Дворецкий поправил статуэтку на каминной полке.

– Ни один певец не придет, милорд.

– Ах. Привидения из Уорта, я полагаю?

Дворецкий кивнул седой головой.

– И Рождественское проклятие.

– Неужели ты и твоя добрая жена не верите в призраков, Солтер?

Солтер верил в то, что никто, кроме мастера Оливера, теперь барона Уорта, не станет держать такую пожилую пару на управляющих должностях в поместье. Глаза уже подводили дворецкого. У его жены ухудшался слух.

– Мы не видели и не слышали каких-либо нарушений порядка.

– Что ж, у меня полно собственных призраков, чтобы считать еще и фамильных фантомов. Почему бы тебе не пойти и не приготовить нам немного пива с пряностями или пунша, чтобы мы смогли сами выпить в честь праздника, и к дьяволу все проклятия и малодушных слуг?

Когда дворецкий вышел, лорд Уорт налил себе еще и расслабился, откинувшись на потертые кожаные подушки кресла, вспоминая другие рождественские дни. Он припоминал домашние приемы и балы в домах других людей, службы и детские рождественские постановки в церквях других людей. Веселье и подарки, поцелуи под омелой и поездки в санях, разнообразие угощений, знакомые гимны, друзья. Радость праздника эхом отдавалась в его сознании, словно звон далекого церковного колокола. В самом деле, он даже сделал свое первое и единственное предложение руки и сердца на Рождественском балу, и был отвергнут, прямо под веточкой для поцелуев. Ник почти не помнил лица молодой леди, лишь ее смех в ответ на его ожидания, что она будет следовать за барабаном. Учитывая количество шампанского и пунша и предстоящую многообещающую военную карьеру, барон едва ли сожалел об этом отказе.

Но он сожалел о нем теперь. Если бы хорошенькая белокурая крошка Джулия приняла его предложение, то этим вечером он мог бы посадить детей себе на колени, помочь им зажечь рождественское полено, читать им Евангелие. Она играла бы на пианино, в то время как соседи дружно пели бы песню. Она могла бы согреть его просторную, холодную кровать наверху.

Вместо этого Оливеру Николсону было уже за тридцать, его наследником являлся кузен, а озноб, казалось, никогда не проходил. Он был более одиноким, чем когда-либо раньше, и только воспоминания составляли ему компанию. Призраки, надо же.

Неужели он проклят? – размышлял Ник, проводя пальцами по шрамам, пересекавшим его щеку, и по тем, благодаря которым его левая рука не могла поднять ничего тяжелее вилки. Он был хорошим офицером, его люди выживали в ужасных условиях, потому что ему удавалось вооружать и кормить их, наполовину за свой собственный счет. Нет, он не был проклят, если не считать проклятием то, что он выживал, когда другие погибали, за исключением…

За исключением того, что три года назад его отряд был уничтожен, когда Николаса отослали за вражеские линии, в день рождественских подарков [3].

За исключением того, что два года назад его лучший друг Грегори расстался с жизнью, спасая Ника, через два дня после Рождества, как только сражение возобновилось после праздничного перемирия.

За исключением того, что в прошлом году залп из французской пушки мог убить барона, если бы сабельная рана не заставила его упасть на землю за секунды до этого, в самый канун Нового года.

Совпадения или какие-то причуды фамильного проклятия, которые погружали замок Уорт в хаос во время Рождества? Ник знал об этом не больше, чем о том, что он должен делать с этой жизнью, которая была ему дарована. Для армии он был бесполезен, хотя ему и предложили кабинетную должность. Он мог бы занять свое место в Парламенте, если бы его мозг не вскипал от скуки, которой не видно конца. У его имений были компетентные управляющие, а инвестиции находились в более мудрых руках, чем у него. Ник не имел вкуса для высшего света и его фривольных развлечений, где важнейшие решения включали цвет чьего-то жилета или высоту уголков воротничка. Преемственность была обеспечена выводком его кузена, так что у Ника даже не было повода искать невесту и оправдывать этим свою жалкую жизнь. Кроме того, ни одна женщина, кроме самых отъявленных охотниц за состоянием или откровенных искательниц титула, не вышла бы за него, учитывая его покрытую шрамами физиономию и искалеченную руку.

Однако у лорда Уорта была еще одна цель, кроме того, чтобы напиться, как портовому грузчику в выходной, и эта цель привела его в это заброшенное место, в то время, когда принято выказывать доброжелательность: каким-то образом Ник собирался загладить свою вину перед семейством Грегори Ростенда. Сейчас барон поднял бокал здоровой правой рукой.

