– Нужно еще посолить.

Потянувшись за солью, Мэг решила, что суп гораздо более безопасная тема для обсуждения, чем мужчины, потому что обожженный язык заживет гораздо быстрее обожженного сердца. Добавив большую щепотку в кастрюлю, она решительно напомнила себе, что, если Фиби не интересуется майором, это вовсе не значит, что он доступен для нее самой. Потом она повторила это про себя еще раз.

И еще раз.


* * *

В доме, где Джек вырос его скорее терпели, чем любили, поэтому он не знал счастья веселого празднества до этого вечера. Приготовление выпечки оказалось занятием для всей семьи: Филипп и Фиби мелко резали орехи и сухофрукты, Джеку поручили растирать кусочки сахара в пудру, а Тиззи и Лиззи, похоже, помогали Мэг тем, что визжали и засыпали себя и ее мукой. Кошки и Раггер периодически шныряли под столами, надеясь, что вся эта бурная деятельность подарит и им чего-нибудь вкусненькое.

Под чутким руководством Мэг они напекли гору мясных пирожков, достаточную, чтобы всем обитателям Брук-Фарм хватило по пирожку на каждый из двенадцати дней Рождества, чтобы обеспечить удачу на грядущий год. Потом занялись имбирными пряниками, Мэг заставила всех вырезать из теста звездочки.

Когда дом стал наполняться восхитительными пряными ароматами, Фиби неожиданно запела. К удивлению Джека, все остальные к ней присоединились, словно распевать «Радость миру» было самой естественной вещью на свете. Для Ламбертов, очевидно, так оно и было. У Фиби было очень красивое сопрано, хотя и чуть слабоватое из-за недавней простуды, у Мэг – грудное контральто, а у Филиппа – очень приличный тенор. Даже Тиззи и Лиззи подпевали, их высокие чистые голоса были похожи на ангельские.

Когда песня закончилась, Мэг оторвалась от перемешивания шоколадно-орехового пудинга и посмотрела на гостя.

– Вы поете, Джек? – спросила она с колдовской улыбкой. – Нам бы не помешал баритон.

Взглянув в ее теплые ореховые глаза, Джек ощутил в груди какое-то странное чувство. Сердцем дома Ламбертов была вовсе не кухня, а сама Мэг. И больше все на свете ему захотелось провести все оставшуюся жизнь, окруженным ее теплотой. Если бы они были одни, он бы так ей и сказал.

Вместо этого он хрипло откашлялся.

– Если вы не возражаете услышать голос, про который говорят, что он может остановить бегущего быка, буду рад присоединиться.

На этот раз первым запел Филипп, выбрав «Остролист и плющ», и в течение следующего часа они перепели все известные им рождественские гимны. Тогда Джек научил их простой испанской песенке, которую часто слышал, будучи на Пиренейском полуострове.

Праздник потихоньку заканчивался. Сначала в постель отнесли маленьких девочек, затем взрослые стали зевать и жаловаться на усталость. Засыпая с пятнистой кошкой на животе, Джек знал, что никогда в жизни не чувствовал себя настолько частью семьи.


* * *

– Можете войти в гостиную! – торжественно произнесла Фиби.

Наступил сочельник, и Фиби, украшавшая комнату омелой, настояла на полной секретности. Тиззи и Лиззи от восторга и ожидания почти потеряли дар речи и периодически заглядывали в гостиную, пытаясь что-нибудь разглядеть.

Поддавшись всеобщему праздничному настроению, Джек испытывал такие же чувства, как и девочки. Выполнив необходимые обязанности на ферме, они с Филиппом внесли рождественское полено. Затем все сели на кухне и стали превращать собранные зеленые ветки в длинные гирлянды. Мэг тем временем наготовила еще вкусностей для рождественского ужина.

Когда Фиби всех позвала, они торжественно вошли в гостиную и увидели результаты ее творчества. Джек и так был готов восхищаться всем, что она сделала, но ему даже не пришлось притворяться.

Тиззи и Лиззи восторженно завизжали, а Мэг взяла в руки венок и воскликнула:

– Фиби! Какая отличная мысль – использовать для украшения павлиньи перья. Я бы никогда не додумалась.

Венок представлял собой двойной круг из сухой лозы и был традиционно украшен ветками вечнозеленых растений, алыми ягодами, свечками и омелой. Этого было бы достаточно, чтобы сделать его красивым, однако банты из серебряной ленты и переливающиеся разноцветные кончики павлиньих перьев превратили венок в шедевр.

– Это было просто гениально, правда? – согласилась Фиби. Определенно, ложной скромностью она не страдала.

