– Ай! – сказал высокий. – Не успели удрать, черные крысы!

– Подожди-ка! – встрял еще один, очень полный.

Он отбросил пустую пивную бутылку, и она со звоном разбилась о стену. Приблизившись к Марике, откинул капюшон с ее лица.

– Пацаны! – радостно заявил он и осклабился. – Да ведь это эмо! А я-то думаю, чего у принцессы-готэссы розовая шмотка? Они же вечно, как черные вороны!

– Ну-ка, ну-ка, – громко проговорил высокий и взял Кирилла за воротник, притянув к себе и заглядывая в лицо. – Точняк, эмо-соплиемо! По глазам вижу! Наваяляем плаксам!

– А герла симпотная! – сказал худой. – Можно и развлечься!

И они громко расхохотались.

Марика попыталась вырваться из цепких рук худого, но он с силой пнул ее. Она всхлипнула, сжалась и втянула голову.

– Представление начинается! – возвестил полный. – Сейчас эмо-придурки будут ползать и рыдать, рыдать и ползать.

– Сами вы будете ползать, ублюдки! – твердо сказал Кирилл и ударил высокого коленом в пах.

Тот согнулся и заорал от боли.

– И отпусти мою девушку, урод! – закричал Кирилл и врезал худому в солнечное сплетение.

Тот охнул и затих, согнувшись пополам. Все произошло мгновенно, и остальные парни настолько растерялись, что не сразу сообразили, что происходит. Кирилл схватил Марику за руку, и они пустились со всех ног по переулку. Парни заорали и бросились за ними. Но когда они все вылетели на Ленинский проспект, весьма оживленный даже в этот поздний час, то парни мгновенно отстали.

– Ничего! – заорал один из них. – Подловим еще вас, поплачете кровавыми слезами, эмо недобитые!

Кирилл не стал даже оборачиваться, а не то, что отвечать. Он шел быстро, крепко держа всхлипывающую девушку за руку.

Когда они подошли к метро, она остановилась.

– Ты чего? – спросил Кирилл, заглядывая ей в глаза.

– Боюсь! – ответила она и заплакала, уткнувшись ему в плечо.

Кирилл обнял ее и начал гладить по волосам. Когда она немного успокоилась и вытерла слезы, то отодвинулась от него и подняла глаза. Снег с дождем прекратился, ветер стих, и пошел только снег. Крупные рваные хлопья кружились в свете фонарей. Недалеко от них притормозило такси. Из него вышла девушка и торопливо направилась к метро. Марика глянула на кружащиеся в свете задних красных фар хлопья, которые казались розовыми от этой подсветки, и тихо проговорила:

– Смотри, розовый снег в этом черном мире! Почему столько ненависти здесь?

– Эй, ребята, чего стоим? Может, поедем? – крикнул в этот момент высунувшийся из машины таксист.

– Нет! Спасибо! – ответил Кирилл.

– Да! Поедем! – явно обрадовалась Марика и, схватив его за руку, устремилась к такси.

Кирилл не стал сопротивляться.

– Боюсь в метро, – прошептала Марика, когда они уселись на заднее сидение. – Тут все такие злые!

Они благополучно доехали до дома и поднялись в квартиру. Марика, скинув куртку прямо на пол, сразу бросилась в ванную. Кирилл медленно разделся, подобрал ее куртку, аккуратно повесил в шкаф и пошел на кухню. Он поставил чайник, порезал хлеб, сыр и колбасу и начал делать бутерброды. Когда вода закипела, заварил черный чай и выставил на стол чашки. После небольшого раздумья вымыл большие красные яблоки, длинные зеленые груши и выложил их на тарелку. Оглядев стол, добавил красные бумажные салфетки.

Марика вышла из ванной в длинной футболке на голое тело, с мокрыми зачесанными назад волосами и умытым лицом. Она напоминала обиженную девочку, потому что смотрела в пол и только что явно плакала.

– Садись, котенок, – предложил Кирилл. – Я чай приготовил.

Она вскинула глаза, оглядела стол и молча кивнула.

– Я быстро! – сказал он и скрылся в ванной.

Марика подошла к окну и выглянула на улицу. Снег продолжал идти, и она, не отрываясь, следила за медленным кружением пушистых хлопьев. Подсвеченные тусклым сиянием фонарей они выглядели золотисто-розоватыми и испещряли черноту ночи хаотичными беспрерывными движениями. Марика заворожено смотрела на снежинки. Слезы вновь потекли по ее щекам. Кирилл подошел и обнял ее сзади, положив подбородок ей на плечо.

– Почему все так? – прошептала она и всхлипнула. – Что мы им сделали?

– Ты привыкла, что в нашем городе нас не трогают, – ответил Кирилл. – Но ведь ты на сайтах читала, как на самом деле относятся к эмо. Ты же мне сама ссылку как-то кидала по аське на сайт, где тусуются анти-эмо.

