Донна Ванлир - Рождественские туфли

Эвелин развернула пакет с ярким шарфом в сиреневую и черную полоску: его выбирали для нее Натан и Рэйчел.

— Какой он мягкий и теплый! — восклицала бабушка, целуя довольных внуков.

Потом Эвелин вытащила из горки оставшихся подарков плоский пакет и вручила его Джеку.

— Мы же обычно не обмениваемся подарками, — забормотал Джек, смущенный тем, что для Эвелин он ничего не купил.

— Знаю, — ответила Эвелин и обернулась к дочери. — Я просто случайно нашла это и подумала, что Джеку понравится.

Джек вытащил из бумаги вставленный в рамку детский рисунок. На нем цветными карандашами была изображена девочка с красными щеками и кудрявыми волосами, в синем платье в желтый цветочек. В руках она держала красный воздушный шарик. У нее были длинные руки-палочки, а обе ноги повернуты в одну сторону, при этом одна заметно короче другой. Рядом с девочкой стояла собака с улыбкой на морде, ее четыре тонкие длинные лапы — как у паука — торчали в разные стороны. Под жизнерадостной собакой крупные красные буквы сообщали имя автора рисунка: МЭГГИ. Джек широко улыбнулся и поблагодарил Эвелин, затем протянул рисунок Мэгги, чтобы она тоже посмотрела.

— Ей тогда было лет шесть, — пояснила Джеку Эвелин. — Я нашла этот рисунок уже довольно давно и решила вставить его в рамку и подарить тебе.

Джек держал рисунок в руках, и перед его мысленным взором возникла маленькая Мэгги, сосредоточенно перебирающая разбросанные по столу карандаши, выбирая тот, который лучше всего подойдет для цветов на платье или для шарика. Он нагнулся к жене и поцеловал ее.

— Я бы повесил это рядом с картиной да Винчи, — провозгласил он.

Натан с тревогой ожидал момента, когда мама откроет его подарок. От предвкушения он чуть не дрожал. Оставалось всего три неоткрытых подарка, он пересчитывал. Джек взял самый маленький из них и стал разворачивать так, чтобы Мэгги было хорошо видно. Из бумаги показалась маленькая шкатулка. Джек поднял крышку. В центре, на синем бархате лежал изящный золотой медальон, украшенный узором из роз. Внутри медальона находилось две фотографии: на одной — смеющаяся Рэйчел в нарядном красном платье, на другой — Натан, сидящий на крыльце в окружении цветущих клумб.

— О, — только и смогла сказать Мэгги.

— Я знаю, что эти две фотографии тебе всегда нравились больше других, — промолвил Джек, надевая медальон на шею жены.

— А это, — объявила Эвелин, взяв в руку предпоследний сверток, — то, что тебе больше всего хотелось.

Мэгги вопросительно взглянула на мать. Та принялась неторопливо снимать обертку и наконец развернула перед восхищенными взглядами детей и внуков атласную шаль ярко-малинового цвета. Эвелин получила ее в подарок от своей матери и надевала, когда выходила замуж. Свадебная фотография так и запечатлела молодую Эвелин: в юбке с корсажем, широкой блузке, шляпке и шали. Мэгги с детства обожала эту шаль, и сейчас ее глаза радостно засияли.

— Да, она всегда питала к ней слабость, — поддразнила Эвелин дочь, накидывая на нее подарок.

— Спасибо, — одними губами произнесла Мэгги.

Эвелин поцеловала ее в лоб и расправляла, завязывала и перевязывала шаль до тех пор, пока она не легла идеальными складками на плечах и груди дочери.

Натан замер: настало время вручать его подарок. Он взял в руки неумело завернутый пакет и положил его на колени матери. Эвелин и Джек переглянулись, не зная, чего ожидать. Мальчик тем временем помог Мэгги развернуть простую упаковочную бумагу, а потом снял с обувной коробки крышку и вынул оттуда пару блестящих туфель. Мэгги рассматривала их, восхищенно улыбаясь. Натан перебежал к изножью кровати, откинул одеяло и с торжествующим видом обул маму в новые туфельки.

— Это самые красивые туфли, которые были в магазине, — сообщил он ей.

— Это лучшие туфли на свете, — прошептала Мэгги гордому сыну.

* * *

Отмечать Рождество мы приехали к маме. Только мы подрулили к крыльцу, как дверь распахнулась, и мама выбежала нам навстречу.

— Счастливого Рождества! — крикнула она.

