- Тогда, я полагаю, - сказал он, - что моя сестра – очень плохо воспитана. Впрочем, как и ее муж – лорд Фрэнсис Неллер.

- О, эти двое.

Она отмахнулась, поднявшись со стула.

- Я полагаю, что они все еще воображают себя влюбленными, сэр, хотя и состоят в браке уже целую вечность. В светском обществе существуют и такие чудаки, хотя они в явном меньшинстве, уверяю Вас.

- Вы были правы, - сказал он. – Я приехал в Лондон в поисках невесты. Я обещал моему отцу, что сделаю выбор к Рождеству. Я полагаю, что мне следует сосредоточиться именно на этой задаче.

- Значит, мое предложение дружбы отклоняется? – спросила она. – Моя просьба о дружбе? Как это низко. Вы – не джентльмен, сэр.

- Нет, - сказал он с неторопливой четкостью. – Я – не джентльмен, сударыня. В моем мире мужчина не ищет дружбы с одной женщиной, ухаживая за другой.

- В особенности, с женщиной, с которой он переспал, - сказала она.

- Да, - согласился он, – особенно с такой женщиной.

На этот раз ее улыбка была полна презрения.

- Вы были правы минуту или две тому назад, мистер Доунс, - сказала она. – Вы здесь слишком задержались. Я устала от Вашего буржуазного мышления. Вряд ли я нашла бы дружбу с Вами столь же удовлетворительной, каким мне показалось Ваше мастерство любовника. И я вовсе не жажду любовных ласк. Я время от времени использую мужчин для собственного удовольствия, но только очень редко. И никогда не использую одного и того же мужчину дважды. Мужчины необходимы для выполнения определенных функций, сэр, но по существу они скучны.

Ее слова, вид, поведение – все было предназначено, чтобы оскорбить его. Он знал это и чувствовал себя оскорбленным. В то же самое время, он чувствовал, что каким-то образом причинил ей боль. Она предложила ему дружбу, а он отказался. Он отказался, потому что не хотел снова быть соблазненным и, вне всяких сомнений, понимал, что любая дружба с Леди Стэплтон неизбежно привела бы их, в конечном счете, обратно в постель. Она, конечно, тоже должна была понимать это.

Ему не нужна была тридцатишестилетняя любовница. Разумом он не хотел ее. Тело же было с ним не согласно. Он был разумным человеком, и хотел обзавестись женой, которая была бы моложе тридцати лет, женой, которая родила бы ему детей, которые были так нужны ему - наследники Мобли-Эбби.

- Я сожалею, - сказал он.

- Уходите, мистер Доунс, - сказала она. – Меня не будет дома, если Вы вновь нанесете мне визит. Мне следовало так же поступить и сегодня, если бы у меня имеласть хоть толика здравого смысла. Но я полагаю, что Вы здесь больше не появитесь.

- Нет, - сказал он. – Я больше не приду, сударыня.

Она отвернулась от него и подошла к окну. Пока он не покинул комнату, она продолжала смотреть в окно, так же как она смотрела в окно спальни накануне ночью.

Она была странной женщиной, подумал он, когда вышел из ее дома и двинулся вдоль по улице, благодарный воздуху за его прохладу. Самоуверенная, независимая, чуждая условностей, она производила впечатление женщины, чьей главной целью было получать наслаждение и потакать своим прихотям. Другие женщины, должно быть, завидуют ее свободе, богатству и красоте. И все же была в ней какая-то затаенная горечь, которая наводила на мысль о чем угодно, но не о счастье.

«У нее, наверное, был плохой брак, подумал он, который озлобил ее, заставив поверить, что все мужчины похожи на ее мужа»

Видимо, он стал одним из длинной вереницы любовников, которых она использовала только единожды. Это была мрачная и неприятная мысль. Она не делала секрета из своих беспорядочных сексуальных связей. По-видимому, она даже гордилась этим. Его короткая связь с нею была событием, которое ему будет нелегко забыть. Он был очень рад, что это событие осталось в прошлом. Он был доволен, что нашел в себе силы отказаться от ее предложения дружбы. Хотя, конечно, он испытывал искушение согласиться.

Она не была приятной женщиной. Красивая соблазнительница – да, но отнюдь не приятная женщина. Она не нравилась ему.

И, тем не менее, он обнаружил, что сожалеет, что не увидит ее снова, а если и увидит, то должен будет смотреть на нее издали. Возможно, она могла бы стать интересным и умным другом, если бы между ними никогда не было ничего другого.

