Мегги тоже не раз видела ее изображение на глянцевых страницах, но воочию – совсем другое дело. От истинного великолепия трех пространственных измерений захватывало дух.

Много часов своего свободного времени в Венеции провела она в ее завораживающих музеях. Но по великолепию и пышности внешнего вида им было далеко до галереи Рогана.

Однако она так ничего и не сказала ему об этом, когда тот, открыв величественные двери, жестом пригласил ее войти.

Ей пришлось подавить в себе желание опуститься на колени чуть ли не у входа, таким похожим на храм, тихим, в бликах переменчивого света, со специфическим запахом, показался ей главный зал. Экспозиция искусства аборигенов Америки была превосходной: гончарные изделия, огромные плетеные корзины, ритуальные маски, принадлежности для колдовства, разнообразные бусы. На стенах висели картины – и примитивные, и с глубоким смыслом. Особенно восхитило Мегги платье из оленьей кожи с орнаментом в виде бусин и ярких камешков. Оно выглядело на стене как самый изысканный гобелен. Так и хотелось потрогать его.

– Изумительно! – воскликнула она. Это было первое нейтральное слово, произнесенное после яростного поцелуя в автомобиле.

– Рад, что вам хоть что-то понравилось. Опять этот язвительный тон. Смогут они когда-нибудь разговаривать как нормальные люди?

– До сих пор я видела изделия американских индейцев только на страницах книг, – восхищенно сказала она и наклонилась над большим сосудом для воды.

– Потому-то я и захотел привезти эти экспонаты и выставить тут. Мы в Ирландии забываем, что, кроме европейского искусства, существует и другое.

– Трудно поверить, что людей, умеющих делать такие вещи, называли дикарями. И не так уж давно, если судить по фильмам с Джоном Уэйном. Хотя мои предки тоже были дикарями, тоже разукрашивали себя в разные цвета перед битвой. Больше всего они любили голубой цвет. Цвет моря. Я ведь из их рода. – Она критически осмотрела стоящего перед ней джентльмена, одетого с иголочки, и добавила:

– Впрочем, и вы тоже.

– Я слышал краешком уха, – доверительно ответил он, – что на протяжении столетий эти обычаи постепенно отмирали. Во всяком случае, у большинства. Лично я давно уже не испытываю тягу вымазывать себя голубой краской. Хотя женщины делают это до сих пор.

Она весело рассмеялась, он в который уже раз взглянул на часы.

– Ваши работы мы поместили на втором этаже. Он направился к лестнице, Мегги пошла за ним.

– Почему именно на втором? – поинтересовалась она у его спины.

Он остановился, подождал, пока она поравнялась с ним на ступеньках. В голосе у него слышалось нетерпение, когда он отвечал ей, продолжая подниматься по лестнице.

– Хочу, чтобы выставка, подобная вашей, стала не только показом работ, но и, как теперь говорят, общественным мероприятием. Презентацией. Посетители лучше воспринимают искусство, когда чувствуют себя несколько более свободными, даже расслабленными, если хотите. Это мое убеждение, рожденное из немалого опыта. – Он снова остановился, взглянул на нее. – Вы чем-то озабочены?

– Только тем, чтобы люди смотрели мои работы серьезно, а не с бутербродом в зубах и рюмкой виски в руке. Чтоб это не было похоже на вечеринку с танцами.

– Уверяю вас, те, кто придет, танцевать не будут. И, вообще, стратегия и тактика – моя забота, мисс Конкеннан. Мы уже говорили об этом.

Они подошли к прикрытой двери, Роган распахнул ее и отступил назад, пропуская Мегги вперед.

Войдя в дверь, Мегги чуть не лишилась дара речи от неожиданности. Перед ней была огромная комната, над которой нависал купол яркого, но мягкого света. Он лился на темный отполированный пол, и в нем создавалось почти зеркальное отражение тех изделий, что были отобраны Роганом для показа и стояли на стендах. Нет, не на стендах – на мраморных пьедесталах на уровне глаз смотрящих.

В самых сокровенных своих мечтах она не могла вообразить, что творения ее рук могут так выглядеть – великолепно, грандиозно, чувственно.

На самых высоких постаментах стояло всего двенадцать работ. Ловкий ход, мысленно одобрила Мегги, потому что это сразу обратит на них особое внимание. А в центре зала, как блестящий холодный айсберг с огненной сердцевиной, высилась ее последняя работа – «Сдача»… «Капитуляция»… «Поражение»…

Она почувствовала тупую боль в сердце, оглядывая это произведение. Кто-то, возможно, купит его, увезет с собой. Купит, поторговавшись с Роганом, украдет у нее, украдет из ее жизни.

