39

Юлия провела ночь в кровати рядом с Михаэлей. Она охраняла сон ребенка.

Роберт постелил себе на диване в гостиной.

Михаэла спала очень неспокойно и иногда тихо постанывала. Юлия не осмеливалась успокоить ее, опасаясь разбудить.

Вскоре после полуночи девочка громко позвала:

— Мама, мама! — Но глаза ее оставались закрытыми.

— Успокойся, все будет хорошо, Михи, — нежно сказала Юлия. — Твоя мама скоро придет. Может быть, ты хочешь в туалет? — Юлия встала, взяла ребенка на руки, отнесла и посадила в туалете. На малышке даже не было ночной рубашки. По-видимому, бегство было внезапным.

Девочка сидела с закрытыми глазами и раскачивалась. Ничего не происходило. У Юлии всплыло в памяти воспоминание о детстве. Она начала насвистывать. И когда она уже хотела перестать, произошло то, что нужно. Михаэла расслабилась и выпустила из себя сильную струю.

— Молодец, — похвалила Юлия, — послушная девочка, Михи! Ты все сделала очень хорошо. — Она снова взяла ее на руки. — Хочешь что-нибудь попить? — Девочка сделала пару маленьких глотков теплого чая.

Юлия положила ее снова в кровать и закрыла одеялом.

— А теперь спи, Михи! — прошептала она. — Я останусь около тебя, а твоя мама скоро придет.

Она некоторое время подождала, потом вернулась в ванную комнату, достала грязную детскую одежду, постирала рубашку, брючки, чулки и платьице, а затем тщательно отполоскала. Чтобы не шуметь, она не включала стиральную машину. Затем она отжала все руками и повесила на вешалку для полотенец.

Когда Юлия потом лежала в кровати и, опершись на локти, наблюдала за беспокойным сном девочки, перед ее глазами всплывали давно прошедшие дни. Как оберегали ее тогда!

Она никогда раньше не думала об этом. Мама всегда была рядом с ней, веселая и бесконечно терпеливая. Отец не очень интересовался ее делами. Иногда он подтрунивал над ней, а затем высмеивал, если она всерьез воспринимала его шутки. У нее складывалось впечатление, что он живет в каком-то другом, собственном мире. Но он всегда был рядом с ней, сильный, надежный как дерево, которое защищает и от дождя, и от солнца. Ничто не омрачало ее детство. Никогда она не могла даже предположить, что ее мама может быть не совсем здорова. Смерть матери впервые в жизни вызвала у нее настоящую боль. Но к этому времени она была уже большой девочкой.

Этот беззащитный ребенок, который лежал здесь около нее, дыша открытым ртом, с дрожащими веками, — этому ребенку еще до появления на свет пришлось испытать многое! Заботы матери о судьбе своего ребенка, которые не исчезли и после рождения, ссоры между родителями, новый отец, маленький брат, который стал соперником! Вероятно, или даже совершенно определенно ее избили не в первый раз, это случалось и раньше, но не так сильно. Юлия испытывала такое сострадание к ребенку, что у нее выступили слезы.

«Только не реветь, — подумала она. — Этого только не хватало. Ты должна быть сейчас сильной».

Где-то к утру Михаэла снова стала беспокойной, Юлия помогла ей еще раз сходить в туалет, затем дала попить и смазала кремом ее обветренные губы. При этом Юлия бормотала какие-то успокаивающие, ласковые слова. И только потом она наконец заснула.


Роберт разбудил ее к завтраку.

— Как прошла ночь? — спросил он, когда они сели за стол.

— Вполне хорошо.

— Ты выглядишь уставшей.

— Да, я устала. — Юлия потерла глаза. — Но это не имеет значения. Уж пару дней я продержусь.

Перегнувшись через стол, он взял ее руку и крепко сжал.

— Моя отважная девочка!

Она скривила лицо.

— «Девочка» — это немножко не то слово.

— Для меня ты была и остаешься моей девочкой. Именно так я думаю о тебе.

— Тогда тебе придется переучиваться.

Чашка крепкого кофе придала ей сил, но было неспокойно на душе.

— Извини меня, — сказала она и с чашкой в руках направилась в спальню. Михаэла как раз пыталась встать.

— О, что ты делаешь? — воскликнула Юлия и поставила чашку на комод. — Тебе нельзя идти одной. — Она поспешила к девочке и взяла ее за руку. — Будь осторожна, не упади. — Юлия повела пошатывающуюся девочку в туалет.