– За тебя, мой старый друг. Пусть один из нас поверит в то, что жизнь, которую ты спас, стоит такой цены.

Он выпил бренди, когда часы в холле пробили полночь, а затем швырнул пустой бокал в камин как раз в тот момент, когда вдалеке раздался звон церковного колокола, возвещавшего день Рождества. Шум был значительным, таким громким, что даже миссис Солтер, несомненно, услышала его. Звук оказался слишком громким для простого разбитого хрустального бокала, подумал Ник, хотя бренди и туманило его разум. Должно быть, зашевелились призраки замка Уорт. Счастливого Рождества.

2

– Что ты теперь натворил, бестолковый простофиля? Ты мог убить этих пожилых дам своими легкомысленными проделками.

– Ерунда, я всего лишь помахал им, когда они проезжали мимо.

Леди Эдрит с тревогой и отвращением всплеснула руками.

– Всего лишь? Помахал? Закованный в броню рыцарь, внезапно появившийся у дороги – это всего лишь? Ради всех святых, из-за тебя одна карета угодила в канаву, а другая – в каменный столб. Пожалуй, ты мог бы гнить в аду за такое дьявольское деяние.

Снова облачившись в доспехи, в которых ему не приходилось смотреть в злые зеленые глаза своей жены, сэр Олник пробормотал:

– Насколько плох может быть ад после вечности, проведенной с ворчащей женщиной?

– Что это означает, супруг мой?

– Я сказал, что пожелал им доброго вечера, а не пугал их. Кроме того, если бы второй кучер не был навеселе, то он мог бы избежать неприятностей.

– Теперь ты перекладываешь вину на других? Стыдись, заржавевший старый пережиток. Ты отнял десять лет жизни у этих пожилых леди, и ни у одной из них нет этих лет в избытке. Не говоря уже об учащенном сердцебиении и непоправимых травмах, которые ты мог причинить им.

– Эти сестры – крепкие старые курицы. Они смогут ужинать за счет этой истории, как минимум, пару десятков лет.

– Ах, теперь ты занялся предсказанием? Чего ожидать следом, гадания по внутренностям? В самом деле, если бы у меня был кинжал, я бы показала тебе внутренности, не сомневайся.

Сэр Олник раскачивался взад-вперед, позвякивая металлическим забралом [4], но плотно сомкнув собственные губы. После пары веков даже самый упрямый воин может кое-чему научиться.

– В любом случае, о чем ты думал? Что ты приведешь леди в замок, чтобы твой наследник смог выбрать невесту? Они обе достаточно стары, чтобы годиться ему в матери, клянусь мечом святого Георгия. Нет, если бы девушки все еще выходили замуж в раннем возрасте, то они могли бы быть его бабушками! Неужели ты хочешь, чтобы этот болван взял жену, слишком старую для того, чтобы выносить детей, не говоря уже о его весе в постели?

Не желая признаваться, что ему хотелось самому увидеть женщин в экипаже, чтобы установить их возраст и пригодность, сэр Олник пришел в неистовство:

– Вы заходите слишком далеко, мадам. Я намереваюсь найти своему наследнику подходящую невесту, когда настанет время.

– Это время давно ушло, а два этих лакомых кусочка состарились до сухарей. Между тем, что твой простофиля-тезка должен делать с двумя старыми девами, у которых сердечные судороги?

– Он справится. Компетентный парень, наш мальчик. Солдат, знаешь ли.

– Больше похоже на то, что он – еще один кровожадный варвар. – Она не стала говорить «каков отец, таков и сын», но подумала об этом, сэр Олник был уверен. – Он, бесспорно, будет слишком занят заботами о старых девах, чтобы отправиться ухаживать за кем-то в это Рождество. Если только не утопится в бутылке. Одно только Небо знает, когда нам представится другой шанс.

Из глубины своих доспехов и в крайнем отчаянии, сэр Олник выругался.

– У меня есть план.

Леди Эдрит презрительно скривила свой прелестный рот.

– Так говорил и Чингисхан.

– И я готов поспорить, что он передвигал свои шатры не для того, чтобы женить своих потомков и избавиться от глупого проклятия какой-то романтичной женщины, возвращая потерянное кольцо на руку невесты наследника Уортов.

– Брось ты это, прошу тебя. Твой барон не найдет себе жену.

