Нора Робертс - Рожденная в огне

– Сделала бы это куда раньше, если бы знала, какие лакомства меня тут ожидают. У тебя много постояльцев?

– Да, семья из Лондона, студент из Дерри и две прелестные дамы из Эдинбурга. Как отдохнула?

– Там чудесно! Все время солнце… Да что говорить? Я нарисовала кое-что, чтобы показать тебе. Это вернее, чем писать письма.

Брианна взяла рисунки.

– Ой, какая красота! А у меня для тебя газетные вырезки из Парижа.

– Откуда ты их взяла?

– Попросила Рогана, чтобы прислал. Сейчас покажу.

– Лучше потом. У меня пошла работа, и, боюсь, они только взбудоражат меня. Я и так знаю, что все прошло неплохо.

– А в Рим тоже поедешь?

– Не знаю. Не думала. Когда я здесь, все это кажется каким-то смутным сном.

– Теперь ведь ты можешь ездить, если захочешь. И куда захочешь.

– Ну, это сильно сказано, Бри. Хотя кое-куда могу. – Ей захотелось переменить тему, потому что сестра вот-вот должна была спросить о ее отношениях с Роганом, а говорить об этом у Мегги нет ни желания, ни сил. Поэтому она сказала:

– Ты слышала, Элис Куин родила мальчика? Его назвали Дэвидом. Вчера было крещение. Он орал как резаный во время всей церемонии, представляешь?

– Элис теперь не узнать, – задумчиво сказала Брианна. – Совершенно другой человек. А какая была ветрогонка… Да, брак и материнство меняют людей, хотя ты утверждаешь, что никто никогда не меняется.

«Вон как уже заговорила сестрица, – подумала Мегги. – Должно быть, неспроста. Начала серьезно задумываться о своем будущем. Наконец-то!»

– У матери все неплохо, – продолжала Брианна.

– Я, кажется, тебя не спрашивала про нее!

– А я все равно говорю. Лотти заставляет ее сидеть на воздухе и даже ходить пешком.

– Ходить? Она еще не разучилась?

– Мегги! Зачем ты так? Последний раз, когда я была у нее, она мирно сидела с пряжей в руках, а Лотти мотала клубок. Правда, уже через минуту мать отложила пряжу и начала жаловаться, что Лотти загонит ее в гроб своими штучками. Говорила, что два раза увольняла ее, но та никуда не уходит.

– А что Лотти?

– Молча раскачивалась в своей качалке и только улыбалась.

– Если Лотти и правда уйдет…

– Этого не случится. Я же не договорила. Конечно, когда я услыхала такое, то страшно забеспокоилась и начала извиняться перед Лотти. Тогда она перестала качаться и сказала матери: «Мейв, хватит волновать свою дочь. Вы хуже сороки-балаболки. Возьмите пряжу!» Она сунула ей в руки моток и объявила мне, что собирается научить мать вязанию.

– Это будет грандиозно. Хоть чем-нибудь займется, кроме своей Библии.

– Самое интересное, что мать подчинилась ей, хотя продолжала ворчать и жаловаться. У меня ощущение, Мегги, что ей начинает нравиться такая жизнь.

В собственном доме.

– Главное, ты теперь свободна, сестрица… Но я пришла не для того, чтобы без конца говорить о ней.

– Тогда скажи о том, что беспокоит тебя, Мегги.

– С чего ты взяла?

– Чувствую. Поссорилась с Роганом?

– Зачем нам ссориться? У нас… Почему ты решила, что я вообще думаю о нем?

– Потому что видела вас вместе.., как вы глядите друг на друга. Ну.., и не только глядите.

– Чушь! Это ни к чему не обязывает. Мы давно не дети… У нас общие дела, они идут успешно, и, конечно, мы хотим, чтобы так было дальше. Вот и все, что у нас…

– Ты его любишь?

– Еще чего! – Нет, она не хочет его любить! Не должна! – Он, видимо, воображает, что это так, как ты говоришь, но не могу же я отвечать за то, что приходит ему в голову. И не собираюсь менять свою жизнь ни ради него, ни ради кого бы то ни было. – Она сжала руки, внезапно ощутив легкий озноб. – Но, будь он неладен, я уже не могу быть прежней!

– Прежней в чем? Скажи, Мегги.

– Такой, как была. Или думала, что была. Он научил меня желать больше, чем имею. Я и раньше, наверное, была такой, только не сознавала этого. А благодаря ему стала понимать.

– Что понимать, Мегги?