Да, за то, что хочешь чего-то большего, нужно непременно платить потерей того, что уже имеешь. Или потерей самого себя. Такова жизнь.

Молча шла она по залу, шаги ее отдавались гулким эхом. Засунув руки в карманы, Роган следовал за ней.

– Самые маленькие вещи, – объяснял он, – выставлены в верхних гостиных. Так мы называем те небольшие залы. Обстановка там более скромная. Мы… – Он внезапно замолчал, прошипев что-то сквозь зубы. Какого черта! Она даже головы не повернет к нему. Для кого, собственно, он все это долдонит? Чего ей надо? Чем опять недовольна? С неохотой он все же добавил:

– Как я уже, кажется, говорил, на выставке будет небольшой ансамбль. Струнный. Шампанское и бутерброды. – Последние слова он произнес с некоторым вызовом.

– Да, да, конечно, – рассеянно отвечала Мегги. Она стояла спиной к нему, не понимая, почему в такой необычный для нее момент, в этом величественном зале, уставленном ее работами, ей так хочется лишь одного – плакать.

Роган заговорил снова:

– Я попрошу вас присутствовать при открытии. Хотя бы недолгое время. Можете, если не хотите, не говорить и не делать ничего, что как-то потревожило бы вашу авторскую неприкосновенность.

Сердце у нее билось так сильно и громко, что она не уловила раздражения в его тоне.

Она тихо сказала:

– Все это выглядит… – И замолчала, потому что не могла подобрать нужное слово. – ..Красиво, – наконец нашлась она. – Все это очень красиво.

– Красиво? – удивленно переспросил он.

– Да. – Она повернулась к нему, глаза у нее были расширены. Впервые за долгие годы она испытывала чувство страха. – У вас превосходный художественный вкус.

– Вы очень любезны, Маргарет Мэри. Благодарю вас на добром слове. Должен признаться, понадобилось всего три недели плюс немало усилий около десятка высококвалифицированных специалистов-музейщиков, чтобы все стало выглядеть «красиво».

Нетвердой рукой она провела по волосам. Почему он все время недоволен ею? Разве не понимает, что она просто лишилась дара речи от всего увиденного, что совсем выбита из колеи и трясется, как кролик, убегающий от собачьей своры?

– Что вы хотите, чтобы я сказала вам, Роган? – произнесла она дрожащим голосом. – Я сделала свою работу и отдала вам. Вы сделали свою, использовав то, что получили. Нас обоих следует поздравить. А теперь давайте пойдем наверх.

Она направилась к дверям, но он преградил ей путь. Ярость, написанная на его лице, была так явственна, так сильна, что Мегги не удивилась бы, если все ее стекло превратилось бы сейчас в мельчайшую разноцветную пыль от его взгляда.

– Вы… Вы – неблагодарная крестьянка, – прошипел он.

– Я? Крестьянка? – Она была в полном смятении – напугана, сбита с толку, но и возмущена. – В этом вы совершенно правы, Суини. Считаете меня неблагодарной, потому что я не падаю к вашим ногам и не целую ваши модные ботинки? Если так, то вы тоже правы. И я, в свою очередь, не ожидаю от вас ничего большего, чем то, что написано в вашем поганом контракте с его муторными пунктами. А там ничего не сказано о взаимной благодарности и целовании ботинок.

Она чувствовала, что сейчас разрыдается – жгучие слезы подступили к глазам, – и если она немедленно не уйдет отсюда, то они хлынут потоком, а грудь разорвется от стонов. В отчаянном порыве убежать она толкнула его, но он схватил ее за плечи, удержал и резко повернул к себе.

– Впрочем, я всего ожидал от вас, мисс Конкеннан, – сказал он все с той же яростью. – И этого тоже.

– Прошу прощения, – раздался голос от двери. Там стоял только что вошедший Джозеф Донахоу. – Я прервал вашу беседу?

То, что представилось его глазам, вызвало у него несказанное удивление и не меньший интерес. Его босс, всегда такой выдержанный и хладнокровный, с разъяренным лицом стоял напротив маленькой женщины, глаза которой были полны угроз, а кулаки, казалось, готовы нанести смертельный удар.

– Совсем нет, Джозеф. – Колоссальным усилием воли Роган подавил желание отшвырнуть Мегги, сопроводив это действие соответствующими словами, и спокойно отпустил ее плечо, отступив назад и моментально обретя свойственное ему самообладание. – Мы как раз обсуждали с мисс Конкеннан некоторые условия контракта. Познакомьтесь, пожалуйста. Мегги Конкеннан. Джозеф Донахоу, хранитель галереи.

