Паулина Петерс - Рубиновая комната

«Вероятно, Хопкинс просто слишком вежлив, чтобы дать мне понять, что считает меня ненормальной», – встревожилась она.

Напольные часы в библиотеке пробили восемь. Капли из крана на кухне падали в такт ударам.

– Что ж, я считаю это прекрасной идеей, – нарушил тишину Хопкинс. – Я и сам уже наводил справки относительно убийства сэра Френсиса.

– Что вы хотите этим сказать? – растерялась Виктория.

Хопкинс положил руки на кухонный стол.

– После того как вы со своей бабушкой, леди Гленмораг, вышли из квартиры, я отправился на улицу, послушал, что говорят, и узнал, что исследованием руководит инспектор Эрмитейдж. Мы оба знаем, что ваш отец был о нем невысокого мнения, и я тоже полагаю, что он с этим делом не справится. Поэтому я счел целесообразным навестить доктора Эша, который проводил вскрытие тела сэра Френсиса. От него я узнал, что сэр Френсис был убит пятью выстрелами.

– Да, я тоже слышала, – кивнула Виктория.

На губах Хопкинса мелькнуло что-то вроде улыбки.

– Но самое интересное то, что три из этих пяти выстрелов угодили в грудь сэра Френсиса и были уже смертельны. Убийца выстрелил еще дважды в лицо сэра Френсиса, из-за чего его разнесло в клочья. Доктор Эш показывал мне фотографии. Неприятное зрелище. – Хопкинс откашлялся.

– Убийца уничтожил лицо сэра Френсиса, чтобы никто не узнал, что это он? – задумчиво произнесла Виктория.

– Совершенно верно. Значит, вы еще помните статью, которую написал ваш отец по психологическим мотивам убийства.

– Что говорило бы в пользу личного, а не политического мотива убийства…

– Кроме того, я не знаю ни одного убийства, при котором анархисты или сторонники Ирландского республиканского братства обошлись бы таким образом с одной из жертв.

Виктории потребовалось мгновение, чтобы осознать, о чем он говорит.

– Хопкинс, я вас правильно понимаю? Вы предлагаете мне свою поддержку? – спросила она.

– Для меня это было бы честью, мисс Виктория, – поклонился Хопкинс.

– Вы даже не представляете себе, насколько я вам благодарна, – просияла Виктория. Только сейчас она осознала, каким пугающим представлялся ей собственный план.

– Вы же знаете, что для меня значит работа над редакцией и выпуском книги вашего отца. Однако в последние годы я иногда начинал жалеть о том, что не могу заняться преступлениями с более практической точки зрения, – на лице Хопкинса появилось мечтательное выражение, а глаза засверкали. – Ах, откровенно говоря, я чувствую себя подобно старой гончей, которая наконец-то снова учуяла след. – Он умолк, затем откашлялся, словно вдруг осознал, что зашел слишком далеко. – Как бы там ни было… Я полагаю, что к расследованию убийства нам следует подойти со стороны неизвестной женщины. Что вы думаете насчет того, чтобы выпить за наше решение начать собственное расследование? – Хопкинс примирительно взглянул на нее. – В кладовой еще осталось несколько бутылок великолепного красного вина, принадлежавших вашему отцу. Я уверен, что он более чем одобрил бы повод, по которому мы открыли одну из них.

– Я тоже так считаю, – улыбнулась Виктория. В этот миг, несмотря на все сомнения, она чувствовала близость к отцу.

– Полагаю, красное вино отлично подойдет к паштету из ягнятины, который я приготовил сегодня. – Хопкинс снял с кухонного шкафа накрахмаленное льняное покрывало. – Мне повезло, удалось приобрести мясо недорого. Не хочу хвастаться, но замечу, что паштет очень удался. Рецепт мог бы выйти в моей колонке.

– Полагаю, мистер Паркер будет этому очень рад. Кстати, о газетах…

Виктория вскочила и бросилась в свою комнату, где лежал пробный выпуск «Спектейтора». Вернувшись в кухню, она показала Хопкинсу фотографию, на которой была изображена она, присевшая в книксене перед королевской четой. Взяв газету у нее из рук, Хопкинс принялся пристально изучать снимок.

– Вы выглядите просто чудесно, мисс Виктория, – заявил он. Ей показалось или голос его действительно прозвучал несколько сдавленно? – Миссис Доджсон, полагаю, будет вне себя от радости, когда увидит фотографию.

– Да, я тоже так думаю, – с улыбкой отозвалась Виктория. – Так она, по крайней мере, будет знать, что ее усилия по обучению меня этому проклятому книксену не пропали втуне.