Глава 5


Элен вызвала из деревни свою тетю, и когда та приехала, почувствовала себя виноватой из-за того, что сама подтолкнула тетю к отъезду всего лишь за несколько недель до этого. Ей было очень неловко признаваться себе в том, что ее тетя вовсе не из тех людей, которые заслуживают такого отношения.

- Ты какая-то чересчур задумчивая Элен, дорогая, - сказала миссис Кросс, стоя посреди прихожей, в окружении своего весьма скудного багажа. – Знаешь, я нахожу жизнь с Кларенсом и его семьей мучительной, и вот ты приглашаешь меня обратно сюда, где я всегда счастлива. Ты хорошо проводила тут время без меня?

- Когда же я этого не делала? – сказала Элен, крепко обняв тетю, и взяв ее за руку, чтобы подтолкнуть по направлению к лестнице. - Хоббс позаботится о Ваших чемоданах. Пойдемте в гостиную и выпьем чаю. Там разожжен огонь.

Она позволила тете рассказывать о ее путешествии, о пребывании в деревне, о свежих новостях и сплетнях, которые она там узнала. «Иногда, - думала она, - здорово иметь компаньонку, кого-то, кто является членом твоей семьи, кого-то, кто безоговорочно любит тебя». Часто это раздражало и ограничивало свободу. Но иногда это было здорово. Сегодня это было здорово.

- Но что я все о себе, да о себе, - в конце концов, заметила тетушка. – А как твои дела Элен? Ты выглядишь бледной, или это мне только кажется?

- Все эти дни постоянно дул ветер, и солнце совсем не проглядывало сквозь облака, - сказала Элен. – Я все время проводила дома. Поэтому такая бледная.

Она улыбнулась.

- Теперь Вы здесь, и я вновь начну выходить на улицу. Завтра утром мы пойдем за покупками. Когда Вы приехали, я заметила дырку на Ваших перчатках. Полагаю, что в деревне неподалеку от дома Кларенса не было магазинов, где бы Вы могли купить себе новые перчатки. Я рада, что сейчас у меня есть повод купить их для Вас в качестве подарка. Я ведь была в Швейцарии во время Вашего дня рождения.

- Ох, Элен, - расстроилась тетя. – Ты не должна покупать мне подарки. Я ношу эти старые перчатки, потому что они удобные, и никто не смог бы увидеть их в экипаже.

Элен улыбнулась. Миссис Летиция Кросс так же, как и сама Элен, была вдовой. Но мистер Кросс не оставил ей состояния. Ее скудное денежное содержание едва давало ей возможность скромно одеваться. Она вынуждена была зависеть от многочисленных родственников, дававших ей кров и пищу и оплачивающих ее переезды с места на место.

- Мне тоже нужны перчатки, - сказала Элен, - и, возможно, муфта. Мне необходимы теплые платья и плащ для английской зимы. Брр! Кажется, она скоро доберется и до нас. Почему в этом доме никто не в состоянии прилично развести огонь?! - Она поднялась и резко дернула за звонок.

- Но, Элен, дорогая, - рассмеялась ее тетя. – Огонь просто великолепный. Должна сказать, что для того, чтобы разглядеть огонь в каминах Кларенса, любому понадобилась бы лупа. Хотя я не должна жаловаться. Они были так добры ко мне. Детям и гувернантке тоже не позволялось разжигать огонь в камине в их спальнях.

- Я распоряжусь, чтобы к сегодняшнему вечеру Ваш камин привели в порядок, - сказала Элен. И повернулась, чтобы раздраженно переговорить с Хоббсом, который невозмутимо посмотрел на ревущее пламя и сказал, что немедленно пришлет еще угля.

- Я подумываю уехать на Рождество в Италию, - сказала Элен, беспокойно усаживаясь обратно на свой стул. – Там будет теплее. А празднования будут не такими скучными и фальшивыми, как здесь. По-моему, Повайзы собирались туда в конце ноября, а с ними всегда едет целая компания. Я присоединюсь к ним. И Вы тоже. Вам понравится Италия.

- Я не стану вовлекать тебя в такие большие расходы, - сказала миссис Кросс со спокойным достоинством. - Кроме того, у меня нет гардероба, необходимого для такого путешествия. И я слишком стара для поездок в чужие края.

Элен поцокала языком.

- Сколько Вам лет? - спросила она. – Вы рассуждаете так, словно Вам уже восемьдесят.

- Мне пятьдесят восемь, - ответила тетя. – Я полагала, что ты планируешь остаться здесь на зиму, Элен. И на весну. Ты говорила, что тебе очень хочется вновь увидеть английскую весну.