– Ox… Например, то, что одной работы и веры в нее для меня мало. Мне стал необходим и он сам.., как часть моей работы.., моей души. Когда у меня что-то получается, я чувствую в этом и его участие.., присутствие. Делю с ним свое удовлетворение, успех. Понимаешь, Бри?.. Это означает, что я сдалась, пошла на уступки самой себе, отдала частицу себя в его руки.

– Ты говоришь о своем искусстве или о своем сердце, Мегги?

Сказав это, сестра посмотрела ей в глаза, и Мегги не выдержала ее взгляда.

– Я не могу отделить одно от другого, – ответила она, отвернувшись. – Он получил и то, и это…

Услышь Роган эти слова, он был бы порядком удивлен, потому как к этому времени, после многочисленных раздумий, принял решение рассматривать свои отношения с Мегги как если бы они носили чисто деловой характер. Он, со своей стороны, уже внес предложение. Теперь очередь за другой стороной, которая должна рассмотреть и обдумать это предложение и прийти к какому-то решению.

С деловой точки зрения у него нет необходимости связываться с ней в ближайшее время. Экспозиция ее работ останется в Париже еще недели на три до отправки в Рим. Экспонаты уже отобраны, все, что необходимо, делается.

Следовательно, на ближайшее будущее у них обоих есть чем заняться, не так ли? Если же возникнет что-нибудь срочное, его сотрудники всегда могут связаться с ней.

Так что пускай она доспевает, как пудинг в духовке, или что там ставят туда… А он будет ждать.

Для его самолюбия, для воплощения его планов будет лучше, если она не узнает о том, как сильно задеты его чувства, в каком унынии он пребывает. Кроме того, вдали друг от друга оба могут еще и еще обдумать свои намерения. Если же будут видеться, каждая их встреча непременно закончится в постели, а это хотя и приятно, но само по себе ничего не решит.

Тут нужны терпение и твердость. Да, именно так.

И если она по прошествии какого-то времени будет все так же глупо упрямиться, он примет меры. Какие? Ну, что-нибудь обязательно придумает. Чертова дикарка!

В эти же дни Роган решил навестить бабушку. Визит был не совсем в обычное время, но после своего возвращения с юга он еще не виделся с ней, и ему остро хотелось побыть в лоне семьи, даже если эта семья ограничивается одним человеком.

Он постучал в дверь старинным висячим молотком, через минуту был встречен служанкой и, отказавшись от ее услуг, быстро прошел в гостиную.

– Роган! – Старая женщина поднялась навстречу. – Не ждала тебя в такой час, но тем приятней сюрприз.

– У меня отложено деловое свидание, и я воспользовался свободным временем. Ты выглядишь превосходно!

– Я и чувствую себя соответственно. Садись.

Что будешь пить?

– Ничего. Просто посижу с тобой недолго.

– Слышала об успехе твоей выставки в Париже. Мы на днях завтракали с Патрицией, она мне многое рассказала.

Многое? – подумал он, ощутив новую волну стыда и сожаления за то, что произошло между ним и Патрицией и чего могло не быть, прояви он в свое время побольше внимания и догадливости.

– Как она поживает?

– О, прекрасно. Давно не видела ее в таком хорошем состоянии. Вся в заботах о своей школе, и, знаешь, Джозеф очень ей помогает в этом деле.

– Я совсем закрутился, бабушка, – посчитал нужным оправдаться Роган. – Много дел в галерее после моего отсутствия, а главное, расширение фабрики в Лимерике. Приходится ездить туда… Почему ты на меня так смотришь? Что-нибудь не так?

– Вовсе нет. Просто хочу кое о чем потолковать с тобой. Видишь ли… – Она вдруг прервала саму себя и спросила:

– А как Мегги? Понравилась ей Франция?

– Кажется, да.

– На юге сейчас, должно быть, прекрасная погода. Я не ошиблась?

– Ты собираешься обсуждать со мной погоду во Франции?

– Нет, не совсем… Ты уверен, что ничего не хочешь выпить?

Роган почувствовал легкое беспокойство.

– Что все-таки произошло, бабушка?

– Совершенно ничего, дорогой. С чего ты взял? К его изумлению, он увидел, что она покраснела, как школьница, что, к счастью, не испортило ее на редкость моложавого лица.

– Бабушка… – начал он, но был прерван топотом шагов на лестнице и громким криком:

– Крисси! Куда ты подевалась, подружка? Вслед за этим в комнату ворвался дородного вида мужчина с голым, как яйцо, черепом, в мешковатом костюме цвета декоративных садовых ноготков. Его круглое лицо сияло, словно морщинистая луна.

– А, вот ты где, дорогая! Я уж испугался, что снова утерял тебя лет на сорок!

– Пожалуй, попрошу принести чай, – заторопилась миссис Суини, чье лицо все еще оставалось покрытым стыдливым румянцем.

