– Мы почти у цели, – подбодрил Пауль, сочтя, что Бет устала. – Вон за теми валунами.

Им пришлось подняться по козьей тропе, потом спуститься на другую сторону. Там Бет увидела небольшую рощицу, похожую на блюдце, в которой росли крупные яркие цветы. Она не сдержала крика радости, побежала вниз по склону и упала на колени прямо среди цветов, Достав из сумки альбом. Бет начала зарисовывать весь этот великолепный благоухающий ковер – на тонких стеблях алели пурпурные головки, несколько более темного оттенка, чем те, которые она видела на склонах Торденгорна, листья были колючими, но все же мягкими на ощупь.

– Попробуйте вот это, – Пауль предложил ей «облачную» ягоду. Бет внимательно изучала плоды, они были крупнее черной смородины в Шотландии, но внешне походили на нее, если не считать, что цвет был золотисто-оранжевый. Она попробовала одну ягоду, вкус был сладковатый и своеобразный. Теперь ей стало ясно, почему их считали деликатесом.

– Очень вкусные, – сказала Бет; они вместе ели то, что он собрал.

– Пища влюбленных, – сказал он тихо, не сводя с нее глаз.

– Что? – прошептала она, не глядя на него.

– Так их называют в Тордендале.

– Неужели?

Он взял ее лицо прохладными ладонями и повернул так, чтобы она посмотрела ему в глаза. Ей снова показалось, что она тонет в нежной глубине его взгляда. Сердце забилось в экстазе, рассудок помутился. Медленно, совсем иначе, чем раньше, он притянул ее к себе, обняв одной рукой за талию – мягко, но требовательно; его поцелуи горели страстью и мольбой. Бет вся растворилась в его ласковых объятиях, все, что разделяло их, вдруг куда-то исчезло.

Когда, наконец, она отстранилась, то едва держалась на ногах и прижалась головой к его плечу, ища поддержки. Внезапно ей показалось, что Анна стоит рядом с ними, невидимая и безмолвная, но неумолимо напоминающая о том, что супругой он избрал не ее, Бет, а кузину Джину, а к ней испытывает те же чувства, что и к Анне. Бет почувствовала себя беспредельно униженной, вырвалась из его рук и произнесла жестко:

– Сдается, что на меня нашло безумие, как на прежнюю обитательницу Дома у Черного Залива. Другого объяснения своему глупому поведению я не нахожу.

– Если бы я считал, что вы не способны на безумные поступки, я бы не разрешил вам переступить порог старого дома.

– Пожалуй. Можете исправить ошибку. А теперь, не смею больше задерживать. Обратно доберусь сама.

– Бет…

Она не хотела слушать, что он скажет. Ей стоило немалых усилий не заткнуть уши пальцами. Пусть прибережет фальшивые слова о любви для тех, кому не известно о его связи с Анной. А в будущем и с другими женщинами, ибо этот человек видел свое призвание в том, чтобы завоевывать и побеждать. Подумать только, что дважды она готова была совсем потерять голову!..

– Пожалуйста, уходите! Желаю удачной поездки.

– По крайней мере, позвольте проводить вас до места, где мы оставили экипаж.

– Нет необходимости. Здесь при всем желании нельзя потеряться, а склоны вполне безопасны.

– Это так.

Он помолчал. Бет напряглась, подумав, что он снова захочет заключить ее в объятия, но он этого не сделал.

– Тогда до свиданья. Заеду по возвращении.

Бет не оглянулась, пока не поняла, что он уже скрылся из виду. Она судорожно вздохнула и стала двигаться осторожнее, чтобы не наступить на маленькие бутоны. Вскоре она вышла на тропинку, по которой они поднимались. Когда Бет добралась до того места, где начиналась дорога на перевал, экипаж уже уехал. Не желая думать о том, что произошло между ними, или анализировать свои чувства, Бет попыталась сосредоточиться и представить, как будет рисовать арктическую розу. Так она добралась до старого дома, на это ушло более двух часов. Она бросила шаль на спинку стула и открыла коробку, в которой принесла цветок, чтобы скорее поставить его в воду. Тут же достала самую тонкую кисть и принялась рисовать нежные, мерцающие теплым светом лепестки.

Работа захватила Бет, она забыла о времени. Когда солнце стало садиться, ей удалось передать красоту цветка в ином освещении. Стало прохладно. Бет машинально накинула на плечи шаль и продолжала рисовать, откладывая один набросок и принимаясь за следующий. Вдруг что-то отвлекло ее внимание. Бет резко повернулась и уставилась на резные высокие дверцы. Клин, который она вставила, опять шатался, другой был на месте. Бет не сводила с задвижки расширенных от ужаса глаз. Клин выскочил и покатился по полу. Она медленно поднялась со стула. Пришло время предстать перед таинственной силой лицом к лицу.

