Она не могла не улыбнуться его словам, горячая волна желания захлестнула и ее. Но она упрямо повторила:

– Сначала поговорим. Это очень важно. Мы оба должны понять, что с нами и где мы находимся, прежде чем идти дальше.

– Что касается меня, дорогая, я хорошо знаю, где нахожусь и куда хочу идти. Мне не нужен компас.

– Я не говорю с точки зрения географии, – сказала она, не без труда подбирая слова, и неожиданно для себя самой добавила: – С Мегги ведь у тебя не было ничего такого в этом роде, однако…

Такой реакции она не ожидала: он громко рассмеялся. Потом сдержал себя и как бы в раздумье проговорил:

– Что ж, если уж ты начала об этом…

Они были опять возле каменного круга. Мерфи завел Шаннон за серые глыбы и, напрочь позабыв о словах, попытался снять с нее куртку. Но она отбросила его руки.

– «Если уж я начала об этом»… – повторила она его слова.

– О чем? А, да… – Он продолжал, несмотря на ее противодействие, расстегивать на ней одежду. – Это было так давно. Мне было лет пятнадцать. Мы целовались с ней. Кажется, два, нет, целых три раза. Погоди, дай вспомнить. И с Бри тоже. Но всего один раз. С сомкнутыми губами. А потом рассмеялись, и тут был конец романа. А почему ты вдруг спросила? – Он заглянул в ее зеленоватые глаза. – Понимаю. Можешь не беспокоиться, у меня не было с твоими единокровными сестрами ничего недозволенного. Ничего.

Внезапно у него пересохло во рту. Под расстегнутой блузкой, под тонким черным бельем он увидел белые холмики ее грудей.

– Хочу видеть остальное, – пробормотал он, делая все, чтобы осуществить свое намерение.

Она честно хотела поговорить с ним, особенно после беседы с его матерью. Весь вечер, сидя у него в доме, думала об этом, искала самые подходящие, разумные слова. Но здравый смысл был бессилен против зова плоти. Страсть победила, отодвинула разум куда-то назад, на задворки.

– Я хотел тебя сегодня во время мессы, – продолжал говорить он. – бог меня накажет за это, наверное. Но я думал только о том, как буду с тобой.

– Он накажет нас обоих, – с глухим смехом сказала она.

– Хорошо. Только пускай потом, после. – Он уже обнажил ее до пояса. – Ты богиня, хранящая это поле. Волшебница, которая пришла из прошлого. Ты была здесь всегда.

От его бормотания ей было страшновато до дрожи, но приятно.

– Я обыкновенная женщина, Мерфи, которая стоит тут под луной и безумно хочет тебя. – Она прижалась к нему всем телом. – Покажи мне, как… Как ты будешь со мной. – Ее пальцы впились ему в спину. – Делай что хочешь. И еще больше.

Он чувствовал, что готов поглотить ее целиком – всю как есть, живую, и потом выть на луну, словно безумный волк.

Его руки, губы блуждали по всему ее телу; звуки, вырывавшиеся из ее горла, становились все более громкими и неистовыми, похожими на стоны, а он, словно перейдя какую-то невидимую границу, погрузился в пучину ничего не видящей и не слышащей страсти и не ощущал ничего, кроме нее.

Постепенно и ее руки, губы делались более настойчивыми, она не только отдавалась, но и брала.

Они опустились на оставшиеся здесь с прошлой ночи одеяла.

Тучи то набегали на лунный диск, то открывали его, и лицо Шаннон попеременно светлело или обволакивалось смутной дымкой, которая делала его еще более странным и загадочным.

Они принялись медленно раскачиваться – словно в вальсе. Потом все быстрей, быстрей. Кровь закипела в их жилах, голова шла кругом; казалось, вот-вот должен произойти взрыв, который разорвет их на части. И он грянул.

Мерфи увидел, как Шаннон воздела руки к небесам – словно язычница, призывающая их на помощь, а также в свидетели своего торжества, своей победы. И он почувствовал необходимость ответить и заговорил, забормотал что-то на языке предков – на гаэльском. (Язык ирландских и шотландских кельтов.)

Она спала – долго ли, не знала, – а когда проснулась, почувствовала, что волнение улеглось, сердце билось тихо и ровно. Ей было тепло и уютно, его руки грели ей грудь, и прикосновения эти были сейчас робкими и нежными, говорящими уже не о страсти, но о поклонении.

– Дорогая, – шепнул он, – сегодня нам нельзя тут спать.

– Спать? – переспросила она. – Зачем же спать, если можно…

Ее рука, скользнувшая по его животу вниз, ощутила, как у него в теле растет напряжение.

