Мне захотелось увидеть его глаза, и я подвинулась ближе, но, встретив сердитый взгляд вождя, села на прежнее место.

Вдруг юноша прыгнул. Он весь напрягся, тяжело дышал и как бы цеплялся за уступ скалы. Затем тело его обмякло. Пролежав некоторое время, юноша выбросил вперед руки, словно прикрывая лицо. Он изогнулся и лежал на груди, приподняв над землей ноги, отчего мне казалось, будто он быстро скользит или летит. Я услышала даже, как по его телу прошелестел ветер… От изумления у меня перехватило дыхание и я вскрикнула.

Тут юноша встал и пошел. Сделав несколько шагов в мою сторону, он остановился, потом улыбнулся и запел.

Вдруг его будто ударили в спину. Тело его выгнулось, и он засеменил на цыпочках, касаясь земли руками. Затем повалился на спину и, вытянувшись во весь рост, застыл в оцепенении.

Вождь прикрыл его чем-то алым.

Не попрощавшись со мной, не сказав ни единого слова, вождь и несколько индусов удалились в горы.

Я, едва справившись с волнением, вскочила в седло и помчалась к ферме.

Глава 10

Мои ощущения после увиденного были настолько противоречивы и сумбурны, что как ни хотелось мне каким-либо образом запечатлеть их на бумаге, из этого ничего не выходило. Я пыталась провести аналогию между христианством и открывшимся мне безграничным простором индуизма. Но знаний моих не хватало. Что же мне было делать, читатель? Темная духовная даль, словно космическое пространство, необъяснимо звала меня, пробуждая все существо. Я трепетала душой, пребывая в состоянии, близком к блаженству.

Осознав беспредельность своей натуры, я в собственном ощущении стала чем-то размытым, я по-другому стала видеть людей.

Я сейчас говорю, но не знаю, сама ли я говорю, иногда мне кажется, что во мне говорят другие, люди далекой Индии, этой волшебной страны, хотя теперь-то я понимаю, что нет разницы между ними и мною и что никто не знает, от чьего имени говорит и сам ли он говорит. Разрушив границы своей личности, вступив в новое обиталище своего «я», блуждая в нем, я чувствовала себя потерянной в необозримости… Где же я? Где же моя заблудшая душа?

Едва дождавшись рассвета, я выпорхнула из дома. Навстречу мне вышел Радж. Он, как обычно, приветствовал меня почтительной улыбкой, ни словом не обмолвившись о том, что произошло накануне.

— Послушай, Радж! — обратилась я к нему.

— Чем могу вам услужить, миссис Рочестер?

— Мне очень хотелось бы посмотреть, как живут индуистские монахи — санньяси, кажется, так их называют?

— Да, миссис. Но ближайший монастырь находится не так близко. Нужно идти через лес.

Сердце мое затрепетало. Я взяла юношу за рукав и горячо прошептала:

— Радж, если ты проводишь меня к индуистскому ашраму, я буду навеки счастлива!

Молодой индус призадумался. Но скоро согласился:

— На все воля Бога.

Через несколько минут у нашего дома появилась повозка, запряженная двумя лошадьми. Не сказав никому ни слова, мы с Раджем поехали через лес. Мне казалось, что сумрачный коридор из деревьев никогда не кончится. Но вот перед нами открылась поляна. Сквозь кроны деревьев пробивались солнечные лучи.

Вскоре мы достигли ашрама, высеченного в базальтовых скалах. Это была высокая каменная стена, а внизу — ворота с навесным портиком. Когда мы приблизились, к нам навстречу вышел монах в оранжевом одеянии. Его голова была обрита, только на макушке оставлен пучок волос. На ногах — деревянные сандалии. Стоя в проходе, он поклонился нам.

Мы оставили лошадей, подошли к нему и поздоровались. Он ответил на наше приветствие, приложил ко лбу сложенные лодочкой руки, низко поклонился и спросил что-то у Раджа.

Радж ответил ему сначала на своем языке, затем добавил для меня по-английски:

— Миссис Рочестер хотела бы познакомиться с санньяси.

Монах ответил тоже по-английски. Произношение его было довольно сносное:

— Миссис — христианка, поэтому — прошу!

Во дворе монастыря я увидела висящих на деревьях вниз головой обнаженных мужчин. От неожиданности я даже вздрогнула. Сделав еще несколько шагов, я чуть было не наступила на чью-то голову: несколько монахов были зарыты в землю по шею, другие лежали на острых колючках. Мне стало как-то не по себе. Я посмотрела на Раджа. Но его, казалось, зрелище ничуть не удивляло.

