— Спасибо за совет, бабушка, — ответила Орла.

— А еще ты можешь фотографировать одноклассников, чтобы потом поздравить себя с тем, что ничего общего с ними не имеешь, — заявила Бриджид. Она сидела и курила, злорадствуя по поводу оставленного в одиночестве мужа.

— Отличная идея, тетя Бриджид.

Мора, заметившая легкое неудовольствие в интонациях дочери, и сама расстроилась. Если бы Орла только знала, что она чудом была избавлена от курса машинописи, который нужно было бы прослушать в пасхальные каникулы, а также от пишущей машинки и руководства по десятипальцевому методу! Может, тогда она чуть теплее улыбнулась бы матери. Мора снова подумала, что нужно было все же выбрать другой подарок. Имея в руках подарочный сертификат, девочка провела бы день в мечтах — о том, что она купит, как будет выбирать, мерить, обсуждать, что ей идет, а что нет. Но что сделано, то сделано: все-таки фотоаппарат и пластинки на первые десять снимков вполне подходящая вещь для четырнадцатилетнего подростка.

— Давай сделаем один снимок прямо сейчас, — предложил Джеймс. Ему не терпелось посмотреть, как эта штука работает.

— Мы все состроим рожи, — подхватил Джон. Ему хотелось, чтобы все посмеялись его шутке.

— Сначала мне надо снять бигуди. — Бабушка уже приступила к испытаниям, и из ее головы торчал лес шпилек, закреплявших накрученные локоны.

Орла пожала плечами. У нее, заметила Мора, недавно появилась эта отвратительная манера напускать на себя холодную отстраненность, прямо как у Мари Франс.

— Это фотоаппарат Орлы. Пусть фотографирует, что сама захочет, — сказала Мора, надеясь получить в ответ от дочери благодарную улыбку или взгляд. Но нет, девочка опять лишь пожала плечами.

— Какая разница, — отозвалась она. — Если хотите, я вас сфотографирую.

Все долго готовились. Мари Франс пошла красить губы. Мора заметила, что она не спешит надеть брошь «Тара». Наконец все были готовы: четверо взрослых на диване, трое детей присели на корточки. Орла нажала на кнопку, и, как по волшебству, из аппарата выехала сине-зеленая глянцевая фотография. Прямо на глазах на ней стало проступать изображение.

На нем, как показалось Море, все выглядели бледными и застывшими, как мертвецы. У некоторых зрачки стали красными, как у вампиров.

Все стали обсуждать, что за чудо эта техника и что бы подумали об этом дикари, если бы им довелось увидеть такие фокусы.

Потом вся семья принялась накрывать стол для праздничного обеда. Работа нашлась каждому: мальчики должны были собрать всю оберточную бумагу и аккуратно сложить ее в углу. Джимми пошел в кладовку за вином. Бабушка раскладывала в вазочки печенье и конфеты, которые подадут позже. Бриджид выдали новое полотенце, которым она до блеска протирала стаканы. Мари Франс не поручили ничего, и она достойно справлялась с этим заданием. Мора пошла на кухню, чтобы приготовить подливку и соус, в который макают хлеб. Все кастрюли закипели сразу, приходилось туда-сюда двигать тяжелые сковороды, а тут еще Ребекка начала путаться под ногами. Мора прикрикнула на нее и велела немедленно уйти из кухни. И тут же раскаялась. Сегодня же Рождество, зачем так злиться? Она чувствовала — что-то идет не так. Нахлынул какой-то иррациональный страх, как бывает, когда очнешься от дурного сна. Растерянная и раздраженная, она неловко наклонила блюдо, и индейка соскользнула с него на пол. В бешенстве Мора схватила ее за ноги и с размаху кинула обратно на поднос. Слава богу, матери и Джимми не было поблизости, а то бы они, как обычно, наморщили носы и начали сетовать на ее неряшливость и нерасторопность. Но они ничего не видели, а значит, съедят побывавшую на полу птицу как ни в чем не бывало. Мора вытащила из ящика пыльную упаковку сосисок. Вначале она не заметила, что Орла пришла в кухню и стоит в сторонке, разглядывая фотоаппарат.

— Дорогая, тебе он правда нравится? — мягко спросила Мора.

— Да, конечно, я ведь сказала. — Дочь была погружена в свои мысли. Любую попытку поговорить по душам она тут же пресекала.

— Только что сработала вспышка или мне показалось? Что-то сверкнуло у меня перед глазами. Или это прилетела шаровая молния?

Орла в очередной раз пожала плечами. «Ну погоди, я отучу тебя от этой чертовой привычки, не прибегая, конечно, к физическому насилию», — с холодным раздражением подумала Мора.