– Я хочу сказать, что скоро пойдет дождь, – пробормотал он, зарываясь лицом в ее волосы. Она открыла глаза.

– Правда? Ты не обманываешь? Который час?

– Я потерял счет времени, дорогая. Она взглянула на свою руку.

– А где мои часы?

– Ты пришла без них.

– В самом деле?

Странно. Она никогда не выходит без часов. Неужели она тоже начала терять счет времени?

– Нам не нужны часы, чтобы понять: пора под крышу. – С сожалением Мерфи свернул одеяло. Со вздохом Шаннон стала одеваться.

– У тебя прекрасное белье, – сказал он. – Я не могу спокойно смотреть.

– На белье?

– На то, что под ним.

– В Дублине постараюсь купить такое же.

– Ты едешь в Дублин?

– Да, во вторник. – Она закончила одеваться, протянула руку, он помог ей встать. – Сама не понимаю, как это вышло. Я еду с Роганом.

– Значит, ты подписала контракт? – Мерфи поднял и сложил второе одеяло.

– Нет еще. Даже не прочитала его толком. Но на среду он пригласил какого-то знакомого фотографа, чтобы сделать мои снимки для рекламы. А я должна составить список картин и рисунков, которые остались в Нью-Йорке. Он хочет забрать их оттуда и устроить здесь мою выставку. К осени.

– Вот здорово! Что ж ты не сказала раньше? – Обрадовавшись за Шаннон, Мерфи приподнял ее и поцеловал. – Поздравляю! Это нужно отметить!

– Если мы снова будем отмечать, как только что, у нас не останется времени на разговоры. Он засмеялся и снова поцеловал ее.

– Я буду скучать, когда ты уедешь в Дублин, – Мерфи потерся щекой о ее волосы. – Это надолго?

– Роган сказал, мы вернемся в четверг или в пятницу. Мерфи, я действительно хочу серьезно поговорить с тобой. Я не забыла.

Они были уже недалеко от гостиницы Брианны, когда начал накрапывать дождь.

– Нам необходимо поговорить, – с нажимом повторила она.

– Я помню об этом. Но сейчас уже поздно.

– А тогда было рано? Мерфи, не хитри, пожалуйста! Давай зайдем к Брианне.

– Там мы не сможем побыть одни, – возразил он. – Кроме того, меня ждут мои двадцать три родственника. Они сегодня уже не уедут.

– Что-то вчера они тебя не очень ждали!

– Вчера было сейли. Спокойной ночи, дорогая. И помни, я тебя очень люблю.

– Спокойной ночи, Мистер Хитрец!

Во вторник утром Шаннон быстро уложилась и была готова к отъезду задолго до появления Рогана. Дожидаясь его, она не переставала думать о том, во что сама себя впутала. И не только с Роганом. Собственно, она поняла это уже вскоре после приезда в Ирландию. Новые родственники, Мерфи. Теперь еще отношения с Роганом, которые грозят превратиться в дело всей ее жизни, и что тогда? Прощай накатанная уже дорога рекламного бизнеса, где она имеет какое-то имя и определенный вес и ожидает большего.

Как бы то ни было, пришла она наконец к мудрому выводу, а провести несколько дней в Дублине не так уж плохо. Она уже несколько недель не видела нормального большого города.

– Ты не забыла зонт? – обеспокоенно спросила Брианна, увидев выставленную к дверям сумку Шаннон. – А еще одну куртку? Если погода изменится.

– Все в порядке, босс.

Брианна, смутившись, поудобней перехватила малютку Кейлу, которую держала на руках.

– Мегги тоже не любит, когда я суечусь и беспокоюсь, все ли уложила. Но выражает это гораздо эмоциональнее, чем ты. Зато Грей без меня никуда. А, вот и Роган! Счастливого пути, Шаннон. У них прекрасный дом в Дублине, а повар – просто блеск!

– То же самое он говорит о тебе, Брианна. – Роган взял сумку Шаннон, стал укладывать в багажник. – До свидания, дорогая, привет Грею, и ведите себя здесь хорошо.

Мегги, сидевшая в машине вместе с Лайамом, помахала сестре рукой.

– Не забывай принимать витамины, – напутствовала ее Брианна. – Счастливого полета.

Путь до аэропорта под свинцовым небом и непрекращающимся дождем был недолгим. По дороге Шаннон вспоминала о своем недавнем прибытии в этот аэропорт. Тогда она была как сплошной комок нервов и наполнена уже заранее чувством неприятия, даже недоброжелательностью к своей предполагаемой родне, как если бы та была виновата в том, что ей открыла мать перед смертью. Сейчас о тех чувствах не могло быть и речи – они напрочь исчезли, но напряжение осталось.