В комнате стало так холодно, что, казалось, дыхание льдинками повиснет в воздухе, но это был неестественный холод. Бет сделала один шаг, затем другой и приблизилась к шкафу. Дрожащей рукой открыла дверцу. Внутри, казалось, ничего не было. Обычно каждое движение сопровождалось потоком холодного воздуха откуда-то из глубины. На этот раз ничего подобного не случилось, но образ женщины, лежащей на кровати, вдруг снова возник и приобрел еще более реальные черты, чем раньше.

Бет зажмурилась, пытаясь прогнать видение, но оно не исчезало. Отчетливо угадывался узор на платье – простое переплетение черных и серых нитей на фоне коричневого. На пятке был виден шрам. На запястье поблескивал золотой браслет. Подарок любовника, который соблазнил ее и принес чуму в ее дом и в долину? Да, эта женщина воплощала собой распутство и холодное бессердечие. Он был у нее не первым и наверняка не стал бы последним, если бы все мужчины не вымерли и из многочисленных обитателей Тордендаля не осталась она одна. Не мудрено, что она излила гнев в страшном проклятии, – судьба уготовила ей тяжкий удел коротать век в полном одиночестве. Она уже покинула этот мир, когда один моряк, уроженец Тордендаля, вернулся, пройдя через перевал, чтобы заняться заброшенной фермой отца. За ним появились другие родственники умерших. Долина ожила.

Бет до крови прикусила губу. Она не находила ответа на вопрос, откуда ей известны все эти подробности, почему она так ясно представляет внешность женщины, жившей несколько веков назад? Возможно ли, что прошлое напоминает о себе каждым скрипом половицы, каждым шорохом и движением в шкафу со встроенной старинной кроватью и входит в нее, Бет, помимо ее воли, незаметно для нее? Такое таинственное потустороннее общение происходит, вероятно, при помощи волновых колебаний в определенных условиях. Пятьдесят лет тому назад, очевидно, происходило то же самое, что и довело до сумасшествия бедную обитательницу дома.

– Тебе не удастся свести меня с ума, – сказала вслух Бет, впервые заговорив с недружелюбным духом. Ее голос эхом прозвучал в пустом пространстве встроенного шкафа. – Я не позволю тебе вмешиваться в мою жизнь. Смотри, на меня не оказывают никакого действия твои штучки!

Произнеся эту тираду. Бет забралась на кровать, не отдавая себе отчета, зачем она это делает. Когда глаза привыкли к темноте, она оглядела внутреннее пространство, на всякий случай держа одну ногу с наружной стороны шкафа. Потолок над кроватью имел форму арки, был разрисован в традиционном крестьянском стиле темно-зелеными, алыми и коричневыми красками, но она увидела и то, чего не могла видеть снаружи: часть краски облупилась и свисала полосками.

Бет осторожно встала на кровать обеими ногами, чтобы лучше рассмотреть узор. Ее интересовало, не осталось ли следов более ранней росписи. Поднявшись в полный рост, она вдруг почувствовала, что вверху царит абсолютная и неестественная тишина. Это ощущение она испытала раньше на чердаке – не было слышно ни шума водопада, ни плеска воды в роднике за домом, все звуки исчезли. Бет решила, что это просто акустический эффект, создаваемый вогнутым потолком. Она подняла руку, чтобы потрогать облупившуюся краску, но вдруг словно что-то ударило в сердце – полосы на потолке напоминали следы острых когтей, будто кто-то хищной лапой в припадке злобы провел по хрупкой краске. Следы были не очень старыми. Возможно ли, что это дело рук ее предшественницы, жившей в доме? Что тогда возникло в ее воспаленном воображении?

Бет опустила руки, от страха едва переводя дыхание, но взгляд ее все еще был устремлен на потолок. Возвращаясь к реальности, она услышала легкий шуршащий звук, словно кто-то быстро перелистывал страницы календаря от прошлого к настоящему. Она чувствовала, что должна вырваться на свет, пока не поздно, но что-то давило на плечи и ноги, и не было сил сделать ни малейшего движения, словно все ее тело окоченело. Инстинкт самосохранения заставлял действовать, и она лихорадочно обдумывала, как выбраться из шкафа. Но прежде чем пришло решение, раздался скрип ржавых петель и дверцы захлопнулись перед ее носом. Она оказалась заточенной в темнице.

