– Да, когда он надел перчатки, плащ немного соскользнул, и я увидела его манжеты. В свете задних фар кареты, которая как раз отъезжала, они блестели, как шелковые. Должно быть, тип был богатым. Я тогда еще пожалела, что не получилось с ним.

«Ну вот и решился вопрос с освещением», – подумала Виктория. Что ж, они с Хопкинсом и так предполагали, что убийца сэра Френсиса, мисс Уилкокс и Молли, вполне вероятно, был человеком богатым и влиятельным, которому было что терять.

– А потом я увидела пуговицу в манжете, – продолжала Бренда.

– Запонку? – взволнованно переспросила Виктория.

– Да, точно, – кивнула женщина. – Я обратила на нее внимание, потому что она показалась мне такой странной. Очень большая, овальная, с золотым ободком, как корзинка…

Виктории потребовалось мгновение, прежде чем она поняла, что хочет сказать Бренда.

– Вы хотите сказать, что края были плетеные?

– Да, – снова кивнула Бренда. – А посредине был такой блестящий беленький камешек.

– Это мог быть перламутр?

– Вполне возможно. – Бренда сделала глоток пива.

Виктория вынула из сумочки небольшой блокнот и карандаш, который всегда носила с собой на тот случай, если захочет сделать заметки к фотографии, и принялась быстро зарисовывать запонку по описанию Бренды.

– Запонка могла выглядеть вот так? – наконец спросила она и показала рисунок Бренде.

– Почти. Мне кажется, золотая окантовка была немного шире.

Виктория изменяла рисунок, пока Бренда не кивнула, удовлетворенная результатом.

– Вы обе мне очень помогли, – поблагодарила она женщин. – Может быть, вы сумели рассмотреть и лицо мужчины?

– Не-е, – и женщины одновременно покачали головами.

– Он поднял воротник плаща, на голове у него была шляпа, низко надвинутая на лоб, – добавила Мэри.

Виктория отпила совсем немного пива, но все равно чувствовала некоторое опьянение. Кроме того, на улице начинало смеркаться, пора было возвращаться домой. Она как раз собиралась попрощаться, когда Кейтлин вдруг выругалась и вскочила. В паб ворвались четверо полицейских в форме. В руках они держали дубинки, которые готовы были пустить в ход.

– Это облава! Всем встать к стене! – заревел высоченный сержант.

«О нет», – в ужасе подумала Виктория. Если ее здесь поймают, даже подумать страшно, что сделают с ней бабушка и дедушка.

– Пойдем!

Кейтлин схватила девушку за руку и потащила к двери неподалеку от стола, в которую только что выбежал светловолосый молодой человек. В руках он держал грязную тряпку. Мэри и Бренда бросились вслед за ним. Виктория не сопротивлялась, позволяя Кейтлин тащить ее за собой вниз по лестнице, а затем через темную комнату, где было сыро и пахло плесенью и углем. Она ударилась бедром о шкаф, поскольку в комнате было темно и практически ничего не видно.

Внезапно на нее упал луч фонарика. Молодой человек взобрался на кучу угля и открыл люк, через который, по всей видимости, в подвал высыпали уголь, а затем исчез в отверстии.

Теперь на кучу взобрались Бренда и Мэри. Мэри вскрикнула, когда куча поехала под ее ногами, но сумела ухватиться за край отверстия и выбраться на улицу. Виктория увидела, как они с Брендой убежали. Из-за легкого опьянения она видела все словно сквозь пелену. На уголь стала взбираться Кейтлин. Она как раз протиснулась сквозь отверстие, когда Виктория услышала голос у себя за спиной.

– Стоять!

– Скорее! – крикнула Кейтлин.

Виктория стала взбираться на горку, но когда добралась уже почти до самого верха, поскользнулась. Кейтлин протянула ей руку, и Виктория сумела ухватиться за нее. Другой рукой она взялась за край люка и уже почти выбралась на улицу, когда сильные руки обхватили ее за талию и потащили вниз. Рука ее выскользнула из руки Кейтлин, девушку развернули, и она увидела шлем полицейского.

– Отпустите меня!