В аэропорту они избежали обычной сутолоки, потому что были препровождены к небольшому служебному самолету, принадлежавшему Галерейной Компании Рогана.

Лайам сразу потянулся к иллюминатору, Мегги откинулась на спинку сиденья, мечтая о чае и о том, чтобы скорее прошла навалившаяся на нее тошнота и слабость. Вторую свою беременность она переносила намного тяжелее, чем первую.

– Вы говорили, что много путешествовали с родителями, – заговорил Роган, обращаясь к Шаннон.

– Да, отец почему-то очень любил частые переезды. – Шаннон пожала плечами. – Моим самым первым, хорошо запомнившимся впечатлением был аэропорт в Риме. Жуткий шум, толкотня и яркие краски. Мне было около пяти лет.

Самолет тронулся с места, Лайам завизжал от восторга.

– Он больше всего любит, когда мы еще катим по земле, – нежно глядя на сына, сказала Мегги. – И когда взлетаем тоже. А потом ему делается скучно.

Господи, скорее бы уж взлететь, что ли! Может, тогда пройдет эта ужасная дурнота.

– Я тоже люблю взлет. – Шаннон прижалась лицом к щеке Лайама и вместе с ним следила за удаляющейся, рвущейся из-под самолета землей. – Теперь мы уже как птицы. Смотри! Сейчас начнем чирикать!

– Птички! Птички! – радостно завопил Лайам. – Чик-чирик! До свидания,

«Да, – мысленно вздохнула Шаннон, – до свидания, Мерфи. Ты остался там, где мы провели две ночи. Две такие ночи! Впрочем, вторая была, увы, короткой. Ужасно короткой».

А время наступает на пятки, продолжала она размышлять. Оно бежит, мчится и заставляет принимать решения. И скоро, очень скоро наступит час, когда она тоже будет сидеть в самолете, но в другом – огромном, путь которого прямо в противоположную сторону: не на восток, а на запад. В Нью-Йорк.

– Черт! – услышала он возглас Мегги и увидела, как та, отшвырнув ремень безопасности, вскочила с места и опрометью ринулась по проходу. Дверь в туалет с силой захлопнулась за ней.

– Черт! – без усилия повторил Лайам.

– Она плохо переносит полет? – удивленно спросила Шаннон у Рогана.

– Она плохо переносит эту беременность. Особенно по утрам. С Лайамом у нее было лучше. – Роган озабоченно оглянулся на закрытую дверь.

– Наверное, раз на раз не приходится.

– Это мы и видим теперь, – проворчал Роган. – Приготовлю ей чай.

– Сидите, я сама. Не беспокойтесь, – Шаннон успокаивающе положила руку ему на плечо, отстегнула ремень и быстро встала.

– Она любит очень крепкий! Чай и все остальное вон там, на полках.

– Я справлюсь.

Шаннон выбрала из нескольких сортов чая ромашковый, считая, что он подойдет больше других при нынешнем состоянии Мегги, и, когда та появилась в проходе, поднесла ей чашку с горячим напитком.

– Лучше?

– Да, на сегодня, надеюсь, представление окончено, – мрачно сказала Мегги. Она выглядела как воин, только что выигравший еще один кровавый поединок.

– Какая ты бледная.

– Это лучше, чем зеленая.

– Как мне жаль тебя, Маргарет Мэри, – пробормотал Роган, обнимая ее. – Пей чай.

– Ему жаль, – проворчала Мегги. – А кто виноват в моем состоянии, ты случайно не знаешь?

– Кажется, я знаком с этим человеком. И лично мне он нравится.

– Мне вообще-то тоже. Лайам! – Мегги отобрала у него цветной мелок. – Рисовать надо в альбоме, который тебе дали, а не на стенке самолета. И еще запомни: мел не для еды. Может, судьба наградит меня за то, что второй ребенок достается труднее, и он не будет такой бедокур, как этот?

В подтверждение ее слов Лайам кинул альбом на пол и издал крик, почти заглушивший гул самолета.

– Хочешь, чтобы наш второй был совсем паинькой? – Роган погладил сына по голове.

– Ни за что на свете! – решительно сказала Мегги.

Брианна оказалась права: дом Рогана в Дублине был великолепен. Во-первых, он весь утопал в зелени – кустов, деревьев и травы. Во-вторых, прекрасно обставлен под старину и весь сверкал – полы, светильники, стены и потолки. Так, во всяком случае, казалось Шаннон.

В ее комнате стояла огромная кровать с четырьмя столбиками по краям, но без балдахина, и столик, вышедший из-под рук самого Чиппендейла. (Томас Чиппендейл – знаменитый английский мебельный мастер XVIII века.)