Бет закричала, крик эхом вернулся к ней. Она налегла всем телом на дверцы, надеясь, что они поддадутся, но они держали так крепко, словно были окованы железными прутьями. Барабаня в дверь. Бет снова закричала: прежней слабости как не бывало, жизненные силы снова вернулись к ней и требовали освобождения.

Наконец дверцы распахнулись – так же неожиданно, как и закрылись. Взору Бет предстало удивленное лицо одной из служанок Нилсгаарда.

– Слава Богу! – вырвалось у Бет. Она жадно вдохнула свежий воздух и быстро вылезла из шкафа.

– Что случилось, мисс Стюарт? – служанка еще не оправилась от удивления. – Я снаружи услышала ваш крик и поспешила на помощь.

– Какое счастье, что вы оказались у дома.

– Рейкел! – Бет заставила себя улыбнуться девушке, прислуживавшей ей в Нилсгаарде. – Я забралась в стенной шкаф, чтобы посмотреть изнутри, а дверцы захлопнулись.

– Как странно… Я легко открыла их, – лицо Рейкел выражало крайнее удивление. – Не думаю, что… или, как вы считаете, могла ваша кузина подшутить над вами?

– Кузина?

– Да. Фрекен Зигрид из Холстейнгаарда. Она могла незаметно войти и захлопнуть дверцы, а потом выйти. Мне такие шуточки вовсе не кажутся смешными, но, извините за откровенность, у нас ее считают несколько своеобразной особой.

– Почему же вы подозреваете, что именно она способна на такую шутку?

Служанка удивилась:

– Она была на галерее, когда я поднималась.

– Что?!

– Я видела ее за деревьями, она стояла на теневой стороне галереи.

– Вы не ошиблись? – Бет не могла поверить своим ушам, хотя честное открытое лицо девушки доказывало, что она говорила правду. Ей действительно не было никакого резона лгать.

– Да, мисс. Я видела. Когда я вышла из леса, ее уже не было. Наверное, убежала к озеру, как заяц.

Первой реакцией Бет было броситься к ра бочему столу и посмотреть, все ли там цело, но рисунки лежали в прежнем порядке.

– Подожди здесь. Я побегу за ней, может быть, догоню! – распорядилась Бет.

Она в одно мгновение сбежала по ступенькам к заливу. Почему Зигрид пряталась на галерее и не дала знать о своем приходе? Подглядела в окно, что Бет осматривает потолок в стенном шкафу? Прокралась в дом и заперла ее? Какую роль могла сыграть Зигрид в том, что Бет пережила в темноте?

Бет взглянула на озеро. Лодки не было. Она быстро добежала до знакомого валуна – никого. Едва переводя дыхание, Бет вернулась в старый дом. Рейкел стояла у длинного стола, на котором красовались две лампы, одна с бледным матовым абажуром, другая – с красноватым.

– Откуда эта прелесть? – удивилась Бет, поправляя растрепавшуюся прическу.

– Фрекен Анна прислала вам, поэтому-то я и оказалась у старого дома. Услыхав ваш крик, я оставила их в траве, потом занесла в дом, пока вы искали фрекен Зигрид. Нашли ее?

Бет отрицательно покачала головой. Ей было приятно, что Анна выполнила обещание, несмотря на их ссору. Без сомнения, лампы должны были символизировать примирение, стать чем-то вроде оливковой ветви, которую Бет охотно примет и забудет размолвку. Матовый абажур хорошо подойдет к непритязательной обстановке гостиной, а красноватому место в спальне.

– Я пошлю с тобой записку фрекен Анне, поблагодарю ее.

Бет достала перо и бумагу.

– Присядь, Рейкел, пока я напишу.

Служанка села на стул около стенного шкафа, но, будучи любопытной от природы, решила проверить, действительно ли для того, чтобы захлопнуть дверцы так, что их нельзя было открыть, потребовалась недюжинная сила. Стоя спиной к столу, она не заметила, как нериятно действует на Бет скрежет петель.

– Не могу понять, почему вы не могли открыть дверцы, мисс, – заявила Рейкел, закончив осмотр. – Они поддаются так легко, и болты подвижны. Это та самая кровать, где обитал призрак? Ни за что не согласилась бы спать на такой! У моего дедушки есть похожая, и он не может спать в другом месте – только там. Но он стар, для него она гораздо удобнее охапки соломы или голых досок, на которых приходилось ночевать в детстве.

Бет вложила записку в конверт и написала адрес.

– Отдай фрекен Анне, как только вернешься в Нилсгаард, – распорядилась она.

– Сразу же и отдам, мисс.