Мужчина подошел к ней и поцеловал обе ее чуть дрожащих руки. Только тогда он заметил Рогана.

– Это мой внук, – сказала ему миссис Суини. – Роган, это Найл Фини. Я рассказывала тебе о нем.

– Вот это кто! – Рука Рогана оказалась крепко сжата в твердой длани вошедшего. – Здорово приятно свидеться. Крисси мне тоже много чего порассказала о тебе, парень. Ты у нее прямо как зеница ока.

– Я.., мне также очень приятно познакомиться с вами, мистер Фини.

– Ну, ну, пожалуйста, без этой галантерейности между нами. При наших-то семейных отношениях.

Он подмигнул и засмеялся так, что его внушительный живот заходил ходуном.

– Отношениях? – оторопело повторил Роган.

– Ага, парень. Когда я был совсем еще лягушонком, мы с Крисси уже знали друг друга. С бабкой твоей. С тех пор прошло, Господи оборони, больше чем полвека, а теперь вот перст Божий указал тебе на мою племянницу, чьи стекляшки ты у себя пригрел.

– Племянницу? Так вы родственник Мегги?

– Кто же еще? Ее дядя собственной персоной! – Найл уселся свободно, как у себя дома. Теперь, когда он перестал смеяться, живот у него все равно значительно выпирал над поясом брюк. – Я горжусь за нее не хуже петуха, хотя, сказать по правде, ничегошеньки не понимаю в том, чего она делает. Но если Крисси говорит, что это отменно, значит, так оно и есть.

– Крисси, – невольно повторил Роган.

– Как интересно, верно, Роган? – сказала ему бабушка с нервной улыбкой. – Сестра Мегги написала Найду в Голуэй о том, что у вас с Мегги общие дела. Наверное, упомянула обо мне, и Найл прислал письмо, а я пригласила его приехать в гости. Одно цепляется за другое.

– Вы.., бывали раньше в Дублине? – вежливо спросил Роган у мистера Фини.

– Город что надо! – Найл хлопнул ладонью по ручке кресла. – А девушки тут – убиться можно! – Он снова подмигнул, на этот раз в сторону миссис Суини. – Но я гляжу только на одну.

– Расскажи, что ты знаешь о своей племяннице, Найл, – попросила миссис Суини.

Роган растерянно смотрел на них обоих – таких радостных, таких довольных друг другом и своими давними воспоминаниями.

– Бабушка, – сказал он, – пожалуй, я чего-нибудь выпью… Хорошо бы виски…

В весьма подавленном состоянии он вышел из дома своей бабушки. Ему никак не верилось, что он и в самом деле видел то, что минуту назад предстало перед его глазами. Потому что картина была такой, которую как-то обрисовала Мегги, правда, по другому поводу: если в душе двух человек таится нечто интимное, сокровенное, то хотят они или не хотят, но в присутствии друг друга невольно подают сигналы, заметные не только им одним, а и постороннему, достаточно внимательному наблюдателю.

Попросту же говоря, его бабушка флиртует – да, да, именно так! – с круглолицым родственником Мегги из города Голуэя!

Нет, сказал он самому себе, входя в здание галереи уже незадолго до ее закрытия, такого просто не может быть! Наверняка я не так прочитал эти чертовы «сигналы»! Бабушке уже за семьдесят; женщина с безупречным вкусом, прекрасными манерами, непогрешимым стилем во всем.

А этот Найл Фини… Возможно, он очень мил, но… Нет, ни в какие ворота не лезет!

Ему захотелось сейчас посидеть спокойно пару часов у себя в кабинете, никого не вызывая и не принимая, выключив телефон, в одиночестве.

Он покачал головой и улыбнулся самому себе: его желания начали точь-в-точь совпадать с желаниями Мегги.

Он уже взялся за ручку двери, когда услышал голоса в повышенном тоне, раздававшиеся из комнаты. Спор, по всей видимости, был в самом разгаре. Воспитание говорило ему, что нужно уйти, однако любопытство взяло верх.

Он открыл дверь, и глазам его предстали Патриция и Джозеф, оба взволнованные и разгоряченные.

– А я говорю тебе, – кричал Джозеф, – что ты не используешь до конца серое вещество мозга, которым наградил тебя Господь! И я совсем не хочу стать причиной вашего с матерью отчуждения друг от друга.

– Я уже говорила сто раз, что мнение матери по этому поводу меня ни капли не интересует! – кричала в ответ Патриция, и Роган, который никогда не слышал, чтобы она так повышала голос, раскрыл от удивления рот. – Это не ее заботы! Понятно?