Монах ввел нас в ашрам. Везде были узенькие коридоры, площадки с колоннами, ниши, в которых стояли фигурки индуистских богов. Многие из них были размалеваны краской, синей или желтой, осыпаны пеплом сандалового дерева или обмазаны коровьим навозом.

Затем нас ввели в зал, где монахи сидели на полу, раскрыв толстые книги, и читали с застывшими лицами. Они не проявили к нам никакого интереса, когда мы входили и уходили. Казалось, для них существует только то, что написано в книгах.

Как пояснил сопровождающий, они изучали небесные светила, космическую энергию, силы природы и их влияние на духовную жизнь человека.

Гораздо интересней было в большом зале, где множество санньяси сидели в позе лотоса. Все они смотрели на кончик своего носа и непрерывно шептали священное слово: «Рам, рам, рам…»

— Что они говорят? — спросила я тихо.

— Наша цель — научиться управлять своими чувствами, — пояснил сопровождающий. — Иначе никогда не достигнешь слияния с богом.

— А что для этого нужно?

— Необходимо овладеть восемью ступенями йочанги. Первая — яма, запрещает лгать, воровать, владеть имуществом; вторая — нияма — требует стать аскетом, исполнять все обряды индуизма, изучать веды; третья ступень — асана — умение принимать различные позы; четвертая — пранаяма — умение управлять своим дыханием; пятая — пратьядхара — контроль над своими ощущениями; шестая — дхарана — управление своим вниманием; седьмая — дхьяна — постоянные размышления об истинах, содержащихся в благородных ведах, и наконец восьмая ступень, или самадхи, требует везде и всегда пребывать в покое, полностью погрузившись в себя.

— И все санньяси достигают этой цели? — спросила я.

— Нет. Многие не выдерживают испытаний и возвращаются к мирской жизни. Иногда умирают.

Я вздрогнула. И перекрестилась.

— Скажите, а что влечет индусов в ашрам?

— Мокша — спасение.

— А могла бы я увидеть садху?

— Они живут отшельниками в скальных пещерах, — ответил монах.

Мне не терпелось увидеть садху. Усевшись с Раджем на коней, мы двинулись в сторону предгорий. Местность была холмистой. Между редкими деревьями мелькали большие потрескавшиеся скалы с множеством пещер.

Мы остановились. Лошадей оставили пастись, а сами направились искать садху.

Одного из них мы застали в нижней пещере. Я поразилась: каким изможденным и высушенным был этот отшельник — кожа да кости. И только глаза его были полны света.

Я попыталась заговорить с садху. Но он даже не взглянул на меня, не дрогнула ни одна его мышца, будто это был не человек, а видение.

Мне так и не удалось с ним поговорить. И мы с Ра-джем вернулись на ферму.

Глава 11

Наступило новое утро. Солнечные лучи раскаляли воздух. Я открыла глаза.

Гортанное пение, раздававшееся из-за окна, стук барабанов, звуки рожков сразу же дали знать о приближении какого-то праздника.

Щурясь от яркого света, я, глубоко вздохнув, вышла на веранду.

Радж принес мне завтрак.

— Доброе утро, миссис, — улыбнулся он.

— Доброе утро, Радж.

— Чем могу быть полезным?

Я рассматривала его смуглое, безупречное лицо индуса и наконец решилась спросить:

— Расскажи о своей жизни, Радж. Я так мало знаю о вашей стране и ее людях, а мне хотелось бы познакомиться с ними поближе.

Радж едва заметно улыбнулся:

— Вот моя жизнь, миссис, если вам это интересно. Я знал Рамана, спавшего под открытым небом, Белого Бизона, орудовавшего в схватках дубиной, потому что, как он говорил, «грешно проливать кровь», знал Ахтара, научившего меня подражать крику птиц. Он когда-то лежал умирающий в моем шалаше и выздоровел. Когда он выздоровел, он сказал, что отыскал тайник. Господь указал ему путь…

Радж умолк. Глаза его были полны восторга и благоговения.

— И это все? — с удивлением спросила я.

Радж наклонил голову:

— Это главное, миссис.

Затем, помолчав, он добавил:

— Я бы проводил вас, миссис Рочестер, на праздник упанаяны сына маханта храма Шивы, но у меня много обязанностей на ферме. Вам придется идти туда одной.