Взяв у Мэг венок, Филипп с озорной улыбкой взглянул на вторую сестру.

– Учитывая, что ты сама тщеславна, как павлин, тебе следовало бы до этого додуматься много лет назад.

Мгновение Фиби разрывалась между поведением взрослой дамы и естественным инстинктом ответить на оскорбление. Инстинкт победил, и она бросила в брата горсть обрезков перьев.

– Уж кто бы говорил! Это не я спрашивала, похожа ли я на портрет лорда Байрона.

– А тебе и не надо – ты на него похожа гораздо больше моего, – ответил Филипп и поспешно ретировался в противоположный конец комнаты, когда Фиби побежала за ним, сверкая гневным взглядом.

– Дети, дети, – мягко пожурила их Мэг. – Что подумает майор Ховард?

– Майор Ховард думает, что Ламберты умеют хорошо проводить время, – со смехом ответил Джек.

Фиби перестала гоняться за братом и мечтательно вздохнула.

– Я так хочу, чтобы здесь был Джереми. Я уже несколько недель жду, когда же он приедет домой на Рождество.

– Мы все ждем, – согласилась Мэг, – но скоро он вернется, и это почти так же хорошо. – Она улыбнулась гостю. – Хотя Джереми задерживается, нам повезло, что Джек здесь.

Джек ощутил сильный укол совести за свой обман, понимая, что если бы Джереми был дома, то его самого бы тут не было.

– Это мне повезло.

Мэг подхватила Лиззи на руки.

– Пора заняться остальными украшениями. Давайте поставим этого ангелочка на камин.

Лиззи радостно заверещала, Джек забрал ее у Мэг из рук и усадил на каминную полку, затем посадил рядом Тиззи. Светловолосые малышки целую минуту отлично изображали ангелочков, после чего потребовали, чтобы их спустили вниз, намереваясь помочь Фиби вплетать яркие кусочки павлиньих перьев в гирлянды.

Каминную полку украсили свечами, зелеными ветками и лентами, а по всей комнате развесили гирлянды, наполнившие воздух ощутимым запахом леса. Наконец Филипп повесил венок из омелы на люстру. Когда он зажег свечи, украшавшие комнату перья стали переливаться радужными синими и зелеными оттенками, а серебристые банты засверкали. Все присутствующие дружно затаили дыхание, восхищаясь получившимся эффектом. Снаружи было темно, дул резкий ветер, а в ярко украшенной комнате их согревали тепло и любовь. Больше всего – любовь.

Филипп затащил Тиззи под венок из омелы и громко чмокнул в щеку.

– Вот зачем нужны эти венки для поцелуев! – с широкой ухмылкой возвестил он.

Тиззи посмотрела на него с обожанием, затем своих поцелуев удостоились Лиззи и улыбающиеся сестры Филиппа.

Сообразительная Тиззи схватила Джека за руку и потянула под омелу, с надеждой ожидая награды. Он рассмеялся и постарался ей угодить, размышляя о том, что искренняя детская радость делала этот праздник еще более волшебным. Конечно, ему пришлось поцеловать и Лиззи, а потом к нему по-девичьи застенчиво подошла Фиби.

Получив игривый поцелуй от Джека, Фиби весело сказала:

– Твоя очередь, Мэг.

Джек бросил на Мэг потрясенный взгляд. Так же ясно, как если бы это было написано на стене огненными буквами, он понимал, что они оба думают о том поцелуе на конюшне в Чиппенхеме. Ведь она сама сказала, что им следует забыть о случившемся. Джек абсолютно точно помнил, как податливое тело прижималось к нему, какой был у нее вкус и как она отвечала на поцелуй. Помня об этом, теперь он никак не мог ограничиться мимолетным касанием губ.

Прежде чем ситуация превратилась в крайне неловкую, Мэг вышла вперед и подставила щеку, явно стараясь побыстрее покончить с этим делом. Джек быстро и неловко клюнул ее в щеку. Кожа цвета сливок под его губами была гладкой, как шелк. Затем к огромному облегчению Джека все закончилось.

Программа развлечений на вечер была простой, но подходила для всех возрастов. Они поужинали, затем были танцы, где Мэг и Фиби по очереди играли на стареньком спинете [6]. Взрослые пили рождественский пунш, а девочки – горячий сидр со специями. Играли в «дракона» [7] и «свои – соседи» [8], причем один раз с настоящей кошкой.

В конце концов Тиззи и Лиззи заснули, как котята, свернувшись рядом калачиками, и их пришлось нести наверх. Затем взрослые расположились у камина, и Ламберты стали вспоминать примечательные моменты предыдущих рождественских празднований. Джек говорил очень мало, хотя не раз сравнивал этот вечер с тем, что ему бы пришлось вытерпеть в когтях графини. Попивая пунш, он благодарил судьбу, что закинула его сюда.

