— Обещаю. — Нелли закрыла ему рот поцелуем.

Летняя жара давно требовала грозы, и вот за окном блеснула молния, и новый влажный порыв ветра принес с собой запах дождя. Свеча погасла, догорев, а луны давно уже не было видно. Дырявая москитная сетка заколыхалась над ними. Собиралась гроза. Снова блеснула молния, осветив обнаженное тело Нелли. Деймон обрушил на ее лицо град поцелуев, а его рука тем временем, лаская ее тело, спускалась все ниже.

Нелли широко раздвинула ноги и затаила дыхание, когда его пальцы проникли внутрь. Деймон понял, что нашел тайник, то чувствительное место, которое искал, и стал ласкать его. Она растаяла в его объятиях, откровенно предлагая себя, и это было не приглашение, а полная капитуляция.

— Тебе хорошо? — спросил он. — Скажи.

Ответом был лишь стон сладострастия. Деймон вошел в нее, сдерживая желание несколькими резкими движениями достигнуть долгожданного освобождения. Поэтому движения его были медленными, возбуждающе легкими, он побуждал ее раствориться в нем, слиться в единое целое. То был плотский чувственный танец. Она послушно следовала за ним. Наконец Нелли затрепетала и вскрикнула. Деймон перестал сдерживаться и дал волю давно сдерживаемому желанию.

Он расслабился, продолжая держать Нелли в своих объятиях, и удивился тому, насколько хорошо ему на этой старой узкой кровати рядом с любимой женщиной. Он осторожно положил руку на живот Нелли.

— Нелли!

— Что? — Она уже погрузилась в сладостную дрему.

— Мы ведь уже были вместе, — начал Деймон, еще не зная, как она отнесется к его словам. — Может, ты уже носишь ребенка?

— Нет, не беспокойся. — Она завозилась, пристраиваясь поудобнее у него под боком. Глаза при этом так и не открыла.

— Ты уверена?

— Совершенно уверена, — пробормотала она, снова впадая в сон.

«До сегодняшней ночи», — чуть не произнес вслух Деймон, но удержался. Однако мысль о том, что Нелли, возможно, носит его ребенка, не выходила у него из головы. Он представил себе синеглазых сыновей и дочек с темными кудрями, как у Нелли, танцующих вокруг рождественской елки в Роузвуде, для него и отцовство, а также брак и семья предстали в новом заманчивом свете.

Деймон никогда не думал о том, каково это — быть отцом. Он почти не помнил собственного отца, а его дед отказался жить с ним под одной крышей. Он не очень-то и понимал, что это значит — хороший отец. Но одно Деймон знал точно: если он когда-нибудь станет им, то никогда не повернется спиной к своим детям. Никогда.

Деймон тоже задремал, но уснуть так и не смог. Тело было полностью удовлетворено, а сердце все еще испытывало тревогу. И хотя он не мог осуждать Нелли за сокрытие постыдных фактов, он хотел быть абсолютно уверенным, что знает всю правду. Он хотел знать, кто крал ценные вещи из Роузвуда.

Деймон осторожно дотронулся до синяка на лице Нелли. Она вздохнула и положила руку ему на талию.

В каком бы подозрительном деле она ни была замешана, он все поймет и все простит, только если она будет правдива с ним. И если она вернется с ним в Роузвуд.


Нелли медленно просыпалась после долгого крепкого сна — в этот раз без всяких сновидений. Ей не очень-то хотелось двигаться, хотя она поняла, что Деймона уже нет рядом. Она услышала приглушенные голоса, звук тихо закрывающейся двери. До ее слуха дошел шелест бумаги, а затем чьи-то тяжелые шаги. Слегка встревоженная, она перевернулась на другой бок и обнаружила у кровати Деймона, разглядывающего ее сквозь москитную сетку. Он был полностью одет — в белоснежную рубашку с галстуком, синий сюртук и серые брюки.

— Просыпайся, соня, — с несколько неуверенной улыбкой произнес он.

Нелли тут же вспомнила все, что произошло ночью в этой постели. Воспоминание возбудило ее, и она улыбнулась Деймону, невольно задавшись вопросом: а как ведут себя любовники на следующее утро?

Деймон поставил ногу на край кровати, чтобы она могла оценить его новый сапог.

— Что скажешь?

Нелли заморгала, поднялась с подушки и стала разглядывать блестящие черные ботфорты, которые ловко сидели на его сильных ногах.

— Красивые сапоги. А тебе самому они нравятся?

— Старые нравились мне больше, — ответил Деймон.

— Нет, эти выглядят очень… изящно. — Нелли не могла удержаться от широкой улыбки. Как бы элегантно ни смотрелся Деймон в этих сапогах, она не могла себе представить, что он долго проносит эти модные ботфорты.