— Спасибо за приглашение, Радж. Я обязательно приду.

Радж низко поклонился, показывая этим, что он разговор закончил.

Не долго раздумывая, я отправилась к храму Шивы. У его дверей, украшенных гирляндами цветов, меня встретил сам махант храма вождь племени Шибу. Он приветствовал меня, прижав ладони ко лбу и низко поклонившись. Затем он провел меня на середину храма, где стояла большая бронзовая статуя коровы. У ее ног лежали круглые циновки, на которые Шибу пригласил меня присесть, а сам ушел.

Я стала разглядывать храм. Меня привлекла стоящая у дальней стены громадная бронзовая скульптура Шивы. Шива грациозно развел свои четыре руки, и словно оцепенел в танце. На его лбу, на месте третьего глаза, сверкал драгоценный камень. Талию обвивали три змеи, из раскрытых пастей которых высовывались раздвоенные языки.

Я долго всматривалась в Шиву. Он олицетворял вечную схватку между жизнью и смертью. Поэтому в нем как бы воплощались несколько богов. Он был и свирепым, грозным Рудром, и не знающим пощады Кали, но вместе с тем и милосердным Шанкаром, и защитником всех людей Пашупой.

Обо всем этом я узнала гораздо позже…

Я долго стояла и всматривалась в Шиву.

У подножья скульптуры был сооружен пандал, оплетенный цветами. Это было место для совершения обрядов. Держа в руках сосуды со священным маслом, у пандала собрались брахманы, пуррочиты, гуру. Зазвонили колокольчики и появился вождь Шибу со своим пятилетним сыном. Мальчика усадили на циновку у пандала. Он, словно кого-то благославляя, протянул руки. К нему подошел брахман и подрезал ножницами ногти на руках и на ногах, а волосы на голове остриг, оставив лишь небольшой пучок на макушке.

Брахманы умастили свои лбы священным маслом, пропели в честь Шивы гимн:

— Ты танцуй, танцуй,

Свирепый Шива!

Затем мальчика вывели во двор храма. Я вышла следом.

Сверкала на солнце вода в реке. Вокруг росли высокие веерные пальмы. В их кронах резвились маленькие обезьяны. Одна из обезьянок прыгнула мальчику на плечо и дружески погладила пучок волос на его макушке.

Раздался звон колоколов, и брахманы стали читать очистительные мантры. Затем вождь Шибу разделся сам и, раздев мальчика, вошел с ним в пруд, чтобы совершить обряд очищения.

После этого все вернулись в храм. Другие священнослужители-индусы уселись на циновках напротив статуи Шивы и зажгли сандаловые палочки. Аромат распространился по всему храму.

Вождь, взяв с золотого подноса веревочку, сплетенную из трех ниток и обозначающую тримурти, запел гимн. Его пение сопровождалось приглушенным гулом барабанов и звоном колокольчиков. Затем он опоясал веревочкой талию мальчика. С этого момента он стал брахмагарием — учеником. Двенадцать лет ему предстояло изучать веды — священные книги индуизма. Затем вождь Шибу окурил мальчика ароматной амброй и увел.

Через минуту мальчик вернулся. Индусы стали складывать у его ног подарки.

После окончания обряда вождь Шибу пригласил меня на трапезу в другой храм.

Мы двигались медленно, в глубоком молчании, по пальмовой аллее. У дверей храма нас встретили индианки, одетые в белые сари. Они посвятили себя тримурти. Это были либо вдовы, либо те женщины, которые не могли рожать. Женщины надели на меня гирлянду цветов и проводили внутрь храма.

В одной из ниш на ковре были приготовлены угощения. На громадных серебряных подносах возвышались горы жевательной массы из ароматного сандалового крема и растертых листьев бетеля с сушеными орехами. В вазах красовались оранжевые апельсины, огромные плоды манго, ароматные финики и гроздья бананов.

Прямо напротив меня была статуя Шивы, сидящего в позе лотоса. Угрюмое, задумчивое лицо, губы сжаты, на шее ожерелье из черепов.

— Отчего у него такой суровый вид? — спросила я тихо у одной из индианок.

— Могучий Бог размышляет о быстро текущем времени и о смерти, миссис, — ответила она, сложив ладони.

Молча и сосредоточенно сидела я вместе со всеми. Тем временем женщины разложили на банановых листьях нейведию, любимое блюдо индусов, дали каждому по большому хрустальному бокалу хмельной соты и пригласили угощаться.