Наконец Филипп встал и взял Фиби за руки.

– Пора в постель, соня, – сказал он, вынуждая ее тоже подняться. – Придется идти самой, потому что я тебя не донесу.

– Но я еще не хочу спать, – запротестовала девушка.

Ее брат бросил многозначительный взгляд в сторону Мэг и Джека.

– Хочешь.

Глаза Фиби расширились, и она преувеличенно громко зевнула:

– Пожалуй, ты в кои-то веки прав. Я действительно устала.

Уводя сестру из комнаты, Филипп заговорщически улыбнулся Джеку. Тот чуть не рассмеялся – похоже, он приобрел союзника.

– Мне тоже следует пойти спать. Завтра будет насыщенный день. Утром надо приготовить гуся, сходить в церковь, сделать еще кучу вещей, – пробормотала Мэг, когда брат и сестра покинули комнату, однако с места не встала.

Свернувшаяся на диване в окружении двух кошек, Мэг мечтательно улыбалась, и ее взъерошенные локоны блестели в свете камина. Она выглядела так прелестно, что Джеку захотелось ее проглотить, хотя он и не должен был испытывать голоден после всего съеденного за ужином. Если бы он обладал хотя бы крупицей здравомыслия, то тоже пошел бы спать и оставил молодую хозяйку в одиночестве и безопасности, но эти мгновения мирного единения были слишком драгоценными, чтобы так быстро от них отказываться.

Желая занять чем-то руки, чтобы удержать их подальше от Мэг, Джек поставил бокал на стол и подошел к большим настенным часам, украшенным поверху веточками остролиста.

– Всегда любил часы с кукушками. Они сломаны или просто остановились, потому что вы были слишком заняты, чтобы их починить?

– У этих часов есть своя история. Отец купил их в Мюнхене, когда в молодости ездил по Европе. Он всегда очень любил эти часы, и они украшали его кабинет в Пикок-Хилл. – Мэг поднесла бокал к губам и допила остатки пунша. – В этом кабинете он и умер. Это случилось очень неожиданно – доктор сказал, что отказало сердце. В тот день часы остановились и с тех пор не ходят.

Заинтригованный, Джек осторожно погладил гладкое, красиво вырезанное дерево. Стрелки остановились на 11:27.

– Вы решили оставить их в таком виде в качестве напоминания об отце?

– Не совсем. Просто столько всего случилось после его смерти: потеря Пикок-Хилл, вынужденный переезд. У нас не было ни времени, ни денег, чтобы отдать их в починку. – Мэг печально улыбнулась. – Думаю, надо этим заняться. Джереми не получит Пикок-Хилл, так хотя бы унаследует папины часы, и они будут ему гораздо полезнее в рабочем состоянии.

– Хотите, я посмотрю? – предложил Джек. – Я неплохо разбираюсь во всяких механизмах. Если не смогу починить, то хотя бы скажу, что с ними не так.

Поскольку на лице Мэг отразилось сомнение, Джеку пришлось ее уговаривать:

– Прошу вас. Я не привез с собой рождественских подарков, так что починка часов станет моим вам даром. Обещаю, что хуже, чем есть сейчас, не сделаю.

Мэг улыбнулась.

– Очень хорошо, если вам это не трудно. Я сама люблю эти часы, хотя всегда считала, что кукушки поступают бесчестно, подкидывая яйца в гнезда других птиц. Бедные птички из сил выбиваются, выращивая прожорливых кукушат.

Слова Мэг неожиданно оказались настолько близки к истине, что Джек чуть не выронил часы. Разве сам он не был такой вот рождественской кукушкой, оказавшейся в чужом гнезде? Он мысленно вознес краткую молитву, чтобы Мэг оказалась более терпима к нему, чем к презираемой ею птице.

– Кукушка не так уж отличается от родителей-аристократов, которые отдают своих детей на воспитание няням, – заметил он, открыв часы.

– Вот еще одна причина презирать аристократов, – резко отозвалась Мэг, – хотя няням все-таки платят в отличие от несчастных жертв кукушечьего обмана.

Джек сосредоточился на часах, с тревогой понимая, что ему понадобится приложить немало усилий, чтобы Мэг сочла его подходящим претендентом. Возможно, ему следует признаться прямо сейчас, пока она пребывает в добром расположении духа от удовлетворения прошедшим вечером и выпитого пунша.

Наконец решившись, он открыл было рот, но тут его пальцы нащупали в футляре часов нечто неожиданное.