Кристина Скай - Рубин

Пойманная ветром прядь черных волос вырвалась из-под гребенок, охватывающих ее виски. Но Баррет не замечала ни ветра, ни холода; ее тревожные темные серо-голубые глаза были прикованы к огромному драгоценному камню, видному сквозь огромное освещенное окно.

Продолговатый, красиво ограненный камень вспыхивал под лучами газового света. Ее дыхание почти остановилось, как только его грани поймали лучи люстры и отбросили их назад, десятикратно усилив, сделав похожими на тысячи крошечных красных солнц.

Красота была сверхъестественной, она притягивала. А Баррет никогда не могла сопротивляться красоте, даже когда была еще совсем маленькой. Приходя домой из лугов, окружавших их дом в Циннамон-Хилле, она всегда приносила с собой охапку полевых цветов. Ее дед никогда не понимал ее. Он только морщил брови и принимался читать ей лекцию о законах распространения и преломления света, а она стояла, притихнув, гладя мягкие цветочные лепестки в ребяческом удивлении. Для нее цветок был чем-то не поддающимся описанию. Для нее радуга была одновременно и чудом и обещанием. А для ее деда радуга была просто иллюзией, результатом рефракции и влажности.

Но Баррет любила его, даже когда он читал нотации и его седые волосы были дико всклокочены, а очки криво сидели на носу. И она старательно пыталась быть рассудительной и не досаждать ему все эти годы после смерти ее родителей в дорожной аварии.

Иногда она спрашивала себя, не слишком ли она практична. Ведь из-за этого исчезали мечты о чудесах и красоте, и эта потеря отзывалась в ней постоянной болью. Но она поклялась защищать этого хилого, непрактичного мечтателя, и она это сделает, несмотря на его собственное высокомерие. Даже от того хладнокровного могущественного человека, который мог сокрушить его как соломинку.

Только теперь, стоя перед огромным освещенным окном и глядя на гигантский рубин, Баррет снова вспомнила о чудесах – это было ее первой ошибкой. «Глаз Шивы». Драгоценный камень, о котором говорил весь Лондон. Ее глаза затуманились. Как было бы чудесно коснуться такого камня! Ощутить его своими пальцами, погладить каждую прохладную кроваво-красную грань. Почувствовать обаяние и пульсацию его могущества, хотя бы на несколько секунд.

Позади нее двухколесный кеб прогремел по улице, заставив свет газовых фонарей заплясать в диком танце. Но Баррет едва заметила его. И это было ее второй ошибкой. Для нее не существовало ничего, кроме осторожности, уже целую вечность. Долгие дни лжи. Томительные ночи, полные опасений, без друзей, без единого человека, которому она могла бы доверять. Все для того, чтобы защитить одного хрупкого седого старика, который любил ее больше, чем жизнь, хотя они были такими разными.

Даже теперь ее безликие враги ждали где-то там, в темноте. Но Баррет не могла ни о чем думать, пока гигантский рубин сверкал перед ней.

Холодный ветер рванул ее плащ, открыв шелковую черную юбку, и отбросил пряди волос из-под вуали. Она все еще не могла двинуться с места, ее кровь странно горела в холодной ночи, ее глаза не отрывались от королевского драгоценного камня, рассказывающего ей о пахнущих жасмином садах, мраморных дворцах, прекрасных придворных дамах, занятых тайными интригами.

В освещенной люстрами комнате стройный мужчина в черном костюме резко поднял футляр, предлагая драгоценный камень предполагаемым покупателям. Под их пристальными взглядами камень, казалось, засверкал, приобретая новые оттенки, разгораясь еще ярче.

И тогда Баррет вспомнила: рубин должен быть продан с аукциона сегодня вечером. Как раз сейчас он должен быть там, должен сидеть в глубоком бархатном кресле.

Побледнев, она повернулась к улице. Он не должен увидеть ее! Но нет, конечно, он давно уже занял свое место. Часы, приколотые к корсажу, показывали половину одиннадцатого. Она медленно повернулась, чтобы еще раз полюбоваться кроваво-красными лучами, которые отбрасывал рубин.

«Глаз Шивы». Камень, достойный любой цены, которую мог бы запросить продавец. Он был безупречен по оттенку, прозрачности и блеску. Камень, запятнанный кровью каждого, кто когда-либо обладал им – или пытался обладать.

Баррет задрожала, представляя тяжелый продолговатый камень в своей ладони. С таким камнем она могла стать свободной навсегда. Она могла бы оплатить проезд в далекий уголок земли, к местам, где ее преследователи никогда не найдут ее.

Мужчина в зале повернулся, обращаясь к другой половине зала. Внезапно он загородил собой рубин. Как будто вся красота мгновенно покинула землю. Вмиг плечи Баррет резко опустились от усталости и отчаяния.