– Очень приятно.

Весь излучая любезность, Джозеф подошел, чтобы пожать слегка дрожащую руку Мегги, затем поцеловал ее и широко улыбнулся, блестя золотой коронкой.

– Какое удовольствие, мисс Конкеннан, познакомиться с таким талантливым человеком, таким одухотворенным.

– И мне приятно видеть того, кто так трепетно относится к искусству и к людям искусства.

Обмен любезностями на этом закончился, но Джозеф не спешил отпускать руку Мегги. Она же обрела уже силы благосклонно улыбаться ему. Чего не мог не отметить Роган.

– Скажите Джозефу, когда вам потребуется машина для поездки по городу, – холодно произнес Роган. – Водитель будет в вашем распоряжении.

– Спасибо, – ответила Мегги, не глядя на него. – Думаю, Джозеф сумеет занять меня на некоторое время.

– Нет ничего более приятного, – заверил тот. – Вы уже видели наши гостиные наверху, мисс Конкеннан?

– Еще нет. Называйте меня просто Мегги.

– С удовольствием. – Он было отпустил ее руку, но тут же взял вновь. – Пойдемте, Мегги. Надеюсь, вам понравится то, что мы сотворили. Хотелось бы, чтобы вы одобрили. Мы приветствуем любые ваши пожелания и предложения.

– Спасибо. Предвкушаю удовольствие, которое получу. – Она пошла вслед за Джозефом, но у дверей остановилась и повернулась к неподвижно стоящему Рогану. – Мы не будем отрывать вас от дел, Роган. У вас их так много. – И снова обратилась к Джозефу:

– Я знаю одного Донахоу. Френсиса. Он живет поблизости от Энниса и занимается торговлей. По-моему, он чем-то похож на вас. Пожалуй, глаза. Случайно не ваш родственник?

– У меня уйма двоюродных братьев и сестер в графстве Клер со стороны отца и матери. По материнской линии они Райаны.

– Я знаю много Райанов. О!

Она остановилась на пороге комнаты, куда они уже вошли. Помещение было небольшим, с изящным камином и удобными диванчиками. На старинной работы столиках стояло несколько ее изделий, в том числе то, которое Роган приобрел во время своего первого визита к ней.

– По-моему, размещено со вкусом, – сказал Джозеф, включая освещение. И сразу стекло ожило, запульсировало под лучами света. – В большом зале, – услышала Мегги слова Джозефа, – дыхание посетителей должно надолго прерываться. Здесь им разрешается дышать свободней. Так нами задумано.

– Да.., да… – она глубоко вздохнула. – Ничего, если я сяду, Джозеф? Только на минуту. У меня как раз прервалось дыхание.

Она села на мягкий диван, прикрыла глаза.

– Знаете, Джозеф, – заговорила она, не открывая глаз, – однажды, когда я была еще ребенком, отец купил козла. У отца появилась очередная идея: начать разводить коз. Как-то я пошла с этим козлом на поле и чем-то, видно, вывела его из себя. Он меня хорошенько боднул, и я отлетела футов на десять. Такое же ощущение я испытала, когда вошла в эту комнату. Словно чьи-то рога боднули меня.

– Нервы, да?

Она открыла глаза, увидела сочувствие и внимание во взгляде Джозефа.

– Боюсь до смерти. Но будь я проклята, если откроюсь перед ним! Он такой самоуверенный, такой… Разве нет?

– Просто уверенный. Он твердый орешек, наш Роган. И не без оснований. У него безошибочное чутье, когда дело касается приобретения предметов искусства или когда он оказывает содействие кому-либо из художников. – Джозеф был явно из тех, кто быстро сходится с другими и чувствует себя, по большей части, вполне раскованно, не стесняясь затрагивать весьма животрепещущие, быть может, даже личные темы. Он уселся рядом с Мегги, вытянув ноги, затем согнул их в коленях и, переместившись поближе, произнес:

– Не мог не обратить внимания, когда вошел, что вы некоторым образом набычились друг на друга. Я не ошибся?

Мегги слабо улыбнулась.

– У нас, видимо, слишком мало общего. Он чересчур напористый, ваш Роган.

– Верно. Но те, на кого он напирает, почти не ощущают этого, потому что напор достаточно мягок. И полезен, я бы сказал.

– Со мной он не был мягким, – сквозь зубы процедила Мегги.

– Я заметил. Это несколько странно. Видите ли, Мегги, думаю, я не выдам служебной тайны, если скажу, что Роган намерен включить вас в число постоянных авторов нашей галереи. Я работаю с ним достаточно долго и не припомню, чтобы он был так сосредоточен на ком-нибудь. И заинтересован.