Неожиданно прервав одну из мелодий, виконт Созерби вдруг заиграл вальс. Это на мгновение сбило с толку танцующих, многие остановились, глядя, как кружатся те пары, которым удалось перейти на ритм вальса. Те же смеялись и, перестраиваясь, смотрели себе под ноги. Даже дети попытались это сделать.

Граф с женой кружились в вальсе, и ему казалось, что он не испытывал бы такой легкости и веселья, танцуя на пышном балу под звуки целого оркестра. Придет время, и они с Элинор испробуют и это, думал он. Когда-нибудь, когда официально кончится траур и они вернутся в Лондон. Он совсем не жаждал возвращения в столицу, к ее развлечениям. Он думал о том, что ему вполне нравится его жизнь в Гресвелл-Парке и он готов никуда не уезжать из поместья, если его установившаяся дружба с Элинор, а возможно, и нечто большее, чем дружба, продлится и окрепнет. Если через несколько дней они вдруг не обнаружат, что это всего лишь рождественские чудеса, не больше.

Берти, как видел граф, танцевал с Речел. Они о чем-то шептались. Все окружающее их не интересовало. Ведь Берти твердо решил избегать ее сегодня. Граф подумал, что, возможно, дядя Бен ждет официального предложения, которое последует с минуты на минуту, а Берти все еще колеблется. Ведь он и девушка знакомы только неделю. Это вполне может быть всего лишь легким флиртом в Рождество.

Однако вид этой пары говорил о чем-то большем, чем рождественский флирт.

Прошел еще час, музыка стихла, и гостей опять потянуло к фруктовому пуншу, а затем, словно по сигналу, все стали прощаться, разрумяненные, полные благодарности графу и графине, стоявшим в дверях. Это был самый чудесный вечер, утверждали гости, и хотелось верить, что их заверения чистосердечны.

– Счастливого Рождества, милорд и миледи.

– Счастливого Рождества, мистер и миссис Меллори, и тебе тоже, Майкл. Ты хорошо сыграл роль волхва.

Наконец ушли последние из гостей. Дядя Сэм и кузины уже принялись собирать оставшиеся после представления шары, котомки и прочие вещи и предметы. Тетя Рут радовалась, что все прошло как в былые дни, и расхваливала великодушие его сиятельства графа и дорогой Элли, устроивших им такой замечательный праздник. Словно все это было сделано ради семьи Трэнсомов.

– Я не хотел этого говорить при чужих, – воскликнул дядя Гарри, глядя на графа и Элинор и хитро улыбаясь, – но посмотрите, под чем вы стоите!

Такие слова в сочельник могли означать лишь одно. Граф, подняв голову, увидел то, что ожидал, – ветку омелы над дверью.

– Спасибо, дядя Гарри, – поблагодарил он. – Глупо не воспользоваться такой приметой, не правда ли?

Он привлек к себе Элинор и поцеловал ее. Поцелуй был долгим и вызвал шумное одобрение всего клана Трэнсомов. Кто-то, не удержавшись, даже свистнул.

Он не поверил бы раньше, подумал граф, глядя в глаза жены, что сможет быть таким счастливым, как в этот короткий миг. Загадывать дальше не хотелось.

– Счастливого Рождества, Элинор, – промолвил он.

– Счастливого Рождества, э-э… Рэ… Рэндольф, – ответила она.

Глава 15

Ужин был перенесен на более поздний час, поскольку детский праздник затянулся дольше, чем все ожидали. Дядя Бен не увидел в этом ничего необычного, и все с ним дружно согласились. Чаепитие после концерта было с довольно щедрым угощением, и, чтобы отдать должное ужину, понадобится еще некоторое время. А не отужинать в сочельник так, как положено, означало бы глубоко обидеть главную стряпуху Гресвелл-Парка, чего эта хлебосольная и добрая женщина никак не заслуживала.

Перерыв между ужином и мессой в церкви соответственно сократился до полутора часов. Но прежде чем кто-то предложил, чем занять это время, или успел распорядиться, чтобы подали чай, из деревни прибыли ряженые. Раскрасневшиеся от морозца, с нотами под мышкой, они заполнили холл, наследив на полу мокрой от тающего снега обувью.

В поместье, порядком отстоявшее от деревушки, они заходили в последнюю очередь, обойдя деревню и близлежащие коттеджи, поэтому всегда жалели, что приходится так скучно заканчивать свой веселый поход. Но тут их ждал неожиданный сюрприз. В прежние времена владелец поместья обычно появлялся на лестничной площадке лишь к концу песнопений, сдержанно кланялся, желал счастливого Рождества и тут же уходил. Его родители, граф и графиня Фаллоден, встречали ряженых, тоже не спускаясь к ним в холл, дружелюбно раскланивались, но прослушивали пение с начала до конца, благодарили и, отдав слугам распоряжение принести угощение, тоже удалялись в свои апартаменты.