«Мечты. Несбыточные мечты. Неужели вся моя жизнь – только несбыточная мечта? Почему ты не сказал мне раньше, дедушка? Если бы только я поняла...»

Она выпрямилась. Улицы вокруг были пусты. Редкие хлопья снега тихо кружились под газовым фонарем на углу. Она должна идти! Какое безумие задержало ее так долго? Это было слишком опасно!

Внезапно инстинктивное чувство тревоги пронзило ее. Она вздрогнула и повернулась. Но было слишком поздно. Прежде чем она успела хотя бы вскрикнуть, грубые руки обхватили ее и прижали к твердому мужскому плечу.

– Нет! П-пустите меня...

Сильные пальцы закрыли ей рот, заставив замолчать. Смутно Баррет почудился неуловимый аромат – экзотический запах, который она не смогла узнать. Пачули? Мускус?

– Тише, Angrezi[1], – прошептал мужчина позади нее. – Кто-то наблюдает за тобой, даже теперь. Ты знала, что за тобой следят?

Голос был низким, хрипловатым и нездешним. Господи, кто это и чего он хочет от нее? Баррет старалась освободиться от его гибких пальцев, пытаясь заговорить. Но это было бесполезно. Он не собирался ни отвечать, ни убирать руку, прижатую к ее губам.

Сердце Баррет сжалось. Выходит, они были ближе, чем она предполагала. Возможно, этот человек был одним из них... Она пошатнулась, ощутив головокружение. Она чувствовала напряженность большого тела мужчины, пропахшего чем-то неуловимым, похожим на специи. Сандаловое дерево? У ее матери когда-то была небольшая резная шкатулка с таким ароматом. Она еще помнила ее. «Бретт, дорогая, будь осторожна с ней».

Ее мать – единственная, кто называл ее Бретт. Это было, кажется, в прошлой жизни.

Кое-как она сумела повернуть голову и смогла разглядеть бронзовую кожу и черные как ночь глаза. Мягкий черный плащ с пелериной и мерцание пурпурного шелка. Тюрбан?

– Стой, Angrezi.

Его дыхание было теплым, неожиданно вызвавшим волну жара в холодной ночи. Баррет почувствовала, что ему приятно ее присутствие.

Ее щеки жарко вспыхнули под вуалью. Она попыталась отодвинуться подальше от его твердого как гранит тела. Он вздрогнул, и она услышала вырвавшееся проклятие. Но его хватка не стала слабее. Он лишь непринужденно передвинул ее в сторону, прижав к боку, подальше от предательского признака его желания.

Дико вытаращив глаза, Баррет боролась с ним, но он был несоизмеримо сильнее. А она была так потрясающе слаба.

Сколько часов прошло с тех пор, когда она ела в последний раз? Пять? Десять? Она замерла на мгновение, ощущая сильные пальцы, вцепившиеся в ее плечо. В свете газовых фонарей она увидела необычное кольцо на левом указательном пальце – кованая золотая змея, свернувшаяся в клубок. И в приоткрытых ядовитых клыках кобры светилось яйцо. Яйцо, сделанное из одного громадного изумруда. Баррет затаила дыхание. Кто был этот человек, вышедший из мрака ночи, чтобы захватить ее в плен? Спаситель или предатель?

– Он на другой стороне площади. – И когда она попыталась повернуть голову, мужчина добавил: – Нет, не смотри туда, глупышка.

Он уверенно повернул ее подбородок, поднимая закрытое вуалью лицо к своим глазам.

– Я сам буду наблюдать за ним, англичанка. Он никогда ничего не заподозрит, ручаюсь тебе.

Хотя лицо мужчины было в тени, Баррет увидела блеск угольно-черных глаз незнакомца.

– Мы должны убедить этого наблюдателя, что слишком заняты собой, чтобы смотреть вокруг.

– Вы не можете...

Мягко и медленно его большой палец скользил по ее губам. Баррет слегка покачнулась. Ее кожа была холодна – и в то же время горела как в огне. Головокружение не оставляло ее. Странно, но оно не делало ее слабее, наоборот, она чувствовала себя сильной.

Такой сильной, какой не ощущала себя уже несколько недель.

Она услышала, как мужчина прошептал что-то на незнакомом ей языке. Баррет задыхалась. Ее губы раскрылись сами собой, против воли. Она чувствовала себя соломой в его руках – соломой, к которой он теперь подносил горящую спичку. Ее пульс участился, кожа горела. Она никогда не думала, не знала...

Баррет боролась, пробовала что-то выкрикнуть. В результате ее язык задел шершавую подушечку его большого пальца.