Теперь Хопкинс принялся накрывать на стол, как всегда, с любовью. Украшением стола в этот вечер был небольшой букет гиацинтов. Свет керосиновой лампы отражался в отполированных хрустальных бокалах. Хопкинс повязал льняную салфетку вокруг горлышка бутылки, которую принес из кладовой, однако потом снова поставил ее на буфет.

– Простите, мисс Виктория, совершенно забыл сказать вам, что сегодня днем вас спрашивала леди Хогарт и, кроме того, оставила для вас письмо, – произнес он, протягивая ей серебряный поднос.

Рядом с ножом для писем лежал конверт из тяжелой бумаги. Крупным размашистым почерком на нем было выведено: «Мисс Виктории Бредон». Сердце Виктории забилось быстрее. Почерк показался ей знакомым, она узнала фамилию и герб Рэндольфа. Неужели он написал, чтобы сообщить ей, что после устроенного ею публичного скандала с сэром Френсисом и ее допроса офицерами Скотленд-Ярда он не хочет больше иметь с ней ничего общего? Поспешно разрезав конверт, она вынула из него сложенный лист бумаги.

«Милая Виктория, – прочла она, – был очень рад снова встретиться с вами вчера на балу. Не согласитесь ли вы доставить мне радость покататься со мной в Гайд-парке в ближайшее время? Прошу, скажите “да” и не заставляйте меня ждать слишком долго. Искренне ваш Рэндольф».

«Рэндольф хочет со мной встретиться», – подумала Виктория.

Если неженатый мужчина приглашал на конную прогулку в Гайд-парке незамужнюю девушку, это прямо не означало, что он официально ухаживает, однако в глазах общества свидетельствовало о непосредственном интересе к ней. О подобных прогулках целыми днями сплетничали в салонах аристократии и высших слоев общества.

– Мисс Виктория… – Хопкинс протянул ей наполненный бокал вина. Казалось, он не заметил, как сильно она покраснела. – За наше совместное расследование.

Виктория склонила голову над бокалом. В свете лампы вино казалось темно-красным, почти фиолетовым, а его аромат был головокружительным.

– Да, за наше расследование, – отозвалась она.

«А еще за письмо Рэндольфа, и нашу прогулку, и за то, во что это, возможно, выльется», – девушка решила позволить себе немного помечтать.

«Какой чудесный день!» – позднее вечером Виктория сидела перед туалетным столиком и расчесывала волосы. В свете керосиновой лампы они отливали темно-рыжим.

После ужина они с Хопкинсом размышляли, как лучше всего действовать дальше. Хопкинс раздобыл карту Лондона и расписание приливов и отливов Темзы, а затем на основании сложных расчетов, которые Виктория не совсем поняла, пришел к выводу, что убийца сбросил тело в Темзу где-то между Беттерси и Саут-Бэнк. Поэтому они приняли решение зайти в полицейские участки указанных районов и выяснить, не подавал ли кто-нибудь заявлений о пропаже.

Взгляд Виктории переместился на письмо Рэндольфа, лежавшее на комоде, она осторожно коснулась его рукой. Да, девушка знала, что склонна слишком многого ждать от приглашения прокатиться, но тем не менее ей хотелось помечтать.

«Мое платье для верховой езды!» – вдруг вспомнила она. Вскочив, Виктория подбежала к шкафу. Она любила ездить верхом, но предпочитала делать это в брюках, поскольку полагала, что в дамском седле неудобно и непрактично. В последний раз она надевала платье для верховой езды года два тому назад. Поспешно сняв его с вешалки, девушка сбросила ночную сорочку и халат и надела его. Оно было очень узким, рукава и подол юбки – короткими. Оставалось надеяться, что миссис Доджсон сумет что-нибудь сделать с этим.

Однако когда Виктория попыталась застегнуть на спине пуговицы, шов и ткань под мышкой порвались. Негромко выругавшись себе под нос, девушка снова надела ночную рубашку и легла в постель. Слушая, как возится на кухне Хопкинс, она закрыла глаза и вскоре провалилась в сон. В ту ночь кошмары ей не снились.

Когда на следующее утро Виктория вошла в кухню, миссис Доджсон как раз собиралась выпить чашку чаю. Это был ее перерыв. На столе уже стоял поджаренный хлеб. Хопкинс налил чаю и Виктории, а затем направился к плите и принялся жарить яичницу.

– Мне кажется очень волнующим, что вы с мистером Хопкинсом решили найти убийцу сэра Френсиса и этой леди из Темзы. – Миссис Доджсон бесшумно поставила чайную чашку. – Мистер Хопкинс сообщил мне, что Скотленд-Ярд подозревает в убийстве сэра Френсиса суфражисток. Не то чтобы я не думала, что миссис Панкхёрст способна на подобный поступок. Но даже она заслуживает более компетентного расследования.