Элен беспокойно вскочила и подошла к окну, хотя оно находилось довольно далеко от огня, в который горничная только что подкинула угля.

- Я устала от Англии, - сказала она. – Здесь никогда нет солнца. Какой смысл в английской весне, тетя, и в английских нарциссах, подснежниках и пролесках, если на них никогда не светит солнце?

- Что-нибудь случилось? – спросила тетя. – Ты из-за чего-то расстроена, Элен?

Ее племянница рассмеялась.

- Конечно, кое-что произошло, - сказала она. – Много чего. Я побывала на обедах, балах, суаре и частных концертах. И куда бы я ни пошла, - везде я видела одни и те же лица. Приятные лица. Люди и милые разговоры. Как это скучно, Летти, видеть одни и те же лица, и слушать одни и те же разговоры, куда бы ты ни пошел. И нет никого, кто бы был достаточно любезен, чтобы сделать хоть что-нибудь мало-мальски скандальное, что дало бы всем нам пищу для более живых обсуждений. Каким респектабельным стал мир!

- Нет никакого особенного джентльмена? - спросила тетя. Она всегда считала, что Элен следовало бы найти себе нового мужа, хотя сама так и не сделала этого за все свои двадцать лет вдовства.

Элен, не оборачиваясь от окна, ответила:

- Нет никакого особенного джентльмена, тетя. И никогда не будет. У меня нет на это никакого желания. Я слишком ценю свою свободу.

Улица снаружи была весьма оживленной, заметила она, но высокого широкоплечего джентльмена, уверенно шагающего по ней, как если бы весь мир принадлежал ему, там не было. И тут она осознала, что за прошедшие пять дней она провела достаточно много времени, высматривая его, ожидая, что он вернется, чтобы вновь извиниться. Она действительно ждала его, даже не осознавая этого? Она пришла в ужас.

- И все же, моя дорогая, - сказала миссис Кросс, - не следует осуждать всех мужей только потому, что твой собственный сделал тебя несчастной.

Элен обернулась, глаза ее сверкали, сердце неистово стучало.

- Мой брак не был несчастным, - сказала она так громко, что ее тетя поморщилась. – А если даже и был, то в этом была моя вина. Всецело моя. Кристиан был лучшим из мужей. Он обожал меня. Он одаривал меня подарками и своей любовью. Он заставил меня почувствовать себя красивой, очаровательной и любимой. Я не желаю слышать ни единого плохого слова про него. Вы слышите меня? Ни единого слова.

- Ох, Элен.

Ее тетя вскочила, на лице ее появилось выражение глубокой тревоги.

- Мне так жаль. Прости меня. То, что я сказала, было непростительным.

Элен прикрыла глаза и глубоко вздохнула.

- Нет, - сказала она. – Это была моя вина. Я не любила его, Летти, но он был очень добр ко мне. Пойдемте, я провожу Вас в Вашу комнату. Там должно быть уже тепло. Я расстроена, потому что уже пять дней никуда не выходила. – Она рассмеялась. – Это, должно быть, мой рекорд. Вы можете представить, чтобы я просидела дома пять дней подряд?!

- Откровенно говоря, нет, моя дорогая, - ответила тетя. – Ты не получала приглашений? В это весьма трудно поверить, хотя на дворе и октябрь.

- Я отклонила их, - ответила Элен. – Я простудилась, по крайней мере, так я всем говорила. Полагаю, что за это время мое здоровье улучшилось. Что Вы думаете о неофициальном танцевальном вечере завтра у графа Торнхилла?

- Я всегда находила их обоих – и графа, и графиню очаровательными, - сказала миссис Кросс. - Они не пренебрегают людьми просто потому, что тем уже за сорок, и они носят одно и то же платье в течение трех лет и даже более.

Элен сжала ее руку.

- Завтра утром мы пройдемся по магазинам, - сказала она. – Я хочу быть расточительной. И я вновь ощущаю в себе столько нерастраченной энергии, что ума не приложу, что мне с нею делать.

Она остановилась наверху лестницы и импульсивно сжала свою тетю в объятиях.

- Ох, Летти, Вы себе не представляете, как это здорово вновь видеть Вас здесь.

Она была удивлена, когда ей пришлось сморгнуть слезы, чтобы вновь ясно видеть.

- А ты не представляешь, - сказала миссис Кросс, - как хорошо опять оказаться здесь, с тобой, Элен. Ах, комната, действительно теплая! Как это мило с твоей стороны. Я вновь чувствую себя человеком. И как неблагодарно это звучит по отношению к Кларенсу. Он действительно был очень добр ко мне.