Он шумно вздохнул.

– Клянусь королевой змей и всеми племенами Нага, – пробормотал незнакомец.

Его палец скользнул глубже в теплый приют, который она так необдуманно предложила ему. Его напряженные руки повернули ее, крепче прижимая к могучему телу.

– Ты похожа на английский цветок. Хрупкий. Невероятно приятный.

Баррет почувствовала, что его рука скользит по ее бедру. Внезапно ночь стала жаркой, и Баррет вся горела и вздрагивала.

Сон? Да, это, должно быть, сон. Как еще можно объяснить такой жар в холодную ночь? Такое чувство жизни и страстного желания после недель опасений и сожалений. Ее дыхание было едва слышным.

«Не будь дурочкой, он, вероятно, лишь один из них!»

Задыхаясь, она рванулась в сторону. Она боялась, что потеряет сознание и все испортит.

– П-перестаньте! – еле прошептала Баррет.

Ее похититель напрягся, бормоча проклятия. Внезапно его пальцы сжали ее руку, как бы пытаясь предупредить.

– Шакал подбирается к своей добыче, – прошептал он, не показывая никакого признака страсти.

Баррет дрожала, чувствуя холодящую угрозу поблизости. Боже, они догнали ее. Они снова нашли ее. Ее лицо смертельно побледнело. Внезапно она опять стала неистово вырываться из его рук.

– Перестань, Angrezi! Тебе ничто не угрожает, пока ты со мной. Это я обещаю тебе.

Это явное безумие, подумала Баррет. И все же она почему-то была уверена, что будет так, как он сказал.

Она подняла голову, пытаясь рассмотреть черты лица этого странного человека сквозь густую вуаль и темноту ночи. Но получила лишь смутное представление о его внешности: широкие разлетающиеся брови, темные как ночь глаза и бородатая упрямая челюсть. Это было лицо, полное тайн, лицо, которое невозможно понять и за целую жизнь.

Внезапно Баррет захотела, чтобы у нее впереди была целая жизнь, посвященная этой задаче.

Большой драгоценный камень сверкнул на его тюрбане. Баррет напряглась, пытаясь стряхнуть оцепенение.

– Кто он? – прошептал индус. Его голос был подобен одновременно и полночному шторму и мягкому ветерку, в нем слышались странные интонации Востока.

Да, именно его голос поддерживал ее, решила Баррет. Низкий, грубоватый, незабываемый голос, заставляющий женщин дрожать от страсти, а мужчин – повиноваться. Голос, который мог заставить человека забыть обо всем и обо всех. Как и теперь он почти заставил ее забыть об осторожности. О том, что она не могла доверять никому в целом мире.

– Скажи мне, – сказал он, резко встряхивая ее. – Я должен узнать, пока не стало слишком поздно.

Его слова словно ударили Баррет, заставив ее спуститься на землю.

– Я... Он следит за мной уже четыре недели. Он... – Она глотнула, борясь с нахлынувшими воспоминаниями. Но не смогла вымолвить больше ни слова. Она не могла ничего объяснить, для этого потребовалось бы раскрыть ее тайну.

– Это твой муж? – В вопросе послышались свирепые нотки.

– Муж? – Дикий взрыв смеха сорвался с губ Баррет. – Боже, вы думаете, что он мой муж...

– Прекрати. У нас нет времени для женских истерик. – Пока он говорил, его прищуренные темные глаза изучали тени за спиной Баррет. – От кого же ты убегаешь? Это твой брат? Или дядя?

Баррет сжала зубы, подавляя раздражение. Сначала рубин, а теперь еще и это!

Она энергично покачала головой, стараясь вернуть себе спокойствие.

– Говори, женщина!

– Не знаю!

Проницательные глаза изучали ее закрытое вуалью лицо.

– Так у него нет никаких законных прав на тебя?

– Нет! Теперь позвольте мне...

– Это хорошо.

Его хватка чуть-чуть ослабла. Какие-то нотки грубого триумфа в этом резком голосе заставили Баррет вздрогнуть и почти пожалеть ее безликого преследователя. Почти.

– Кто... кто вы?

– У меня много лиц. Для тебя я – защитник. Для тебя я сейчас единственный мужчина.

Сердце Баррет неистово забилось. Она почти физически чувствовала силу пристального взгляда, сосредоточенного на ее пылающем лице.

– Теперь, маленький сокол, ты должна делать все, как я скажу. Ты должна поцеловать меня – жарко и страстно, как будто вся твоя жизнь зависит от этого. Возможно, это так и есть. Прижмись ко мне каждым дюймом своего тела, чтобы эта дворняжка ничего не заподозрила. И не останавливайся, пока я не скажу.