Совсем иначе повел себя новый владелец поместья, которого те из ряженых, кто был постарше, помнили еще мальчиком, тихим, не по летам серьезным и немного печальным. Он вместе с молодой графиней вышел на лестничную площадку еще до того, как закрылась дверь за последним вошедшим ряженым. Граф и графиня рука об руку спустились в холл, а за ними последовали и все их многочисленные гости, оказавшиеся шумными и веселыми родственниками молодой графини.

Не успели ряженые запеть первую обрядовую песню, как к ним присоединились голоса присутствующих, и вскоре пели все, даже, как с удивлением заметили поселяне, и сам молодой граф.

Обычно в каждом доме ряженые исполняли не более четырех песен, а в поместье пытались ограничиться тремя. Сейчас им не удалось бы закончить на четвертой песне, даже если бы они захотели. В холле звучала одна песня за другой, и у лакеев, стоявших навытяжку у двери, был такой вид, будто они вот-вот присоединятся к общему хору.

Наконец граф кивком дал знак слугам вносить угощение: пиво с пряностями, горячий сидр и пирожки с миндалем и изюмом. После угощения ряженые, да и все остальные, включая графа и графиню, спели еще одну песню. Затем начались шумные поздравления, крепкие рукопожатия, и ряженые отбыли, провожаемые дружескими напутствиями, хотя через час и тем и другим предстояло вновь встретиться в церкви на вечерней мессе.

Между женщинами тут же состоялся оживленный обмен мнениями, каким образом можно всем добраться до деревушки только на двух имеющихся в поместье санях. Видимо, не избежать нескольких поездок, разумно заключила тетя Берил. Мужчины, разумеется, поедут верхом, высказала свое предположение тетя Юнис. А тетушка Рут благоразумно заметила, что если пренебречь некоторыми неудобствами, то в одни сани можно сесть втроем.

Конечно, не обойдется без скучных ожиданий в церкви, пока все не приедут, и треволнений тех, кто еще остался в поместье и опасается, что они опоздают на мессу. Впрочем, вскоре все пришли к выводу, что молодежь вполне способна добраться до деревушки и церкви пешком. Это всего лишь какая-нибудь миля, не больше. Вечер был ясным и тихим, как и накануне.

Если на то пошло, заявила тетя Берил, она тоже готова присоединиться к молодежи. Ее поддержала тетя Катерина, пояснив, что это пойдет им только на пользу, учитывая, сколько они съели в эти последние часы. Ведь смогли же они дойти пешком до горок и леса, напомнила всем тетя Айрин, такое же расстояние отделяет их от церкви. Что ж, если все согласны идти пешком, храбро объявила тетушка Рут, нет надобности ради нее одной закладывать сани. Она тоже пойдет пешком. Кто-нибудь, например, Сэм или Бен, а то и Обри охотно понесет ее, если она устанет. Но она уверена, что до этого не дойдет, она справится.

Граф так и не успел предупредить всех, что распорядился приготовить и сани, и оба экипажа, которые могут доставить гостей в церковь. Все было решено: они пойдут в деревню пешком. Граф, улыбнувшись про себя, отменил свое распоряжение относительно саней и экипажей. Никого из дам не беспокоило, что в церковь они явятся с красными носами и все в снегу.

В церкви Элинор увидела много знакомых лиц, теперь она даже знала их имена. Это были торговцы и богатые арендаторы, с которыми она познакомилась в день приезда в Гресвелл-Парк, крестьяне и мелкие арендаторы, которых она навещала в коттеджах по их приглашению или сама заходила к ним с корзиной еды и лекарствами. Были здесь деревенские бедняки, гости детского праздника и, конечно, ряженые.

Она улыбалась им, направляясь с мужем по проходу к своим скамьям, и ей улыбались в ответ. Что ж, возможно, совсем неплохо быть графиней. Элинор особенно ласково улыбнулась миссис Ричарде, которая была не на шутку больна, когда неделю назад она навестила ее.

В центре перед алтарем стояло изображение сцены Рождества Христова. Играл орган, звонили колокола. Элинор опустилась на скамью и облегченно вздохнула, наслаждаясь торжественной атмосферой рождественской мессы. Это было самое замечательное Рождество в ее жизни, хотя для нее это всегда лучшее время в году.

Если бы… Она проследила за рукой мужа, потянувшегося к Библии. Нет, она не должна пытаться коснуться рукой Вифлеемской звезды. Ей надо быть довольной тем, что у нее есть. А то, что у нее есть, – не так уж мало, если сравнить с началом ее, как она считала, чрезвычайно неудачного брака. Если установившаяся между нею и графом дружба, даже теплота, продолжится и после Рождества, когда гости уедут, она будет удовлетворена своей жизнью.