— Если тебе что-нибудь понадобится, — сказала она, — ты должна позвать меня. Я все время здесь рядом. Ты ведь знаешь, кто я, да? Я — Юлия. Жена твоего папы, папули.

Юлия снова положила девочку в постель и накрыла ее, потом взяла свою чашку и стоя допила кофе.

— Твой отец и я здесь рядом, — повторила она. — Хочешь попрощаться с ним? Он уезжает на пару дней.

Михаэла не шелохнулась. Было непонятно, слышит ли она Юлию.

Вошел Роберт, уже в плаще, но, поскольку Юлия приложила палец к губам, он только посмотрел на дочь и ничего не сказал.

Юлия проводила его до двери, и они обнялись.

— Как старая супружеская пара, — усмехнулась Юлия.

— Что очень близко к правде, — ответил Роберт.

40

На следующий день пришел врач. До этого Юлия успела переодеться, поскольку какие-то ее вещи еще оставались в квартире и было несложно найти что-нибудь подходящее; убрала квартиру, перестелила постельное белье, покормила девочку.

Когда Михаэла услышала мужской голос, она широко открыла глаза и сжалась под одеялом — стало видно, как она напугана.

— Не бойся, Михи, — сказала Юлия. — Это просто добрый дядя доктор. Он не сделает тебе больно.

Все же девочка сопротивлялась, и Юлия была вынуждена держать ее руки, чтобы доктор Вилковски смог осмотреть ее.

— Ну вот, все кончилось, — сказала Юлия, когда врач убрал в сумку свой стетоскоп. — Я сейчас вернусь к тебе. — Она закрыла за собой дверь и проводила врача в гостиную.

— Ну и как обстоят дела?

— Вполне удовлетворительно.

— Но ее не покидает чувство страха.

— Мы должны этому радоваться. Очень часто при сотрясении мозга, а я не сомневаюсь, что это именно так и есть, так вот при сотрясении мозга пациент не помнит самого несчастного случая и зачастую даже того, что привело к этому. Тогда он не может как бы покончить со случившимся. Для ребенка это было бы особенно плохо. Это могло бы стать случаем уже для психиатра.

— Ах, даже так.

— Только когда она выздоровеет, вам следует очень спокойно поговорить о случившемся.

— Но ведь я сама ничего об этом не знаю.

— Тогда дайте рассказать ей.

— Но она ведь не разговаривает с нами.

— Я убежден в том, что она может говорить, но сейчас она просто не хочет.

— Да, правильно. Пару раз она звала «мама». И я совсем не знаю, чем ее кормить. Мой муж сказал, что у нее была рвота. Но мне не хотелось бы кормить ее овсяным отваром.

— Просто подождите, пока она поймет, что голодна, а тогда дайте ей, что она сама захочет. Конечно же, маленькую порцию. Самое главное, чтобы она пила достаточно жидкости.

— Да, это я уже знаю. Я даю ей чай из шиповника. Можно ей дать апельсиновый сок?

— Да, конечно, маленький стаканчик, но можно и яблочный.

— Ведь это было бы так хорошо для бодрости.

— Вы разрешите мне, госпожа Пальмер, задать вам один вопрос? — Молодой врач выглядел несколько смущенно. — Как вы, собственно говоря, относитесь к этому ребенку?

— Должна признаться, что я ее совсем не знаю. Я думаю, что должна была еще раньше позаботиться о Михаэле. Ведь она дочь моего мужа. Но я упустила этот момент, и сейчас мне ее безумно жалко.

Юлия почувствовала, как слезы опять подступили к глазам.

Доктор Вилковски положил руку ей на плечо.

— У вас нет причин упрекать себя, госпожа Пальмер. Малышка должна быть счастлива, что есть такой человек, как вы.

41

Юлия не точно выполняла предписание врача. На следующее утро, умыв и приведя в порядок девочку, она принесла ей завтрак — тост, намазанный маслом и стакан апельсинового сока.

— Попробуй немножко, — попросила она.

Девочка с удовольствием съела тост и выпила весь сок.

— Молодчина, Михи! — похвалила ее Юлия. — Нам ведь так хочется, чтобы ты снова набралась сил.

— А когда придет моя мама? — неожиданно спросила Михи.

— Мне очень жаль, моя хорошая, но я не смогу этого сказать. Я сама не знаю.

— Скоро?

— Да, наверное, скоро.

