ГЛАВА 2

Boeuf[1]

Девушки, вместе с которыми Пиппа снимала квартиру, пришли в благоговейный восторг. Они собрались в гостиной, пили «Калуа» с молоком, курили длинные ментоловые «Вирджиния слимс» и под Тори Амос до поздней ночи обсуждали новое положение Пиппы.

– А я говорю, они голубые, – сказала Бенита, разворачивая «Ринг-динг». Бенита весила больше чем следует, но ее это не волновало. – Зачем бы этому мужику заводить трех женщин, если он не пытается чё-то доказать. – Она впилась зубами в круглую шоколадку. Пиппа поежилась.

– ЧТО-ТО доказать, – поправила Дарья. Она была красива строгой, спокойной красотой, под глазами лежали зеленоватые тени, а скулы были как у молодого Грегори Пека. Она воплощала собой тот экзотический, но при этом естественный, не театральный стиль, который Пиппа старалась в себе культивировать. Ее родители жили в Риме.

– Они не голубые, – отозвалась Пиппа, выдыхая дым. – Барри отчаянно хочет жениться. – Она стряхнула пепел в тарелку, которую Дарья украла из «Ройялтона».

– Дай-ка мне «Вижу-не-слиплось», – сказала Дарья, вытягивая ногу в балетном па и наклоняя бутылку «Калуа» над своим стаканом. Пиппа бросила ей пачку. Дарья прикурила и с высокомерным и величественным видом выпустила тонкое облачко дыма. – Я использую эту парочку в своем следующем фильме.

Пиппа занервничала.

– Не говорите никому о моей работе.

Они какое-то мгновение рассматривали ее, а затем переключились на новую тему: несоответствие между мужчинами, которых они знали, и мужчинами, с которыми хотели бы познакомиться.


Пиппа готовила три раза в неделю по вечерам. Она никогда раньше не встречала таких людей. Винс свободно говорил по-японски и по-немецки, у Барри был сертификат на право нырять с аквалангом. И она никогда раньше не бывала в такой огромной и красивой квартире. С самого первого визита, когда она приготовила на собеседовании тушеное мясо в горшочке, впервые попробовав этот рецепт, и получила работу, у нее появилось ощущение, что судьба становится к ней благосклоннее.

По рецепту требовалось десять луковиц, и она была уверена, что это неправильно, но все равно так и сделала, и добавила чуть больше чеснока. Она попробовала соус, похоже – неплохо, даже здорово, ей просто повезло. Они стояли тут же, между всего этого беспорядка. Посреди. Ну, если им не хочется смотреть на беспорядок, то зачем было устраивать кухню в гостиной? Барри высокого роста, привлекательный, как бывает привлекателен взрослый мужчина – с пробивающейся на макушке лысиной, но мускулистый и смуглый. Винс бессовестно красив. Длинные, песочного цвета пряди и сонные, раскосые карие глаза. Она старалась не смотреть на него. Тишина была невыносима.

– Этот рецепт достался мне от дядюшки Хосе, – сказала она.

Барри сказал:

– Дядюшка Хосе с исторической родины?

– Можно сказать и так.

– Историческая родина – это где? – спросил Винс, петлей стягивая галстук через голову и расстегивая рубашку.

– Вермонт.

Винс повесил рубашку и галстук на спинку стула, расстегнул ремень, стянул носки и сел на стул в майке и расстегнутых штанах.

Пиппа старательно отводила взгляд.

– А обед у вас здесь всегда проходит так формально?

– Оденься, – сказал Барри Винсу и тот вышел. Барри повернулся к ней, скрестив свои сильные мускулистые руки на груди. Он был в синей рубашке. – Знаешь, у нас есть еще несколько кандидатов.

– Вы хотите изучить рынок. Так и надо.

– Сколько ты хочешь?

– Двадцать долларов в час, – быстро сказала она и почувствовала, что на лбу выступил пот. Она столько раз обсуждала это с соседками, в метро, сама с собой.

– В самом худшем случае ты всего лишь не получишь работу, – сказала Дарья. – Но что, если они скажут «да»?

Они сказали «да». Чудо.

Однажды вечером – это была уже вторая неделя работы – Пиппа резала грецкие орехи для морковного торта, и Барри взял в руки нож, подтянул к столу мусорное ведро, уселся, торжественно хрустнул костяшками, покачал головой из стороны в сторону, разминая шею, и глубоко вздохнул. Он взгромоздил на стол туго набитый пакет.

– Я делаю это пару раз в год, – сказал он и принялся вскрывать ножом конверты. Какое-то время они занимались каждый своим делом.

– Слушай, помоги-ка мне, – сказал Барри, и она подняла на него глаза. – У меня есть теория, понимаешь, что женщинам, которые носят бархотки на шее, нравится секс со связыванием – веревки, наручники и все такое.