Тут вбежали мальчишки.

— Может, еще раз? Сними нас на улице! — стали канючить они.

— Нет.

— Ну Орла, ну пожалуйста. Затем и нужен фотоаппарат.

— Нет, мне сказали, что я могу снимать то, что хочу.

— И что же ты будешь фотографировать? — В их голосе слышалось нетерпение.

— Буду делать бытовые снимки, позволяющие увидеть настоящее Рождество, а не такое, когда все позируют и с улыбкой смотрят в камеру.

Братья потеряли интерес к фотоаппарату и ушли. А Мора задумалась. Вероятно, дочери и вправду понравился подарок Может, ее увлечет фотоискусство? Это было бы здорово. Но она не выскажет эту мысль вслух, чтобы Орла и тут не состроила равнодушную и отрешенную мину.

А девочка тем временем направилась в кладовку. Отец не слышал, как она подкралась, и обнаружил ее присутствие только тогда, когда вспышка пронзила полумрак и послышалось негромкое жужжание выезжающей фотобумаги.

— Орла! — заорал он, бросившись к ней.

Все происходило как на прокрученной в ускоренном режиме кинопленке: он быстро отстранился от Мари Франс, убрал руки с ее талии. Француженка с кривой усмешкой оглянулась на дверь и поправила блузку.

— Что за глупые шутки? — гремел Джимми вслед дочери. Но было поздно, она уже выскользнула из закутка и вернулась в гостиную, куда поспешно явилась Мора, чтобы узнать, отчего такой шум.

— Ничего, мама. Я просто снимаю для себя, вы же мне разрешили.

— Оставь ее в покое, Джимми. Пусть фотографирует. — И Мора удалилась на кухню.

— Это просто игра, ведь на Рождество принято играть в разные игры… — отчаянно пытался оправдаться он, но Мора уже не слушала его, а Орла ушла куда-то, чтобы спокойно рассмотреть получившийся снимок.

В столовой Бриджид старательно вытирала стаканы для праздничного обеда. Ее одолевали мрачные мысли. Почему из-за этого урода она должна ночевать в спальном мешке в чужом доме? Очень нужно ей встречать Рождество с семьей подруги! Ну ничего, она ему покажет. Он еще пожалеет. Только бы достать немного денег. Жизнь так несправедлива к ней. Какие у Моры красивые бокалы и столовое серебро! Вот эта изящная вазочка на буфете, наверное, стоит недешево. А в нее ставят лишь несколько ручек, и вся она залеплена скотчем.

Бриджид украдкой сунула вазочку в свою сумку, но тут сверкнула вспышка и послышалось жужжание. В дверях спокойно стояла Орла.

— Я просто решила как следует ее почистить, правда, Орла. Хотела потереть ее тряпочкой, которая лежала в сумке.

— Я знаю, тетя Бриджид. — И Орла быстро развернулась и ушла прежде, чем проявилось изображение.

Она поспешила в гостиную. Здесь бабушка должна была раскладывать сладости, но на самом деле та решила приложиться к бутылке бренди. Она сделала несколько глотков, держа ее за горлышко. Бабушка вытаращила глаза и чуть не подавилась, когда в комнату вошла Орла и тут же нажала на кнопку своей моментальной фотокамеры.

— Что за детский сад? Ты прямо как маленькая! Не стоит расходовать картридж на всякие глупости.

— Я понимаю, бабушка. Но я люблю вести себя как маленькая.

Подошло время обеда. Скоро Мора позовет всех к столу, и семья снова будет в сборе. Мальчишки как-то подозрительно затихли. Орла бесшумно поднялась по лестнице и вошла к ним в комнату без стука. Джон закашлялся, вдыхая сигаретный дым, а Джеймс курил более уверенно и спокойно, по-взрослому.

— Улыбнитесь, снимок на память. Для будущих поколений. — Снова вспышка и щелчок затвора.

— Нас за это убьют, — только и мог выдавить из себя Джеймс. — И Рождество будет испорчено.

— Только если все увидят эту фотографию, — отозвалась Орла.

Оставалось еще немного времени до того, как мама пригласит всех к обеду. Орла прошла в свою спальню и разложила фотографии в ряд. Вот групповой снимок, где красноглазые персонажи уверенно позируют перед объективом. Вот мать поднимает индейку с пола. Вот отец обнимает Мари Франс. Вот бабушка пьет бренди из бутылки. Вот мамина подруга пытается украсть серебряную вазочку, и, наконец, братья курят у себя в комнате. Осталось еще четыре кадра. Может, снять их, когда они все будут уплетать сливовый пудинг? А потом, когда будут спать, с открытыми ртами?