Из дома на улицу вырывались ароматы жареной индейки, горячего сидра, пирога с орехами, хвои и дубовых поленьев, полыхающих в камине. Ханна и Лили с радостными воплями бросились в объятия бабушки. Им не терпелось начать разворачивать подарки, которые, как девочки знали, ждали их под елкой.

— Счастливого Рождества, мама! — со смехом крикнула Кейт, еле поспевая за Ханной, тащившей ее за руку в дом, к елке.

— С Рождеством тебя, мама, — сказал я, нагибаясь, чтобы поцеловать ее. Я, как и дети, тоже горел нетерпением, но по другому поводу: я хотел рассказать маме о том, что случилось прошлой ночью.

— Пойдем скорее! — крикнула Лили, обхватив меня за колени.

— Хорошо, хорошо, — сдался я. — Давайте займемся главным делом.

Лили захлопала в ладоши, когда я вручил ей коробку выше ее роста. Ханна ахнула при виде золотого пакета, перевязанного золотой ленточкой. Я раздавал подарки, пока наконец перед каждым не образовалась целая горка: свитера, сережки, посуда и книги для Кейт; куклы, книжки-раскраски, одежда и еще куклы для Лили; настоящие, как у взрослых, бусы, настольные игры, набор бумажных кукол и наимоднейшие аксессуары к Барби — для Ханны. Любимой свекрови Кейт приготовила подарок уже давно, и сейчас мама развернула великолепную золотую брошь с драгоценными камнями, соответствующими месяцам рождения Лили и Ханны.

— Я всегда мечтала иметь ваши камушки! — воскликнула мама. — Теперь буду носить эту брошку не снимая!

Она тут же приколола брошь к свитеру и добавила, что украшение отлично подойдет и к новому небесно-голубому блейзеру, и к новой же блузке из красного шелка.

— О, какое все красивое! — не уставала восторгаться мама. — Буду самой модной бабушкой на свете!

Я раскладывал перед собой лосьон после бритья, книги, носки и… трусы. И почему мама, несмотря на мой возраст, упорно дарит мне нижнее белье?

— Мне показалось, что новые трусы тебе не помешают, — заявила мама в ответ на мое удивление, чем вызвала у наших девчонок неудержимый смех.

— Ну конечно не помешают. Спасибо, — ухмыльнулся я и взял в руки свой последний подарок. Маленькая коробочка, смутно знакомая, была заклеена полоской скотча. Я надрезал полоску ногтем, поднял крышку, отогнул оберточную бумагу и взглянул на маму с недоумением. Внутри оказалась та самая трубка «Данхилл Биллиард». Рядом лежала карточка с лаконичным пожеланием: «Ни о чем не сожалеть».

— Что это? — спросила Кейт.

— Это, — произнес я, с важным видом беря в рот трубку, — напоминание.

_____

Мама как раз собиралась приоткрыть дверцу духовки, когда я вошел в кухню и окликнул ее:

— Мам!

Она вздрогнула от неожиданности и уронила на пол прихватки.

— Ты напугал меня, Роберт, — упрекнула она меня.

— Я не хотел, — извинился я и потянул ее к кухонному столу.

— Мне надо посмотреть, как там индейка, — отмахнулась от меня мама.

— Потом, — настаивал я. — Сядь. — Она села. — Мама, вчера мы с Кейт проговорили до половины пятого утра.

— О чем? — ахнула мама. — Ох, да вы же оба, наверное, без сил.

— Ага, — подтвердил я, растирая виски. — Я устал как собака. У меня голова кружится от недосыпа.

— Ну так сядь же, не стой! — забеспокоилась мама.

Я сел, поглядывая на нее сияющими глазами.

— Мам, вчера случилось невероятное. — Она придвинулась поближе ко мне, не желая пропустить ни слова. — Это было как прозрение, как будто в меня ударила молния или что-то еще. Я пошел в магазин за подарками для всех, а потом решил, что никому ничего покупать не буду. Да, кстати, это Кейт заказала тебе брошь, и все остальное купила тоже она, — вспомнил я. — Лично я тут совсем ни при чем.

— Ну спасибо, — рассмеялась мама.

— Ну, если в двух словах, то мы с Кейт решили попробовать начать сначала.

Мама стукнула кулаком по столу:

— Я знала, что она еще любит тебя.

— Кажется, да, — смущенно проговорил я. — А я люблю ее.

— Отлично! А теперь иди, — скомандовала мама, выпроваживая меня из кухни. — Иди, иди! Поиграй с девочками, сегодня же праздник. Я тут все закончу и тоже сейчас приду. — Она шутливо подтолкнула меня к двери, а сама вернулась к плите.