Девушка в отчаянии пыталась вырваться из его хватки, но полицейский оказался гораздо сильнее нее.

– Эй, спокойнее, дамочка, – проворчал он, протащил ее через весь подвал и втащил обратно в паб. При виде инспектора Эрмитейджа душа у Виктории ушла в пятки. – Вот эту я поймал, сэр, – сообщил ему полисмен, грубо толкнув Викторию на пол, но не отпустил. Краем глаза Виктория увидела, что это тот самый высоченный сержант. – Точно шлюха, да еще и дикая.

– Что ж, думаю, она успокоится. – Эрмитейдж собирался уже было заняться трактирщиком и другими посетителями, которые стояли вдоль стены под присмотром трех полисменов – и вдруг замер. Недоверчиво вглядевшись в лицо Виктории, он вынул из кармана платок и вытер ей лицо. Ей пришлось сдержаться, чтобы не плюнуть ему в лицо. – Неужели же это мисс Бредон? – пробормотал он; его красное лицо перекосилось в самодовольной ухмылке. – Вам придется объясниться перед комиссаром и своими родственниками, дамочка.


Виктория поставила ноги на деревянную лавку, поскольку спина начинала ныть. На светло-желтых грязных стенах камеры были выцарапаны проклятия, бранные слова и рисунки. Недавно она слышала, как Биг-Бен пробил восемь раз. Она сидела здесь вот уже добрых три часа. По всей видимости, Эрмитейдж решил помариновать ее, чтобы запугать. В коридоре раздалась злобная ругань одного из арестованных, затем звякнули ключи. Дверь захлопнулась, ругательства стихли.

Прежде чем Эрмитейдж отвел ее в карету и велел констеблю везти в Скотленд-Ярд, Виктория услышала из разговора двух полицейских, что облава связана с убийством сэра Френсиса. Трактирщика, Джорджа, подозревали в укрывательстве. «Скотленд-Ярд наверняка устроил облаву лишь с той целью, чтобы убедить общественность в том, что Молли убил грабитель», – сердито думала Виктория. Ах, и почему она не ушла из «Блуминг Роузбуш» на пять минут раньше?

Виктория еще раз обдумала возможные варианты. Она предполагала, что Джереми Райдер сообщил комиссару о том, что они с Хопкинсом проводят расследование, но наверняка она сказать не могла. Вероятность того, что Кейтлин, Бренде и Мэри удалось сбежать, была достаточно высока. Если бы Кейтлин взяли, она наверняка бы ее не выдала. Но Мэри и Бренда точно сказали бы Эрмитейджу, зачем она встречалась с ними.

«Да, нужно блефовать и придумать, почему я была в пабе, – решила Виктория. – Если комиссар знает, что мы с Хопкинсом ищем убийцу, хуже от моей лжи уже не будет. Все лучше, чем случайно рассказать ему правду». Не говоря уже о том, что ее бабушка и дедушка будут вне себя от ярости, если узнают, что они с Хопкинсом расследуют убийство.

Подавленная, Виктория дожидалась, когда же ее поведут к комиссару. Прошел еще час, и она постепенно начинала задумываться, не решили ли сэр Артур и инспектор Эрмитейдж оставить ее в камере на всю ночь, когда снаружи послышался звук отодвигаемого дверного засова, а в замке повернулся ключ. В камеру вошел молодой круглолицый и краснощекий констебль.

– Комиссар хочет видеть вас, мисс, – важно произнес он.


Лестничную площадку перед кабинетом комиссара освещала газовая лампа. Констебль постучал в толстую деревянную дверь, а Виктория тем временем успела увидеть свое отражение в оконном стекле. На лбу у нее красовалось черное пятно, и, несмотря на попытки почиститься в камере, одежда ее тоже была грязная.

Сэр Артур крикнул:

– Входите!

Констебль распахнул дверь, пропустил Викторию вперед и провозгласил:

– Мисс Бредон, сэр.

Сидевший за массивным письменным столом комиссар велел констеблю удалиться, а Виктории – подойти ближе. Идя через комнату, девушка обратила внимание на картину, изображавшую атаку кавалерии – судя по всему, эпизод Крымской войны, – и портрет короля на стене над письменным столом. Напротив комиссара в кожаном кресле сидела ее бабушка Гермиона.