День и ночь Юлия проводила около Михаэлы. Она боялась оставить девочку одну. Чаще всего она сидела около кровати, чтобы быть рядом, если той что-нибудь понадобится. Она сшила Михаэле ночную рубашку из своей блузки, потом нашла еще старую рубашку Роберта. При этом у нее еще оставалось много времени, чтобы подумать. Сейчас, когда Михаэла уже могла принимать немного еды и была готова говорить, настроение стало несколько лучше.

Роберт звонил каждый вечер, но мать Михаэлы не показывалась.

Однажды днем она все-таки пришла, красиво одетая, в маленькой шляпе на хорошо причесанной голове и с чемоданом в руках. Юлия подумала, что она решила забрать девочку и уехать.

— Вы здесь? — ошеломленно спросила Рита.

— Да, — ответила Юлия и пояснила: — Роберт счел, что будет лучше, если о ребенке позаботится женщина.

— Это… я не знала.

— Ничего страшного, входите же. Вы, конечно, хотите забрать Михаэлу, но я не знаю…

Рита прервала ее.

— Нет, я вовсе не за этим пришла…

Юлия пригласила ее в гостиную, стараясь быть любезной, и предложила что-нибудь выпить.

Но Рита отказалась, села в кресло и сказала:

— У меня очень мало времени.

— Очень жаль.

— Я хочу видеть Михи.

— А когда вы собираетесь ее забрать? Девочка спрашивает о вас, ждет вас.

— Разве вы не понимаете, что я не могу этого сделать? Ее нельзя оставлять одну с моим мужем. У меня не будет ни минуты покоя.

— И именно это вы хотите сказать Михаэле?

— Нет, конечно, нет. Я же понимаю.

— Девочка очень хочет домой. Если вы сейчас пойдете к ней и скажете «я не могу тебя забрать», это ее ужасно расстроит, а ей сейчас нельзя волноваться. Вы можете это понять?

Рита тяжело вздохнула:

— Конечно, в этом вы абсолютно правы.

— Хотя, конечно, вашей дочери сейчас гораздо лучше.

— Да, спасибо вам огромное.

— А что вы думаете делать дальше?

Несмотря на тщательно нанесенный макияж, лицо Риты казалось измученным.

— Я совершенно не представляю, как мне быть. — Она обхватила руками свою сумочку, как будто должна была держаться за что-то, чтобы не потерять устойчивость.

— Значит, вы не намерены расстаться с вашим мужем?

— Нет, боюсь я никогда не смогу этого сделать. Я ведь люблю его…

— Несмотря на то, что он сделал с девочкой?

— Я не хочу терять его. Ведь поэтому я принесла дочь Роберту, а не в больницу. Потому что тогда бы мужу было предъявлено обвинение, а я не хочу, чтобы он попал в тюрьму.

— Ах так, теперь я понимаю. А как он вообще мог такое сделать? Он ненавидит детей?

— Нет, нет, это я была виновата. Я слишком долго отсутствовала дома, встречалась с подругами. Нам было весело, и мы не заметили, сколько времени прошло. А он за это время успел напиться. Но, может быть, Михи была груба с ним. Во всяком случае, вместо меня досталось ей.

— Вы позволяете избивать себя? — спросила Юлия с ужасом в голосе.

— Но он не специально, он… ужасно ревнивый. — Она пожала плечами. — Все же он любит меня.

Хороша себе любовь, подумала Юлия, а вслух произнесла:

— Куда же вы думаете определить Михаэлу?

— В приют. Я уже была в отделе социального обеспечения. Другой возможности у меня нет.

— Вы хотите оставить девочку в приюте? Вместе с трудновоспитуемыми детьми? Сколько лет Михаэле?

— Шесть, этой осенью она вдет в школу. Мне не хочется так поступать, госпожа Пальмер, поймите меня. Если бы у меня были родственники, тогда… У Михаэлы есть только отец. У меня же нет родственников, я одна.

Обе женщины не заметили, как открылась дверь, и на пороге появилась Михаэла, босая и в ночной рубашке.

— Мама, мама! — закричала она, бросилась к Рите и прижалась к ней. — Наконец-то ты пришла! Теперь ты возьмешь меня домой! Я буду очень послушной и сделаю все, что хочет папа!

Юлия хотела бы не видеть этой сцены. Но теперь уже не имело никакого смысла вмешиваться, Рита сама должна была объяснить все девочке. Юлии же останется потом лишь утешать девочку.

Но одно стало совершенно ясно ей: она не допустит, чтобы Михаэла вновь вернулась к этому садисту или же была бы сдана в приют. Сейчас ее задача защитить ребенка и создать ему новый дом. Она не просила этого, но, судя по всему, судьбе было так угодно.