Отогнав неприятную мысль, Бриана взяла в руки три письма, перевязанные выцветшей красной ленточкой. Адресат обитал в Нью-Йорке, но ее это не удивило. У Конкеннанов было в Штатах довольно много друзей и родственников. Однако имя, указанное на конверте, оказалось незнакомым. Аманда Догерти.

Бриана развязала ленточку, рассеянно взглянула на страницу, написанную аккуратным школьным почерком, и… у нее перехватило дыхание.

«Мой дорогой Томми!

Я сказала, что не буду тебе писать. И может быть, это письмо так. и останется не отправленным. Но не написать его я не могла – мне нужна хотя бы иллюзия, что я с тобой разговариваю. Вернувшись в Америку, я пробыла в Нью-Йорке всего один день. Ты невероятно далеко, и дни, проведенные вместе с тобой, теперь для меня еще дороже. Я сходила исповедаться и покаялась. Но в глубине души я не считаю грехом то, что было между нами. Любовь не может быть грехом. А я всегда буду любить тебя. Когда-нибудь, если Господь смилостивится над нами, мы соединимся. Но даже если этого не произойдет, знай, что для меня дорого каждое мгновение, которое нам подарила судьба. Да, я понимаю: мой долг сказать тебе, что ты не смеешь нарушать священные узы брака и обязан посвятить себя малюткам, которых ты боготворишь. И я говорю тебе это. Но прошу об одном. Может быть, это эгоистично, но я прошу тебя: думай обо мне, когда в Клер приходит весна и река Шаннон искрится на солнце. И вспоминай, как ты любил меня в те недолгие дни, что мы были вместе. Люблю тебя…

Вечно твоя Аманда».

Бриана подавленно уставилась на любовные письма. Отец получил их, когда она еще пешком под стол ходила.

У нее похолодели руки. Интересно, как должна реагировать взрослая двадцативосьмилетняя женщина, узнав, что ее отец любил другую, не маму? Господи! Ее отец, у которого, казалось, в жизни одни только шуточки да бесплодные мечты… Эти письма не предназначались для посторонних глаз. Но… разве можно удержаться?

Когда Бриана с нетерпением разворачивала второе письмо, ей казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

«Мой дорогой Томми!

Я перечитывала твое письмо, пока не выучила его наизусть. У меня сердце разрывается, как подумаю, до чего ты несчастен. Я тоже то и дело гляжу на океан и представляю тебя на берегу, как ты стоишь и смотришь в мою сторону. Мне столько хочется рассказать, но, боюсь, тебе от этого станет лишь больнее. Пусть ты не любишь жену, но ведь у тебя дети, и, думаю, тебе не надо напоминать, что заботиться о них – твоя наипервейшая обязанность. Я знаю – и всегда знала, – что малышки занимают в твоем сердце и мыслях самое главное место. Да благословит тебя Господь, Томми, за то, что ты думаешь еще и обо мне! И за твой бесценный дар. Я считала, что мне предстоит унылая, пустая жизнь, но, оказывается, ошиблась. Моя жизнь будет богатой и полной. Теперь я люблю тебя еще сильнее. Не печалься, вспоминая обо мне. Но, пожалуйста, вспоминай!

Вечно твоя Аманда».

Она его и вправду любила, сказала себе Бриана, и к глазам ее подступили слезы.

Письмо дышало любовью, хотя было очень сдержанным. Кто такая эта Аманда? Как они встретились с отцом? И часто ли отец вспоминал ее? Часто ли мечтал о ней?

Смахнув слезу, Бриана развернула третье письмо.

«Мой дорогой!

Я долго молилась, прежде чем сесть за это письмо: просила Богоматерь вразумить меня, подсказать верное решение. Не знаю, правильно ли я поступаю. Мне хочется лишь надеяться, что известие принесет тебе радость, а не печаль.

Я все время вспоминаю те часы, которые мы провели с тобой в крохотном гостиничном номере с видом на реку Шаннон. Как ты был нежен и ласков! Нас ослепила внезапно нахлынувшая любовь. Я никогда не испытывала и, наверное, больше не испытаю столь глубокого, сильного чувства. Поэтому я счастлива от мысли, что раз уж мы не можем быть вместе, в память о твоей любви у меня останется драгоценный дар – твой ребенок. Я беременна, Томми! Пожалуйста, порадуйся за меня. Я не одна и ничего не боюсь. Хотя вообще-то я должна была бы умирать от стыда. Незамужняя женщина связалась, с женатым мужчиной и ждет от него ребенка. Позор! Может, потом мне и станет стыдно, но сейчас я невероятно счастлива.