— Спасибо тебе, Господи! — уже сидя в гостиной, услышал я ее возглас. Потом заскрипела дверца духовки, гулко стукнулся о стол противень. — Спасибо тебе, Господи, — доносилось из кухни вместе со звоном тарелок. — Спасибо! Спасибо! Спасибо!

Приближалась полночь. Елочные гирлянды самоотверженно горели, дети давно уснули. Натан, наверное, был уже слишком взрослым, чтобы видеть сны о Санта-Клаусе, а Рэйчел — слишком мала. Джек безотрывно глядел в голубые глаза жены — пока у нее были силы держать глаза открытыми.

— Я люблю тебя, Мэгги, — повторял он снова и снова. — Спасибо за то, что ты моя жена. Спасибо за твою любовь ко мне. — Ответить ему она уже не могла, но не сводила глаз с лица Джека. — Мы справимся тут без тебя, Мэгги, — сказал Джек, гладя жену. — Мы все любим тебя, и мы справимся, так что если хочешь, иди.

Эвелин держала дочь за руку.

— Не мучайся, иди, все будет хорошо, — успокаивал жену Джек.

— Папа ждет тебя, — добавила Эвелин. — Хочешь к папе? Иди, детка, не волнуйся за нас.

Постепенно глаза Мэгги стали закрываться все чаще и чаще, и в какой-то момент веки больше не разомкнулись. Еще два часа Эвелин и Джек продолжали разговаривать с ней, видя, как ее дыхание становится все реже. Эвелин стала читать историю Рождества из Евангелия от Луки:

— «Пошел также и Иосиф из Галилеи, из города Назарета, в Иудею, в город Давидов, называемый Вифлеем, потому что он был из дома и рода Давидова… — читала она, а тем временем Джек поправил шаль на плечах Мэгги и передвинул медальон так, чтобы он лежал ровно посередине. — …записаться с Мариею, обрученною ему женою, которая была беременна. Когда же они были там, наступило время родить Ей; и родила Сына своего Первенца. — Эвелин приостановилась, чтобы погладить Мэгги по руке, и продолжила: — И спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице».

Дочитав стих про пастухов, она вспомнила, что в Евангелии от Луки не упоминались волхвы. Она перелистнула несколько страниц, нашла Евангелие от Матфея и отыскала нужный абзац:

— Вот этот стих, Мэгги, — сказала она, придвигая Библию ближе к дочери. — «Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему». — Эвелин положила Библию на колени. — Когда Мэгги была маленькой, то не могла поверить, что никто, кроме волхвов, не заметил на небе той огромной звезды. Помнишь, Мэгги? — спросила она, лаская лицо дочери. — Теперь ты должна найти эту звезду. О нас не волнуйся. Натан и Рэйчел спят в своих кроватках. Мы справимся, а ты найди звезду и следуй за ней. Следуй до тех пор, пока не увидишь Иисуса. Он ждет тебя, девочка моя.

Джек и Эвелин предавались воспоминаниям еще некоторое время. Они поговорили о свадьбе Мэгги и Джека, о рождении Натана и о рождении Рэйчел. Джек говорил Мэгги снова и снова, как она красива и как счастлив он был, живя с ней, и в два часа сорок три минуты, когда Джек повторял, что любит ее, Мэгги издала последний вздох и умерла. Боли больше не было. Страдание закончилось.

Эвелин неподвижно стояла у кровати, закрыв рот дрожащими руками.

— О Господи, нет, — простонала она, утыкаясь головой в плечо Мэгги. — Она ушла! Я не верю.

Джек скорчился у изголовья, все еще держа Мэгги за руку; его плечи содрогались от сдавленных рыданий.

— О, мой ангел, — стенала Эвелин и покрывала лицо и руки дочери поцелуями. — Мой единственный, милый ангел.

Джек обхватил тело Мэгги и стал качаться вместе с ним взад и вперед. Яркий шарф на голове Мэгги сбился на сторону и сполз на подушку.

— Я думал, что готов отпустить тебя, Мэгги, любовь моя, но не могу, — плакал он, уткнувшись ей в шею. — Просто не могу.

В начале четвертого утра Джек разбудил Натана и объяснил, что мама ушла на небо. Испуганный мальчик побежал в гостиную, где увидел, что его мать мирно лежит на постели, а рядом сидит бабушка с красным и мокрым от слез лицом. Натан встал у кровати и тихонечко прикоснулся к маминой руке. Рука не придвинулась к нему, не шевельнулась, а осталась лежать на белой простыне. Натан посмотрел Мэгги в лицо. Казалось, что она просто спит.