Во всяком случае, почти удовлетворена.

Но внезапно о себе напомнило чувство вины. Она считала это Рождество лучшим в своей жизни. А как же смерть отца? Его нет с ней.

Он ушел навсегда. Она вспомнила его последние часы, как ему привиделась ее покойная мать и он разговаривал с ней. Отца нет, а она весело празднует Рождество, хотя со дня его смерти прошло менее двух месяцев. Но он сам просил ее, чтобы Рождество было веселым.

Больно сжалось горло, и Элинор с трудом глотнула воздух. Преподобный Блодел начинал службу.

Не все прихожане разошлись по домам после мессы. Большая их группа осталась на паперти еще примерно на полчаса, обмениваясь поздравлениями и рукопожатиями, слушая торжественный перезвон колоколов. Граф на одно мгновение вдруг подумал, что ничуть теперь не удивится, если окажется, что все жители деревушки и прилегающих ферм приглашены в Гресвелл-Парк. Но такого, к счастью, не произошло. Все наконец отправились по домам.

Возвращались в поместье шумной, веселой гурьбой, даже бросались снежками. Расшалившаяся молодежь, к которой присоединился и лорд Чарльз, бросила взвизгивающую от страха тихоню Сьюзан в придорожный сугроб. Вскоре кое-кто стал заметно отставать, как, например, Джордж и Мейбл, а за ними и лорд Созерби с Мюриель, которые, казалось, только что со всеми покинули деревню, ну и, конечно, сэр Альберт с Речел.

Графу самому захотелось последовать их примеру и ненароком отстать вместе с молодой женой. Но не мог же он остановиться и, пропустив всех вперед, таким образом наконец остаться с Элинор наедине, и все для того, чтобы обнять ее и снова целовать под звездным рождественским небом. Придется подождать до ночи. Хотя бы в этом у него было преимущество перед неженатыми парами.

– Вам известно, что сэр Альберт сегодня днем разговаривал со мной? – неожиданно спросила графа Элинор.

– Я слышал, как он просил вас оказать ему эту честь, – ответил граф, посмотрев на жену.

– Он извинился передо мной, – пояснила Элинор. – За свое недостойное поведение два года назад.

– Значит, извинился? Что ж, я этому рад, – произнес граф. – Вам он всегда не нравился, Элинор, не так ли? Теперь что-то изменилось?

– Да, – промолвила она. – Теперь я не чувствую неприятного недоумения, когда мы встречаемся взглядом. Зачем вы ударили его?

– Он сказал вам об этом? – нахмурился граф.

– Нет, – возразила Элинор. – Но у людей, налетевших на косяк двери, синяк не может оказаться под подбородком. Если, конечно, дверь не ниже человеческого роста. Зачем вы это сделали?

Граф пожал плечами.

– Предоставляю вам самой делать предположения, – проговорил он.

– Он сказал мне еще кое-что, – заметила Элинор. – Кажется, именно то, что вы хотели мне сами рассказать вчера вечером, но я помешала вам. Это были не ваши долги, не так ли?

– Они были огромными, – сказал граф, – и некоторые из них – долги ростовщикам. Ваш отец выкупил их все. У меня никогда не было опыта делать долги.

– Итак, – тихо заключила Элинор, – получается, что ни у кого из нас не было каких-то особенно неблаговидных целей для вступления в этот брак, не так ли?

– Если забыть о том, что брак совершен исключительно из-за денег и только потому, что этого хотел ваш отец.

Ему не следовало так говорить. Он почувствовал это, даже не закончив фразу.

– Таким образом, – продолжила Элинор, и граф по ее голосу понял, как она напряжена, – вы хотите всю вину возложить на моего отца? Выкупив все ваши долги, он лишил вас выбора. Он убедил и меня согласиться с его решением. Мы с вами виноваты лишь в том, что оказались слабовольными.

– Полагаю, вы правы, – ответил граф после недолгой паузы.

– В таком случае во всем виноват мой отец, – повторила Элинор. – Но он умер, а мы живы. Неужели не было никакой надежды на то, что это будет более или менее сносный брак, как вы считаете? – произнесла Элинор убитым голосом, в котором, ему показалось, прозвучала мольба. Или, может, он ошибся? Он готов был согласиться с ней. Конечно, она права. Надежды не было. Скорее наоборот. Их брак был обречен на полную неудачу, как он того и ожидал вначале. Но получилось совершенно иначе. Каким-то образом, несмотря на все трудности и препятствия, они установили вполне приемлемые для обоих отношения, при которых у них были условия для согласия и, возможно, даже счастья.