— Все готово! — раздался снизу радостный возглас матери.

Орла подумала и скомкала фотографию с индейкой. Мама была к ней добра. Да, в ней много наивной патетики, но все же она ее любит. Девочка снова посмотрела на галерею фотографий. Вот какой праздник получит мать за свою доброту. Конечно, не нужно никому рассказывать о том, что произошло с индейкой. Но остальные снимки следует сохранить.

Она сошла вниз к рождественскому столу с гордо поднятой головой. Что-то подсказывало ей, что теперь с ней начнут считаться. И уже никогда не будут обращаться как с маленькой.

Желание мисс Мартин

Перевод И. Крейниной


Эльза Мартин никогда не была в Нью-Йорке. У нее имелся паспорт с визой Соединенных Штатов, полученной в те времена, когда она собиралась провести медовый месяц во Флориде. Тогда она еще думала, что у нее будет медовый месяц.

Паспорт лежал в ящике комода. Там же хранились бабушкина маленькая сумочка из серебра, а также альбом с поздравительными открытками — их сделали дети специально для мисс Мартин. Конечно, она могла их выбросить, но дети так старались, потратили столько сил и времени, украшая их, приклеивая подковы, свадебные колокольчики и блестки. Выкинуть это — все равно что сломать цветок или растоптать ракушки.

Некоторое время она хранила в комоде письма Тима. Среди них было и то самое, в котором он признался, что никогда по-настоящему не любил ее и поэтому не может продолжать отношения. Он умолял простить его за то, что так вышло. Но через год Эльза сожгла письмо, потому что заметила, что все чаще извлекает его на свет и перечитывает снова и снова. Как будто там можно было найти какие-то ответы и понять причину его ухода; как будто эти строки давали некую призрачную надежду, что он вернется.

Все говорили, что Эльза чудесная и очаровательная, а Тим подлец, а возможно даже и психически ненормальный человек. Хорошо, что она не связала с ним свою жизнь, считали окружающие. Они восхищались выдержкой и спокойствием, с которыми она перенесла тот факт, что свадьба расстроилась за десять дней до назначенной даты. Эльза вернула жениху подарки, приложив к ним вежливо и с достоинством написанную записку: «В связи с тем, что заключение брака отменяется по взаимному согласию, с благодарностью возвращаю все, что ранее было мне преподнесено». В следующем семестре она продолжала вести уроки, будто ничего и не произошло, не подавая вида, что сердце ее разбито.

Дети говорили с ней более открыто и честно.

— Вы, наверное, очень огорчены, что не вышли замуж, да, мисс Мартин? — спрашивал иногда кто-то из них.

— Немного огорчена, но не очень сильно, — признавалась она с улыбкой.

В учительской ее не спрашивали о расстроившейся свадьбе, а она не спешила что-либо объяснять, поэтому эта история так и осталось для коллег загадкой. Наверное, жених и невеста не подошли друг другу. Может, и к лучшему, что это выяснилось до бракосочетания, а не после.

Сестрам Эльзы Тим никогда не нравился, потому что у него были маленькие глазки. Между собой они говорили, что их младшенькая счастливо отделалась. Правда, произносить то же самое при ней не осмеливались.

Друзья Эльзы не успели как следует узнать Тима. После разрыва с ним они сочувствовали ей и в то же время ощутили некоторое облегчение. Ведь Тим возник из ниоткуда и как-то очень быстро завладел всеми мыслями Эльзы и всем ее вниманием. Не исключено, что их отношения изначально были обречены.

А время шло, незаметно пролетело пять лет. Дети выросли и забыли, что мисс Мартин когда-то собиралась замуж и что они делали для нее свадебные открытки. Другие учителя тоже не вспоминали об этом происшествии. Если в коллектив приходил новый человек и спрашивал о личной жизни мисс Мартин, педагоги с трудом извлекали из памяти ту давнюю историю. Что это было? Несостоявшаяся свадьба? Малоактуальное для них событие. Но при этом оно по-прежнему занимало мысли Эльзы. Что она только не делала, чтобы искоренить не дающий покоя ее душе вопрос: почему же сегодня мужчина думает, что она вполне годится на роль спутницы жизни, с которой он готов связать свои надежды и мечты о будущем, а уже назавтра признается, что ошибся? Может, она что-то сделала не так или что-то не так с ней самой? Эти сомнения и терзания были слишком важной частью ее жизни, чтобы легко перешагнуть через них и двигаться дальше. Но, конечно, на людях нужно было делать вид, что все позади, в противном случае другие сочтут тебя слишком мрачной и печальной и попытаются вызвать на откровенный разговор. А это очень утомляет и раздражает.