– Но почему?! – упрямо спросила Марика и повернулась к нему. – Что мы плохого кому сделали?

– Мне кажется, на Западе все по-другому, – сказал он и убрал с ее лба упавшую влажную прядь. – А у нас всегда так! Пока ты не стала эмо, в нашем городе тоже при каждом удобном случае нас били. Ты не представляешь, сколько мне пришлось драться! Ты просто не знаешь, не видела. Да и что вы видите за своими ублёвскими стенами? Живете там как у Христа за пазухой, как любит говорить моя мать.

– Но почему? – вновь спросила она. – Мне нравится так одеваться, носить такую прическу, так красить глаза, слушать такую музыку. Кому от этого плохо?

– Не знаю, – пожал плечами Кирилл и уселся за стол.

Он налил чай себе и ей. Марика села и сделала глоток. Потом положила сахар и начала медленно помешивать чай.

– Думаю, что из-за позеров, – после паузы сказал он. – Они решили, что это самое модное течение, надели наши шмотки, стали также красить глаза и рыдать на всех углах. Они все утрировали. А ведь эмо – это то, что внутри, а не черно-розовая одежда. Я-то это чувствую по себе. Могу носить что-нибудь совершенно не в стиле, наголо побриться, но в душе будет все то же самое. Понимаешь?

– Люблю тебя, – тихо произнесла Марика.

– Ты меня не видела полтора года назад, – усмехнулся Кирилл. – Я как раз увлекся сменой имиджа, решил стать челкастым, начал отращивать волосы, а хард-кор я и так слушал. Но потом понял, что субкультура эмо мне ближе. Немного поменял стиль в одежде, начал красить глаза и давай самовыражаться, ни на кого не обращая внимания. Я прямо в классе устраивал истерики, честно! Химичка как-то пару мне влепила, так я упал на пол возле доски, орал, катался, визжал, в общем, дал себе волю. И даже кайф получал от этого. Конечно, остальные ребята нас невзлюбили. Мы же вели себя как идиоты. Да и сейчас многие меры не знают.

– Но ты…, – тихо сказала Марика и улыбнулась ему.

– Да, изменился, – кивнул Кирилл. – И все из-за тебя. Учусь сдержанности, хочу быть мужчиной и выглядеть достойно рядом с такой девушкой, как ты. Но эмоции переполняют по-прежнему, на разрыв мозга!

– Люблю тебя, – тихо повторила Марика и после паузы прошептала: – Но вот…

И она замолчала, опустив взгляд в чашку с чаем.

– Что? – настороженно спросил Кирилл.

– Много читала, да и от наших ребят слышала, что суицид – необходимая часть этой культуры, – сказала она и подняла на него глаза.

Кирилл побледнел, понимая, куда она клонит, и даже машинально прикрыл пальцами почти зажившую царапину на запястье.

– Это стереотип, – после паузы ответил он. – Как и то, что все мы би, что нюхаем, ширяемся и пьем.

– Но…, – начала она.

В этот момент раздался приглушенный звонок мобильного.

– Твой, – заметила Марика. – Кто бы это мог быть так поздно?

– Понятия не имею, – ответил Кирилл и вышел в коридор.

Он достал телефон из кармана куртки и увидел, что это звонит его одноклассник Костя.

– Да, – настороженно ответил он.

– Не спишь? – не здороваясь, быстро заговорил Костя. – Ты куда пропал? Тут у нас такое! Мать твоя сказала, что ты в Москву смылся на каникулы.

– Да, к брату поехал, – ответил Кирилл, начиная волноваться.

– Ирочка-то наша руки на себя наложила, – сбивчиво продолжил Костя. – Похороны завтра. Наши все в шоке. Странно, что тебе родители не сообщили. Так тебя на похоронах не будет?

– Ужасно! Это все ужасно! – после паузы тихо сказал Кирилл.

– Да, ужасно! А все ваше эмо, – сухо сказал Костя. – Тебе тут наши ребята звонили несколько раз, да ты и не берешь. Решили, что не слышишь, по Москве бегаешь.

– Да, – глухо ответил он. – Не слышу.

– Не расстраивайся так, – участливо проговорил Костя. – Знаю, что вы с Ирой еще в один детсад ходили, но сейчас уж ничего не поделаешь. Не знаю, что еще сказать, – после длительной паузы заметил он.

– Мне страшно, – прошептал Кирилл.

– Блин, Кирюх! – громко и зло заговорил Костя. – Кончайте вы с эмо! Ни к чему хорошему это не приводит! Три месяца назад в школе, которая за ТЭЦ, девочка тоже вены себе перерезала. И насмерть! Ей вообще тринадцать было. Мне один друган из той школы говорил, у него отец участковый. Неужели про нее не слышал? Она ведь тоже была из вашей тусовки э-э-эмо! – протянул он с явной издевкой.