Она уже начала уставать от Барри.

– Всем женщинам? – спросила она. – Не просто четырем из пяти?

– Только тем, что с бархотками. Я заметил, что ты такую носишь, – как ты думаешь? – Он посмотрел прямо на нее и приподнял бровь.

Дарья непременно нашлась бы, как его отбрить, но Пиппа не смогла ничего придумать. За интернатуру ей платили только шесть долларов в час. Эта работа ей была нужна.

– Я не знаю, честно говоря, как на это ответить.

Он улыбнулся ей, зубы у него были крупные, квадратные. «Чтобы лучше меня съесть», – подумала Пиппа. Она вмешивала орехи в тесто и слушала, как нож разрезает бумагу.

– Пиппа, у тебя есть парень?

Вторая неделя, но все это тем не менее входило в первое впечатление.

– А это важно?

Барри повертел ладонями в воздухе.

– Просто стараюсь завести разговор.

Она посмотрела на него в упор. Зазвонил телефон, он взял трубку и передал ей. Звонили из «Крассел дизайн»: не могла бы она подойти к восьми утра и перечертить газовые трубы.

Барри не рассердился, что ей позвонили. Более того, он показался ей очень смирным и дружелюбным – лысеющий, разговорчивый, без пиджака и в носках. Он опять приподнял бровь. Обычный мужчина, разбирает свои счета. Причем с опозданием.

– Ну, можно сказать, что я, типа, с одним встречаюсь.

– Еще рано говорить?

– Ага.

Зак – тот, с вечеринки, – наконец позвонил ей две недели спустя, но позвонил в половине одиннадцатого и позвал ее выпить пива прямо сейчас. Она согласилась, но потом передумала. Попыталась перезвонить, но он уже ушел, так что ей пришлось идти. Когда она добралась до Вест-Энда, он сидел в отдельной комнатке с тремя друзьями; разговаривая с ней, он почти на нее не смотрел, что она сочла добрым знаком. Но с тех пор он не звонил. Она вылила тесто в форму.

– Чем он занимается?

– Философией. На последнем курсе.

– Старше, значит. А какая у него машина? Очень важно, Пиппа. Зачем тебе какой-нибудь неудачник на «хонде».

– У него нет машины.

– Даже «хонды»?

– Барри, это Нью-Йорк. Ни у кого нет машины.

– У каждого, кто хоть что-то из себя представляет, есть машина. – Он ссыпал все счета в пакет и объявил, что примет душ. Он, наверное, похож на Хосе – тот говорил возмутительные вещи, только чтобы убедиться, что собеседник не спит.

Винс пришел поздно, вместе с Рене, которая профланировала в комнату в мини-платье цвета спелого банана, желтых чулках точно в тон и банановых же замшевых туфлях. Она встряхнула пышными каштановыми волосами в мелкую кудряшку и села за стол. У нее был волосатый ремень из кожи зебры.

– Ой, это же не мясо, правда? – Рене принюхалась, шокированная. Она приехала из Великобритании, работала там продюсером телепередач.

– «Boeuf Bourguignon»,[2] – сказала Пиппа.

– Ой, – прошептала Рене, – я не ем мяса.

– Выскочило из головы, – сказал Винс, слегка махнув рукой.

– У нас не найдется еще овощей для Рене? – спросил Барри.

– Не утруждайте себя. Я не голодна.

Все сели за стол, и Пиппа подала салат. Рене некоторое время играла со столовым серебром, а потом вдруг взяла вилку. Она наколола лист салата и подняла его вверх, глядя на Пиппу.

– Чем ты его заправляла?

– Секрет, – тихо сказала Пиппа.

– Нет, дорогуша, я должна это знать. Пиппа начала рассказывать, но Рене ее перебила:

– Там кунжутное масло, да?

– А что, масло вам не нравится? – спросила Пиппа.

– Кунжутное. – Она оттолкнула тарелку на середину стола. Пиппа посмотрела на Барри, он пожал плечами.

Неожиданно Винс сосредоточился на Рене и произнес:

– Откуда ты, лесная нимфа? – и поцеловал ее в шею. Рене театрально застонала и запрокинула голову.

На некоторое время разговор прекратился.

Когда Пиппа поставила перед Винсом тарелку лапши с тушеным мясом, он повернулся к Рене и сказал:

– Пиппа – моя любимица.

Ну и что он этим хотел сказать? Пиппа подала тарелку Барри, налила вина и подождала возобновления беседы. Ничего.

– Я думаю, чертить газовые трубы – не лучший способ почувствовать, что значит быть архитектором, – сказала она, чтобы прервать молчание.