Я давно поняла, что беременна, но долго не могла собраться с духом и сообщить тебе. А сегодня, впервые почувствовав внутри себя шевеление новой жизни, которая зародилась благодаря нашей любви, наконец отважилась. Нужно ли говорить, что я буду любить твоего Ребенка больше всего на свете? Я жду не дождусь, когда наступит момент и я смогу взять его на руки. Умоляю, дорогой, во имя нашего ребенка не печалься, не терзайся чувством вины. А я ради его будущего уезжаю. И хотя буду думать о тебе каждый день и каждую ночь, никогда больше не напишу тебе ни строчки. Моя любовь к тебе не угаснет вовек, а глядя на малыша, которому мы дали жизнь в чудные мгновения нашей близости на берегу Шаннон, я буду любить тебя еще больше.

Ты же всю любовь ко мне отдай своим детям. И будь счастлив.

Вечно твоя Аманда».

Ребенок… Бриана залилась слезами. Сестра или брат… Господи, да что же это такое? Значит, где-то у нее есть кровный родственник? Они примерно одного возраста. И, может, даже похожи…

Что же делать? А что делал все эти годы отец? Искал ли он эту женщину и ребенка или попытался все позабыть?

Нет… Бриана осторожно расправила листки бумаги. Нет, забыть он ее не пытался. Отец до самой смерти хранил письма Аманды. Бриана долго сидела с закрытыми глазами на полутемном чердаке. Сидела и думала, что отец любил Аманду. Любил всю жизнь.

Бриане нужно было как следует поразмыслить, прежде чем рассказать о своей находке Мегги. А лучше всего ей думалось, когда она занималась хозяйством На чердаке Бри стало невмоготу, и она спустилась вниз, благо в других комнатах дел было тоже хоть отбавляй. Она целый день провела за уборкой и готовкой. Простые, будничные хлопоты и вкусные запахи, витавшие в кухне, постепенно вернули ей бодрое расположение духа. Бриана подкинула торфу в камин, заварила чай и принялась набрасывать в блокноте план оранжереи.

Ничего, решение придет, непременно придет со временем, утешала себя Бриана. В конце концов, двадцать пять лет никто ничего не предпринимал, и, если еще несколько дней подождать, никакой беды не случится.

Хотя, конечно, во многом эта отсрочка объяснялась трусостью. Бриана боялась оскорбить чувства сестры.

Что ж, Бриана и не претендовала на роль отважной женщины… На следующий день она написала вежливое деловое письмо в «Трикуотер-Майнинг» и послала его в Уэльс.

Наутро ей предстояло переделать уйму дел, и она решила заняться ими, даже если погода опять будет ненастной. Погасив на ночь огонь в каминах, Бриана с облегчением вздохнула. Слава богу, Мегги так занята, что не удосужилась заехать! А через пару дней, глядишь, и появятся силы показать сестре письма…

Но сегодня надо расслабиться. Расслабиться и ни о чем не думать. Пожалуй, можно себя побаловать горячей ванной. Тем более что натруженная за день спина ноет. Решено! Она взобьет пышную пену, которую Мегги привезла ей в подарок из Парижа, и будет валяться в ванне, потягивать чай и читать книжку! Бриана поднялась на второй этаж – там ванна была побольше. Ей вдруг захотелось почувствовать себя не хозяйкой, а гостьей в этом доме. И спать она будет не на узкой кровати рядом с кухней, а в шикарной спальне, которую почему-то так и тянет назвать супружеской.

– Сегодня мы с тобой короли, Кон, – усмехнулась Бриана, выливая в воду полфлакона пены. – Ужинать будем в постели, а потом нас ждет книга. Автор – наш будущий постоялец. Он в Америке знаменитость, учти.

Кон постучал хвостом по полу в знак согласия.

Бриана разделась и залезла в горячую ароматную воду. По телу ее разливалась истома. В таком настроении было бы гораздо уместнее приняться за любовный роман, а не за триллер под названием «Наследство Бладстоунов». Но Бриана устроилась поудобнее и Мяла в руки книгу о женщине, которой не давало покоя ее прошлое и грозило гибелью настоящее.

История ее захватила настолько, что Бриана не смогла оторваться, даже когда вода начала остывать. И вытиралась одной рукой, не желая расставаться с книгой ни на мгновение. Дрожа от холода. Бри надела фланелевую ночную рубашку до пят и распустила волосы. И только многолетняя привычка к аккуратности вынудила ее отложить книгу в сторону и вымыть ванну. Зато ужином она заниматься не стала, а поспешно юркнула в постель и укрылась шерстяным одеялом.

Бриана почти не слышала воя ветра, не замечала дождя, яростно хлеставшего по окнам. Благодаря Грейсону Тейну она перенеслась на юг Соединенных Штатов, где царил летний зной. И ее преследовал убийца…

Уже было далеко за полночь, когда Бриану наконец сморила усталость, и она заснула с книгой в руках. Собака храпела у изножья кровати, а ветер стенал, как испуганная женщина.