– Ты думаешь, что его шрамы так страшны, что не одна женщина с одобрением не примет его ухаживания?

Леди Эдрит махнула носовым платком в сторону шлема сэра Олника с опущенным забралом.

– Это – достойные шрамы, полученные в сражении. Мои потомки мужского пола всегда служили своим королям и стране, и ни одна приличная женщина не повернулась бы спиной к таким благородным рыцарям. Но леди захочет заглянуть и внутрь. – Она постучала по стальному нагруднику. – А твое доблестное сердце такое же непробиваемое, как и твои доспехи. Твой наследник страдает от таких ран, которые не разглядишь глазами.

– Мальчик и твой потомок тоже. У него твои зеленые глаза.

– Но у него твои черные волосы и широкие плечи. И твоя любовь к выпивке.

Сэр Олник пожалел, что не может прямо сейчас глотнуть хотя бы капельку спиртного.

– Он храбр. Никто, кроме смелого человека, не поселился бы здесь во время Рождества.

– Он тупоголовый, в точности, как и ты. Скрылся в разваливающемся замке точно так же, как ты спрятался в своей броне. Однако мне интересно, откуда у него этот нос. – Она коснулась собственного ровного, прямого носа. – Я всегда подозревала, что леди Кристина, которая вышла замуж за сэра Баспэра, обманула своего мужа. Возможно, этот Оливер Николсон вовсе не наш наследник, и не тот, кто должен положить конец проклятию.

Как раз в этот момент они услышали голоса, доносящиеся от дверей. Леди Эдрит шагнула за доспехи своего супруга. Один голос был громче, чем другие крики, вопли и хныканье.

– Солтер, принеси горячей воды. Джеймс, ты поедешь за доктором. Эй, ты, зажги побольше свечей. А вам, мадам, лучше перестать визжать мне в ухо, или я, черт побери, брошу вас в темницу замка на съедение крысам, если призраки и упыри не доберутся до вас первыми.

Сэр Олник кивнул, от чего женщина на руках у Ника потеряла сознание – если только к этому не привели угрозы барона.

– Все в порядке, это мой мальчик.


Столпотворение – вот что это было. На мгновение Ник подумал, что вернулся обратно на передовую, в самую гущу сражения. Мужчины кричали, лошади ржали, вокруг были разбросаны тела. Но не было ни залпов пушек, ни пороховой завесы, скрывающей полуночный, залитый луной пейзаж, только кто-то блеял:

– Да пошлет вам радость Бог, джентльмены… [5]

Неужели он настолько пьян? Пытаясь вспомнить, сколько бокалов он осушил, Ник покачал головой, но зрелище никуда не делось. Больше не размышляя, он начал освобождать перепуганных лошадей от постромок. Одной здоровой рукой барон сумел приподнять легкую двуколку настолько, чтобы убедиться, что никто не попал в ловушку под ней, но, должно быть, единственным, кто в ней ехал, был певец, прислонившийся к дереву и не выпускавший из рук бутылку.

– Пусть ничто вас не печалит…

Другая карета разбилась в щепки об один из столбов, поддерживающих мост, ведущий к замку. Еще один фут или чуть больше – и экипаж оказался бы в воде, которая окружала замок Уорт. К этому времени Солтер уже ковылял по мосту с фонарем, а несколько слуг выглядывали из двери домика привратника. Лорд Уорт, в недавнем времени майор Николсон, начал отдавать приказы, перекрикивая этот кошачий концерт.

Одна из пожилых леди потеряла сознание, ударившись головой о камень. По крайней мере, она вела себя тихо. Ник быстро установил, что она все еще дышит, и у нее ничего не сломано. Другая леди кричала так, что могла разбудить мертвого. Даже если придавать какое-то значение ее воплям, то все равно шум был ненужным и запоздалым. Однако леди держалась за свою костлявую грудь, что беспокоило барона больше, чем истерика. Кучер женщин бормотал что-то насчет привидений, но Ник смог уловить запах алкоголя в дыхании мужчины, так что это он тоже проигнорировал. Если повезет, то этот парень окажется достаточно пьяным и не почувствует, когда ему будут вправлять сломанную ногу.

– Привидений не существует! – заорал Ник, заглушая весь шум, как ради тех, кто пострадал, так и ради тех, кто неохотно оказывал помощь. Грумы и привратник не переставали оглядываться через плечо, пока уводили лошадей и снимали двери с экипажа, чтобы использовать их в качестве носилок. – Оба кучера были пьяны, вот и все.