потому что она увидела: их мать сидит на стуле у стены с Лайамом на коленях, и что самое удивительное – ее нога отбивает ритм в такт веселой музыке! Весьма возможно, эти движения совершались бессознательно, но важен сам факт. И что на лице не написано отвращение или хотя бы неприятие. Сплошные чудеса, да и только!

Лотти Салливан тоже была здесь – кружилась в танце с таким же пожилым и полноватым кавалером, как она сама.

Однако на Шаннон появление Мейв Конкеннан не произвело такого ошеломляющего впечатления, как на остальных. Она вообще сразу же забыла о ней, потому что увидела Мерфи. Тот стоял на другом конце комнаты со скрипкой, прижатой к плечу, глаза полузакрыты, быстрые пальцы левой руки движутся по струнам.

Он тоже заметил Шаннон, расплылся в улыбке и подмигнул, а потом с новой силой принялся водить смычком, а игроки на волынке и аккордеоне усердно помогали ему.

– Что они играют? – спросила Шаннон у Бри-анны.

– Называется рил святого Стивена, – ответила та, – наш хороводный танец. Невозможно устоять, верно? У меня ноги сами собой танцуют!

– Вот и давай удовлетворим их желание, – сказал внезапно появившийся, как джинн из бутылки, Грей. – Пошли.

И он увлек ее на середину комнаты.

– Как легко и красиво она танцует, – не могла не восхититься Шаннон, наблюдая за Брианной.

– Могла бы стать танцовщицей, обернись все по-другому, – сказала Мегги. – Ну, молитесь за меня, я пошла!

Она направилась туда, где сидела мать.

– Ну и дела! – услышала Шаннон голос рядом с собой. Это произнесла мать Мерфи. – Мейв Конкеннан сидит рядышком с Мегги на вечеринке, держит на коленях внука, и нога у нее танцует! И даже вроде улыбается, если меня глаза не подводят.

– Вы, наверное, давно с ней знакомы, миссис Бреннан?

– Чуть не с пеленок! Во всяком случае, много лет. И знаю – чего уж теперь скрывать! – как она испортила всем жизнь. И Тому, и себе, и девочкам. Но, кажется, сейчас успокоилась немножко. Дай-то бог!

Шаннон молча кивнула. Она по-прежнему чувствовала стеснение в обществе этой женщины.

– Вы уж простите мою дочку, – продолжала миссис Бреннан, – за ее болтовню на кухне. Она всегда сначала ляпнет, а потом думать начинает.

– Ну, что вы, все в порядке, – пробормотала Шаннон. – Просто, что услышала, то и сказала.

– Значит, простили? – улыбнулась миссис Бреннан. – А вот и другая моя дочь, Эйлин, и ее муж Джек. Вы познакомитесь с ними?

Шаннон познакомилась не только с ними, но и с другими сестрами Мерфи, с его братом, а также с многочисленными племянниками, племянницами и двоюродными братьями. У нее распухла голова от обилия имен и от добрых пожеланий, а рука онемела от пожатий.

И почти каждый из этой семьи считал своим долгом принести ей что-нибудь на тарелке или в бутылке, а Кейт, ни на секунду не умолкая, щебетала ей прямо в ухо.

Время летело быстро, музыка делалась – или ей казалось? – все громче, воздух все жарче. Взрослые ели, пили, бродили, танцевали. Дети с гиканьем носились между ними; те, что помладше, постепенно засыпали у кого-то на руках.

Царила атмосфера неподдельного веселья, благодушного флирта, полной отдачи танцам и музыке. И все это – естественно, непринужденно, раскованно. Люди чувствовали себя как рыба в воде – это сразу было видно. Они, не задумываясь и не мудрствуя лукаво, щедро отдавали дань традициям.

«Это бы все запечатлеть на холсте, – подумала Шаннон. – Только как лучше – в ярких, броских тонах или в мягких, пастельных? И как быть с голосами, с музыкой? Каким образом их выразить? А без них картина будет неполной».

Ох, как чудесно спела старинную балладу о любви древняя миссис Конрой! И ничего, что у нее такой надтреснутый голос – зато сколько подлинного чувства!

Шаннон смеялась вместе со всеми над разудалой пьяной песенкой, спетой веселым пожилым толстяком; с замиранием сердца следила, как Брианна и Кейт исполнили какой-то, как ей показалось, немыслимо сложный танец. И вместе со всеми хлопала так, что покраснели ладони, когда музыка прекратилась и музыканты объявили, что намерены отдохнуть.

К ней подошел Мерфи.

– Не очень скучно?

– Наоборот! Так здорово! Угощайтесь. – Она протянула ему свою тарелку. – У вас не было ни минуты, чтобы поесть. Все для народа!