Снились Бриане, конечно же, всякие ужасы.


Грейсон Тейн часто действовал под влиянием минутного порыва и, зная это, философски воспринимал как свои удачи, так и неприятности. Сейчас он вынужден был признать, что решение отправиться из Дублина в Клер в разгар зимы было ошибкой. Он еще никогда не попадал в такую бурю.

Но, с другой стороны, это же приключение! А приключения – его хлеб.

Миновав Лимерик, Грейсон проколол шину и, меняя колесо, насквозь промок. Не помог даже плащ, купленный за неделю до этого в Лондоне.

Вдобавок Тейн умудрился два раза заблудиться и долго тащился по узким извилистым дорогам шириной чуть больше канавы. Впрочем, в этом тоже была своя прелесть.

Он здорово проголодался, был похож на мокрую курицу и боялся, что бензин кончится раньше, чем машина доедет до ближайшей гостиницы или деревушки.

Грейсон представил себе план местности. Он обладал прекрасной зрительной памятью и без труда вспомнил подробную схему, которую прислала ему хозяйка «Би энд Би».

Только вот беда: вокруг царила кромешная тьма, потоки дождя захлестывали лобовое стекло, а ветер швырял «Мерседес» из стороны в сторону, забавляясь с ним, словно с игрушкой.

Грейсону ужасно хотелось выпить кофе.

Завидев впереди развилку, он решил рискнуть и свернул налево.

Проеду еще десять миль, рассуждал Грей, и, если мне так и не попадется ни одной гостиницы, проведу ночь в машине, а утром снова двинусь в путь.

Но по-настоящему он сожалел лишь о том, что в темноте не было видно окрестностей. Почему-то у него возникло ощущение, что он найдет здесь именно те пейзажи, какие требовались для новой книги. Он хотел, чтобы действие протекало среди скал и полей западной Ирландии, хотел описать контраст между свирепым Атлантическим океаном и мирными деревушками, гнездившимися на его берегу. Главный герой, уставший от жизни, разочарованный, должен появитъся здесь в десятибалльный шторм.

Грей прищурился, вглядываясь в темноту. Неужто огонек? Господи, вот было бы здорово! Ему чудом удалось заметить указатель, раскачивавшийся под яростными порывами ветра. Грей сдал назад, включил фары и ухмыльнулся.

Блекторн-коттедж. Итак, интуиция его не подвела. Только бы хозяйка соответствовала тем легендам, которые рассказывают о гостеприимстве ирландцев. Ведь он явится к ней на два дня раньше срока! И в два часа ночи.

Грей поискал глазами подъезд к дому, но увидел только мокрые живые изгороди. Пожав плечами, он остановил машину на дороге и заглушил мотор. Рюкзак с необходимыми на первое время вещами лежал на соседнем сиденье. Перекинув его через плечо, Грейсон вылез под проливной Дождь.

Буря набросилась на него, словно разъяренная женщина. Он поскользнулся, чуть не плюхнулся на мокрые фуксии и почти на ощупь добрался до калитки, ведущей в сад. Войдя, Грейсон долго возился с засовом, закрывая калитку на ночь. Дом был еле виден. Из темноты выступали только его очертания, да на втором этаже в одном окне горел свет.

Грей двинулся на этот огонек, как на маяк. Все-таки, может, удастся выпить сегодня кофейку?..

На стук никто не ответил. И неудивительно. Ветер выл, заглушая все прочие звуки. Тогда Грей, недолго думая, сам, на свой страх и риск, открыл дверь.

На дворе бушевала буря, а в доме было тепло. Пахло лимоном, воском, лавандой, розмарином. Наверное, пожилая хозяйка гостиницы – большая любительница трав. Хорошо бы она проснулась и приготовила ему поесть!

Внезапно Грей услышал рычанье и замер как вкопанный. Потом осторожно поднял голову, вгляделся в полумраки… опешил.

Позднее он говорил себе, что это сцена из романа. Может, даже из его собственного? Красивая женщина в длинной белой ночной рубашке, волосы рассыпаны по плечам, словно расплавленное червонное золото. Одной рукой она сжимала свечу, и ее лицо в неверных отблесках пламени казалось бледным, как полотно. Другой рукой она держала за ошейник оскалившегося пса, очень похожего на волка. Загривок пса доходил ей до пояса.

Женщина стояла на верху лестницы и смотрела на него. Грею почудилось, что это видение. Его ожившая фантазия… Она была словно высечена из мрамора или изо льда, неподвижная, прекрасная, само совершенство.