Винс жевал, как в трансе. Его пестрые волосы стояли дыбом.

– Я знаю нескольких великолепных архитекторов, которые в данный момент живут на пособие по безработице, – заявила Рене. – Никто сейчас ничего не строит.

Посмотрите на Рене, она прожила целый день, но: высокие каблуки, серьги, браслет, прозрачный шарф, идеальный макияж Пиппа не смогла бы и вокруг квартала обойти в обтягивающих шортах, обязательно порвет, обольется да еще потеряет что-нибудь.

– Так вы думаете, мне не стоит пытаться стать архитектором?

– Пиппа, – неожиданно сказал Винс, – постарайся выучить все, что тебе нужно выучить, сейчас, потому что это факт: к двадцати четырем или двадцати пяти годам у человека пропадает память, а с ней и всякое желание узнавать что-то новое.

– Фигня полная, – убежденно сказал Барри. Винс пожал плечами.

– Сейчас – твое время, Пиппа, так что трудись не покладая рук.

Она посмотрела на него внимательно. Поучает, что ли? Непонятно. Она убрала тарелки.

– Я думаю снова побриться налысо. – Пиппа глянула на Барри. – Что скажешь?

– Я думаю, это было бы ошибкой, – сказал он.

– Но мне нужно что-то изменить.

– Рене, что можно сделать с этими волосами? – повернулся к ней Барри.

Рене сделала глоток вина.

– Может, помыть?

– Мяу! – отозвался Барри.

– Уж кто бы говорил о волосах… – со злобным самодовольством бросила Рене. Барри улыбнулся, но отвечать не стал.

Сразу после основного блюда Рене вышла, цокая каблуками, и Винс последовал за ней в спальню. Это было обидно.

Барри включил телевизор и сел на диван. Пиппа убирала посуду, поглядывая на извилистые залысины, тянущиеся к макушке Барри, и Винс ей сейчас сильно не нравился. Она принесла Барри кофе без кофеина, кусок торта и села рядом, грея руки над чашкой.

– Ты тоже полигамный?

– В те моменты, когда мне невероятно везет, я становлюсь моногамным.

– Мне не нравится, как он поступает, – сказала она, все больше переходя на сторону Барри. – Совсем.

Вот тогда-то Барри и пообещал ей оплатить семестр обучения, если она познакомит его с будущей женой. Она допила кофе, стоя на кухне и наблюдая, как он смотрит репортаж о баскетбольном матче, выключив звук. Она решила не рассказывать Дарье про это предложение, и про бархотки тоже.

Остатки ужина Пиппа забрала домой в пластиковом контейнере, и там, слушая хлопки и шелест, которые обычно доносились сверху по вечерам – будто этажом выше играли в кегли живыми птицами, – они с соседками подъели морковный торт и просидели до поздней ночи, обсуждая, как мало их родители подходят в качестве примера для подражания.

Маленький желтый стикер

Выходя на улицу утром, Винс обнаружил на входной двери очередной маленький желтый стикер, на котором значилось: «Винс, пожалуйста, позвони смотрителю насчет отопления. Барри».

В Лос-Анджелесе жизнь был так легка, Винс почти не замечал, что живет. Он проводил шестьдесят процентов времени в разъездах: Токио, Лондон – туда, где наклевывались сделки. Но здесь, в Нью-Йорке, столько неизбежных трений, что просто невозможно не вспоминать каждую минуту о том, что живешь. Мингус Ресник закрыл отделение в Лос-Анджелесе, пятерых из управления уволили, партнеры делили офисный персонал. Желудок у него был не в порядке. Мать постоянно звонила и напоминала про семейные обязанности. Он чувствовал, что, возможно, разочаровал ее. Вроде как нужно было принимать решение.

Он понимал, что надо найти собственную квартиру. Купить мебель. Но зачем заморачиваться с арендой, если на самом деле ему хватило бы комнаты размером с кладовку? Он надеялся, что, если поселится с Барри, все пойдет по-новому, но сейчас ему хотелось, чтобы Барри просто съехал. Квартира была чудесная, и он раньше никогда не жил в верхней части Вест-Энда.

Нужно сосредоточиться и разобраться со своими женщинами. Но как скажешь: «Так не может дальше продолжаться», если «так» означает – раз в месяц? Иногда, уже в постели, в самом разгаре, он вдруг забывал, где находится. Кто она? Ей нравится быстро или медленно? Он скучал по Лос-Анджелесу.

Винс прицепил на холодильник записку для Пиппы: «Дорогая Пиппа, будь ангелом, позвони, пожалуйста, смотрителю про отопление, пока цветы не вымерзли. Спасибо! Винс». Он сунул в карман записку от Барри и ушел на весь день. Барри требовал от него слишком много энергии.