Он усмехнулся.

– Зато честно заработал сандвич с ветчиной.

– На чем вы еще умеете играть, кроме скрипки и концертины?

– На всем понемножку… Видел, вас крепко атаковала моя семья?

– Как их много! И все вращаются вокруг Мерфи, как планеты вокруг солнца, да?

Он засмеялся, затем подмигнул и сказал:

– Пришло время и для нас с вами потанцевать. Видите, другие музыканты уже спешат на смену? Он взял ее за руку, но она покачала головой.

– Нет, Мерфи, я уже объясняла нескольким любезным джентльменам, что с удовольствием наблюдаю за танцующими, но сама так не умею. Все эти жиги, рилы, они не для меня.

– Ничего, научитесь. – Он настойчиво вел ее в центр зала. – Сейчас они заиграют обычный вальс, я попросил их.

Она в ужасе взглянула на него.

– Вальс? В жизни его не танцевала. Он захохотал.

– Вы шутите.

– Ни капельки! Его почти не танцуют в тех клубах, где я бываю. Лучше я посижу, а вы идите.

– Не бойтесь. Я покажу вам. – Его рука обняла ее за талию. – Положите руку мне на плечо. Вот так.

– Я знаю позу, – сказала она с обидой. – Не совсем же я идиотка. Но что касается шагов, всех этих па…

Он уже повел ее в танце, и она, невольно опустив голову, стала смотреть на ноги.

– Счет тоже знаете, надеюсь?

– Мерфи! Не издевайтесь!

– Тогда – раз, два, три. Раз, два, три. На два и три быстрее. Ага, уже пошло! Молодчина!

Ей нравилось все больше – сам танец, объятия. Однако она не приняла поощрения:

– Не хвалите меня. Я довольно тупая ученица. Со мной надо много заниматься.

– Мне совсем не трудно обнимать вас.

– Мерфи! Мы же договорились. И не глазейте на меня так!

– Я не могу иначе, когда танцую вальс. Так полагается. – Он несколько раз прокрутил ее вокруг их общей невидимой оси. – Чтоб вы знали: самое первое правило в вальсе – смотреть друг другу прямо в глаза. Тогда голова не закружится.

«Может, оно и правда так, – подумала Шаннон, – но только в том случае, если глаза, в которые смотришь, не такие глубокие, абсолютно синие и не с такими длинными ресницами».

– У вас ресницы совсем как у девчонок! – не удержалась она.

– Да, помню, мы с сестрами в детстве спорили, у кого длиннее, и мерили их школьной линейкой.

У нее кружилась голова – от танца, от выпитого пива, от его рук, от его глаз. Шаннон была как в полусне.

– Какие удивительные глаза. – Кто-то словно говорил это вместо нее. – Я вижу их, когда сплю. И не могу не думать о вас, Мерфи. Почему так? Стараюсь – и не могу.

Внутри у него все застыло, он как будто перестал слышать. Тишина. Потом снова прорвались звуки музыки, голоса. Он ощутил свое тело и прижатое к нему другое… ее – всю, от головы до ног.

Она, вероятно, тоже не могла не почувствовать его состояние. Как он весь напрягся.

– Дорогая, – сказал он с беспомощной усмешкой, – честное слово, я делаю все, чтобы выполнить обещание, которое вам дал, но…

– Знаю. – Кажется, она произнесла это довольно громко. Но разве есть сейчас кто-то в этой комнате, помимо них двоих? И разве музыка играет не исключительно для нее и для него? – И, что касается вас, вы никогда не нарушите вашего слова, верно?

Показалось ли ему, что она искушает его, или так оно и было? Он прижал ее еще крепче. Если такое было возможно.

– Раньше за мною подобное не водилось, – ответил он на ее вопрос. – Но не вводите меня в грех. Уж не хотите ли сами, чтобы я не сдержал обещания?

– Не знаю… ничего не знаю. – Она закрыла глаза, ее голова упала ему на плечо. – Я не отвечаю за свои слова, за то, что делаю. Мне нужно сесть, подумать. Я не могу нормально думать, когда вы прикасаетесь ко мне!

Опять последние слова она почти выкрикнула, забыв, что они здесь совсем не одни.

– Вы уже сделали свое дело, Шаннон, – ответил он ей тихо. – Свели меня с ума. – Он перестал танцевать, ослабил объятия. – И я скажу вам вот что. – Он уже вывел ее из круга танцующих и шел с ней вдоль одной из стен комнаты в поисках свободного места. – Вот что я скажу. Теперь дело за вами. Я не буду ни о чем больше спрашивать вас. Ни о чем просить. И причина тут не в гордости. Просто теперь ваша очередь решать.