— Но это еще не все, дорогая, — сказал Деймон и взял со стола сверток, — тут есть кое-что и для тебя. — Он развязал бечевку и развернул пакет. — Это новая сорочка взамен той, что мы вчера разорвали.

— Откуда? Надеюсь, ты не посылал за ней миссис Робардс? Это было бы не слишком удобно.

— Конечно, нет. Никуда не посылал я миссис Робардс. Эта милая леди одолжила мне кое-какую одежду из гардероба своего покойного мужа, поэтому я сам смог выйти на улицу за покупками. Это я купил в магазине рядом с отелем. Шелк напомнил мне о твоей коже.

Щеки Нелли запылали. Она смутно помнила, что Деймон разбудил ее среди ночи, и они снова предались любви.

Отбросив в сторону упаковку, Деймон раздвинул москитную сетку и сел на край постели, держа в руках отделанную кружевом ночную сорочку цвета слоновой кости.

— Твои сладкие, чувственные бедра должны быть облечены в самый лучший шелк.

— Ты меня смущаешь, — запротестовала Нелли не совсем искренне, так как сорочка очень ей понравилась.

— Смущаться уже поздно, — сказал Деймон и, чмокнув ее в губы, поднялся с кровати. — Как бы там ни было, тебе нужна новая сорочка.

Сосредоточенно о чем-то думая, он молча ходил по неуютной, почти пустой комнате с таким видом, словно забыл и о своем подарке, и о присутствии Нелли. Нелли с беспокойством наблюдала за ним.

— Одевайся и складывай свои вещи, — распорядился Деймон, внимательно глядя в окно. — Мне надо встретиться с моим поверенным и дать ему указание, чтобы он выписал чек Раффину и подыскал нового бухгалтера для Роузвуда. Все это надо сделать до нашего отъезда, а уезжаем мы сегодня после полудня.

— Значит, тебе не надо лично встречаться с Раффином? — спросила Нелли, расстроенная его неожиданно равнодушным тоном. Она потянула на себя одеяло, чувствуя, как в нее проникает холод, исходящий от Деймона, и как при этом ее охватывает стыд.

Прошлой ночью ей показалось, что он разделяет ее чувства, и она отдала ему свое сердце, нисколько не думая о завтрашнем дне. Но при утреннем свете почувствовала: вполне возможно, что впереди ее не ждет ничего хорошего.

— Мой агент в состоянии сам разобраться с Чарльзом, — сказал Деймон, — кроме того, он поставит в известность те органы власти, кому это надо знать. Когда мы покинем Новый Орлеан, ты уже ничего не будешь должна Раффинам, — закончил он и повернулся к ней лицом.

— Зато я буду теперь должна тебе, — заметила Нелли, испытывая потребность противостоять той его мысли, которая, не высказанная напрямую словами, с утра повисла в воздухе.

Нелли натянула одеяло до самой шеи, сожалея, что не успела вовремя одеться; в таком виде весьма странно было обсуждать деловые вопросы.

— Не заблуждайся, Деймон. Я очень благодарна тебе за помощь. Ты дал мне денег взаймы, и я обязательно выплачу весь свой долг.

— Ничего другого я и не ожидал. — Взгляд Деймона был непроницаемым, как у постороннего человека. — Ты же сама говорила, что Эшли считают делом чести возвращать долги. Так что вопрос о нашем с тобой возвращении в Роузвуд не обсуждается. Ты будешь отрабатывать там свой долг. Обязанности останутся прежними. Договорились?

— Да, разумеется, — тут же согласилась Нелли, хотя слова его больно задели ее.

Когда они говорили вчера о возвращении в Роузвуд, она действительно этого желала. Ей так хотелось увидеть Изетту и Вэрину, посидеть в розовом саду, увидеть знакомые вещи в библиотеке. Однако после утреннего разговора с Деймоном ее энтузиазм поостыл. Радостная надежда обрести счастье с Деймоном в Роузвуде испарилась.

— Стало быть, мы будем считать прошлую ночь столь же случайным событием, каким оно было в погребе? Мы просто забудем о ней?

— О, нет, я ничего не забываю, Нелли, — ответил Деймон. Говорил он, осторожно подбирая слова и сложив руки на груди. Нелли внимательно его слушала и так же внимательно разглядывала. Но лицо его снова сделалось непроницаемым. — Но я не намерен обсуждать наши отношения до тех пор, пока не выяснятся кое-какие обстоятельства.

— Например, здоровье Изетты и выплата моего долга, — с издевкой подсказала она.

— В том числе и это, — с невозмутимым видом произнес Деймон. Он явно не хотел делиться с ней своими нынешними соображениями.