В то утро Виктория чувствовала себя еще слишком сонной и голодной, чтобы спорить с миссис Доджсон об Эммелин Панкхёрст и правах женщин.

– Миссис Доджсон, вчера вечером я впервые за долгое время примерила свое платье для верховой езды и порвала его. Кроме того, оно мне коротко, – сказала она. – Может быть, вы могли бы его подлатать и перешить?

– О, вы планируете верховую прогулку? – заинтересовалась миссис Доджсон.

– Да, с леди Хогарт, – солгала Виктория, чтобы не дать служанке забросать ее вопросами о Рэндольфе.

– Платье лежит в вашей комнате?

Виктория кивнула.

– Да, на стуле.

– Сейчас посмотрю, – миссис Доджсон поднялась и вышла из кухни.

– Я подумал, что вы ничего не будете иметь против того, если я сообщу миссис Доджсон о нашем расследовании. – Хопкинс поставил перед Викторией нагретую тарелку с яичницей. – Ведь в некотором роде миссис Доджсон…

– …часть семьи. Кроме того, рано или поздно она все равно узнала бы, – улыбнулась Виктория. – В газетах ничего нового об убийстве сэра Френсиса не писали?

На буфете лежало несколько недавно проглаженных экземпляров утренних выпусков. Все передовицы были посвящены убийству.

– Нет. – Хопкинс тоже присел и налил себе чаю. – Скотленд-Ярд, как и прежде, предполагает, что убийство имело политическую подоплеку. О том, что сэру Френсису выстрелили в лицо, в полицейском отчете упоминается, однако только в качестве еще одного доказательства того, что сэра Френсиса буквально казнили. Указания на личные мотивы инспектор Эрмитейдж в этом не усматривает, – и Хопкинс неодобрительно приподнял бровь.

– Ничего иного и ожидать не стоило.

В кухню вернулась миссис Доджсон и прервала их беседу.

– Мне очень жаль, мисс Виктория, однако ваше платье для верховой езды уже не спасти, – сообщила она. – Кайма недостаточно широка, чтобы его можно было удлинить. А на разрыв под мышкой мне пришлось бы нашить кусок ткани, что выглядело бы просто отвратительно.

«Вот и конец моей мечте поехать покататься с Рэндольфом, – расстроилась Виктория. – Новое платье для верховой езды я не могу себе позволить…»

– Кстати, фотография в «Спектейторе» действительно восхитительна, – просияла миссис Доджсон. – Как я и говорила вечером перед балом, ваш отец вами очень гордился бы. Что же до пожара в квартире рядом с Холланд-парком… Я разбираюсь в мужчинах, мисс Виктория. Ваш отец был джентльменом до мозга костей. Как и Хопкинс, я твердо уверена, что он никогда не сделал бы ничего бесчестного.

Ах, как бы ей хотелось на это надеяться…

Внезапно Виктория почувствовала, что у нее пропал аппетит. Положив нож и вилку на тарелку, она взглянула на Хопкинса.

– Я закончила завтракать. Как по мне, мы можем отправляться в путь.

– Прекрасно, мисс Виктория. – В его глазах блеснуло предвкушение.

Конка остановилась на Акр-лейн в Брикстоне. Хопкинс поднялся с деревянного сиденья, провел рукой по пальто, словно намереваясь стряхнуть грязь, – чисто инстинктивный жест. Несмотря на то что их расследование в районах Беттерси, Найн Элмс и Воксхолл результатов не дало, Виктория едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Хопкинс действительно относился к общественному транспорту с нескрываемым презрением, однако расстояния между районами города были слишком велики, чтобы их можно было пройти пешком, а в бюджете не осталось денег на извозчика.

– Полицейский участок находится сразу за углом, – произнес Хопкинс, сверившись с картой.

Виктория обвела взглядом улицу. На железнодорожном виадуке большими буквами была выведена реклама «Брикстониан», местной дневной газеты. Вплоть до середины XIX века Брикстон был деревней, однако от прежнего пригорода почти ничего не осталось. Многие георгианские дома лишились своих палисадников – за их счет расширили улицу. На первых этажах зданий почти везде расположились магазины и пабы.

Едва они свернули за ближайший угол, оставив позади оживленную улицу, как над дверью двухэтажного здания из песчаника увидели синий фонарь с белой надписью: «Полицейский участок».

В участке был такой же деревянный барьер, отделявший письменные столы полицейских от посетителей, как и в Кенсингтоне. Когда Виктория и Хопкинс подошли ближе, полный полисмен поднял взгляд от печатной машинки. Рот его искривился в удивленной гримасе.