– Не слышал, – сказал Кирилл.

– Ну ты что? – удивился тот. – Она еще какую-то странную записку оставила, что типа идет к свету, который здесь называется тьма. Причем слово тьма написала на английском.

– Дарк? – вскрикнул Кирилл.

– Ну да, типа того, – ответил Костя.

Кирилл вздрогнул, его сердце заколотилось.

– Не хочу больше об этом! – нервно произнес он.

– Ну прости, друг, прости, – жалостливо ответил Костя. – Понимаю, как тебе тяжело. Значит, завтра тебя не будет? Похороны в пять вечера.

– У нас билеты только через четыре дня. Если поменять…, – тихо сказал он. – Но не получится. Даже если мы попадем на поезд, который уходит в восемь утра, то в городе мы будем лишь в семь вечера.

– Да, не получается, – заметил Костя. – Мы? А ты это с кем? Неужели со своей ублёвочкой? И как ее предки отпустили? Ну ты даешь, Кирюх! Сила!

– Да, я с Марикой, – ответил он и вдруг, неожиданно для себя расплакался.

– Ладно, старичок, не расстраивайся ты так! – испуганно сказал Костя. – Приедешь, когда приедешь. Ну что теперь поделать? А ребятам я все объясню. Давай, пока!

И он положил трубку.

Кирилл вытер глаза, но слезы все текли. Он в душе презирал себя за слабость, за то, что убежал от того ужаса, который охватил его тогда во дворе при виде Дарка.

– Что случилось? – раздался испуганный голос.

Кирилл поднял голову и увидел, что Марика стоит, сжав руки и прислонившись к косяку двери. Ее лицо было бледным. Кирилл скользнул взглядом по ее светло – розовой футболке со смешным рисунком двух обнимающихся зайчиков на груди, по голым стройным и длинным ногам, по маленьким ступням, переминающимся на паркете, и бросился к ней, упав на колени, обхватив ее и прижавшись лицом к животу. Его начали сотрясать рыдания. Марика окончательно испугалась, гладила его по волосам, плечам, целовала в макушку и без конца повторяла:

– Все будет хорошо, любимый, все будет хорошо…

Они уснули только под утро. Кирилл несколько часов рассказывал про Ирочку, про их отношения. Оказалось, что она была давно влюблена в него, заваливала записками с признаниями, завела блог и на его страницах откровенно рассказывала о своих чувствах. Но Кирилл относился к ней только, как к подруге, и не мог ответить взаимностью. И сейчас обвинял себя в том, что был невнимателен к ее чувству. Все в их тусовке знали, что у них с Марикой «лавстори». Их везде видели только вместе, их лица говорили сами за себя. Ирочка даже пыталась как-то объясниться с ним, считая, что Марика хоть и классная девчонка, но совершенно ему не подходит, что ее родители пока смотрят на их дружбу сквозь пальцы, но перспектив у них нет никаких. Но Кирилл не принимал ее слова всерьез, а только отшучивался.

Марика слушала его порой сбивчивый рассказ внимательно, не перебивая. Впервые Кирилл был так откровенен. Но ее мучила мысль, почему и он приблизительно в то же самое время попытался перерезать себе вены. Кирилл про это странное совпадение не говорил ничего. К тому же она не могла забыть и о некоем Дарке, который нагнал на любимого такой ужас своим появлением во дворе. Марика вдруг подумала, что, возможно, именно из-за этого Кирилл так стремительно уехал в Москву.

Когда он выговорился, проплакался и постепенно успокоился, они легли в кровать, прижавшись друг к другу.

– Послушай, – мягко проговорила Марика и обняла его, – что это за мужик тогда проходил по твоему двору? Помнишь, такой высокий, весь в черном и одет, как гот? Ты еще тогда сильно разволновался, что-то начал бормотать об Ирочке, о себе.

Марика замолчала, решив не упоминать о его попытке самоубийства. Кирилл и так был расстроен. При ее словах он вздрогнул и отодвинулся от нее.

– Ты еще назвал его так странно… Дарк, – все-таки продолжила Марика, хотя видела, что он сжался и закрыл глаза.

– Не знаю, о чем ты, – ответил Кирилл после длительной паузы. – Давай спать.

И он отвернулся от нее. Марика не стала настаивать, понимая, что сейчас он ей ничего не скажет. Она обняла его сзади, прижалась щекой к спине и закрыла глаза.

Проснулись ребята около полудня. Марика встала, отдернула тяжелые коричневые портьеры, и спальню залило солнце.

– О! – восхищенно воскликнула она и подпрыгнула. – Снова ясный день! Долой плохую погоду, а с ней и мерзкое настроение!