— И пока не выяснится, кто вор? — спросила она тем же язвительным тоном. Твердая линия его рта была ей ответом. — Ты не веришь, что я не причастна к пропаже вещей.

— Я верю, что ты никогда не имела намерения причинить вред моим тетушкам. — Он поднял со стула ее накидку. — Пошли. Я провожу тебя до твоей комнаты. Как только ты оденешься и соберешь свои вещи, мы тотчас отправимся в путь.

«А верит ли он в то, что было между нами этой ночью?» — с упавшим сердцем подумала Нелли. Она хотела даже спросить его об этом, но тут же отказалась от этой мысли. Она отдалась ему, потому что любила его, и для нее этого вполне достаточно.

— Спасибо, я сама найду дорогу к себе в комнату. А сейчас, пожалуйста, выйди отсюда…

— Я предпочитаю не тратить время зря, — сказал Деймон, употребив ее накидку в качестве занавеса.

Нелли сунула под мышку новую ночную сорочку и, сняв с постели простыню, обернулась ею. После чего Деймон набросил на нее старую накидку.

20

Солнце светило прямо в окно хижины в Роузвуде, предоставляя Тео Макгрегору достаточно света для обработки раны.

— Очень сложное повреждение, — отметил он, затягивая последнюю петлю в шве на рваной ране вдоль левой руки Элайджи. За все то время, пока Тео, глубоко прокалывая кожу, завязывал одиннадцать крепких узлов, плотник лишь морщился.

Стоявшая рядом Изетта, не дожидаясь просьбы Тео, подала ему ножницы, чтобы отрезать нитку. Она настояла на том, чтобы сопровождать Тео к хижине Элайджи. Доктор разрешил ей это потому, что Изетта всегда радовалась, если могла чем-то помочь своим работникам. И, кроме того, он посчитал, что свежий воздух и движения пойдут ей на пользу.

— Доктор, он теперь не сможет работать? — спросила сидевшая рядом с Элайджей Элма. Ее хорошенькое личико выражало озабоченность.

— Ничто не может помешать мне работать, детка, — успокаивал ее Элайджа, широко при этом улыбаясь. — И вы тоже не беспокойтесь, мисс Изетта. Никто пусть не беспокоится. Я дострою ту ограду для мисс Вэрины. У старины Элайджи все болячки быстро заживают.

— Я не беспокоюсь об ограде, — сказала Изетта.

— Но с этой раной тебе надо быть поосторожней, — предостерег Элайджу Тео, бросив взгляд на Элму. Он слышал, что Элайджа пытается купить ей свободу, но у него были некоторые подозрения относительно этой девицы. Несмотря на ее привлекательную внешность и благопристойное поведение, в ней чувствовались и своеволие, и хватка. Он сомневался, что Элма будет хорошей женой для работяги-плотника. — Держи рану в чистоте и, если что-то будет беспокоить, сразу же сообщи мисс Изетте.

— Эту рану надо каждый день перевязывать, так ведь, Тео? — спросила Изетта.

Тео кивнул, довольный тем, что она, как обычно, берет на себя это дело.

— Приходи завтра в дом, Элайджа. Мы с Вэриной сделаем тебе перевязку, ты слышишь? — Изетта погрозила костлявым пальцем. — Нельзя позволить, чтобы в рану попала инфекция, и чтобы от этого пострадал лучший плотник в Луизиане.

— Слушаюсь, мэм, — сказал Элайджа. — Я и сам не хочу страдать от этого.

Он расплылся в улыбке, посмотрев на Элму, и она ответила ему обольстительной улыбкой. Тео заподозрил, что этот обмен улыбками означал, что Элайджа доведет до конца свою работу, о которой договорился с одной новоорлеанской церковью, — сделает там двери и получит деньги, чтобы купить свободу Элме. Тео надеялся, что Элайджа знает, на что идет. Она была хорошенькой, но своим непредсказуемым поведением, как считал Тео, может разбить сердце любому мужчине, который добивается ее.

— По-моему, на сегодня это наш последний пациент. — Тео собрал свои хирургические принадлежности и сложил все в свою докторскую сумку.

— Да, кажется, так, — согласилась Изетта и взяла в руки свою сумку.

Они шли молча, пока не отошли достаточно далеко от хижины, чтобы Элайджа не мог их услышать, и только тогда Изетта обратилась к Тео.

— Вижу все по твоему лицу, — заявила она.

Тропинка, по которой они направлялись к дому, проходила в тени деревьев и давала им приятную прохладу. Особенно приятную после духоты в освещенной солнцем хижине, где пришлось пробыть довольно долго. Они шли не спеша, торопиться было некуда, можно было позволить себе отдохнуть.