«Что ж, здесь хотя бы нет моего деда», – подумала Виктория. Впрочем, утешение это было слабое, поскольку мрачное лицо бабушки ничего хорошего не предвещало. Она была в серой шубе, из-под которой виднелось платье цвета мальвы с корсетом из бархата и кружев и юбкой из мягкого гладкого шелка. Маленькая шляпка с серой меховой окантовкой была изысканно простой. Увидев как всегда идеально одетую бабушку, Виктория показалась себе настоящей оборванкой.

– Как ты выглядишь! – набросилась та на Викторию. – Не вздумай садиться, все запачкаешь. Как ты могла пойти в заведение в Ист-Энде, еще и пользующееся дурной репутацией? Даже подумать страшно, что было бы, прознай об этом пресса! Твой дедушка не стал бы еще раз пользоваться своим влиянием, чтобы предотвратить появление соответствующей статьи.

Комиссар молча выслушал ее эскападу, а затем грубо поинтересовался у девушки:

– Да, мисс Бредон, что вы делали в Ист-Энде? Я жду объяснений.

«Сэр Артур притворяется передо мной или действительно не знает, почему я пошла туда? Не важно, буду продолжать лгать», – и она посмотрела комиссару в глаза.

– Я планирую сделать серию фотографий проституток, – заявила она. – Поэтому я встретилась с тремя, скажем так, неприличными дамами, чтобы провести предварительные переговоры.

Леди Гермиона вздрогнула.

– Ушам своим не верю, – простонала она. – Ты говорила с… нет, я не собираюсь произносить это слово… этими дамами? Ты что, собиралась их фотографировать, еще и голышом? В их заведениях?

– Не то чтобы я считал подобные разговоры подобающими для девушки из хорошей семьи… – Лицо констебля стало непроницаемым. – Но почему же тогда вы бросились бежать от моих ребят и отчаянно сопротивлялись поимке?

– Я знала, что мои дедушка и бабушка будут не в восторге от этой встречи, – отозвалась Виктория. Это даже в некотором роде было правдой… – Поэтому я запаниковала, – и она подчеркнуто беспомощно пожала плечами.

Взгляд комиссара был таким же непроницаемым. Некоторое время он теребил вечное перо, словно думая, что сказать, а затем произнес:

– Сегодня вам удалось избежать наказания, мисс Бредон, я отпущу вас, но это будет в последний раз. Не смейте больше попадаться полиции. – Угроза в его голосе была совершенно неприкрытой.

«Он знает, что мы с Хопкинсом ищем убийцу, – поняла Виктория. – Джереми Райдер предал меня». Однако разочарование и гнев тут же отступили. Бабушка Гермиона поднялась с кресла.

– На этот счет можете не беспокоиться, комиссар, – заявила она, обращаясь к сэру Артуру. – Терпению дедушки Виктории пришел конец. Он принял решение оспорить право на опекунство над внучкой у мистера Монтгомери, – затем она обернулась к Виктории. Ее голубые глаза сверкали. – С учетом твоих последних эскапад, из которых появление в Гайд-парке в брюках можно считать самой невинной, шансы на успех у него весьма велики, милая моя.

Виктория открыла рот, хотела поспорить, закричать на бабушку, спросить, что же тогда она сама делала несколько дней назад в наемном экипаже неподалеку от борделя, но взяла себя в руки. Она не хотела унижать бабушку в присутствии комиссара, а на ее вопрос та все равно не ответила бы.

– Мой отец хотел, чтобы моим опекуном был мистер Монтгомери. Полагаю, судьи должны это учесть.

Виктория от всей души надеялась, что мистер Монтгомери уже вернулся из отпуска на яхте.


Хопкинс вбежал на кухню в пальто – явный признак того, что ситуация серьезная.

– Вы застали мистера Монтгомери? Что он говорит насчет того, что мой дедушка хочет попытаться отвоевать у него опекунство надо мной?

Виктория держала в руках чашку с горячим молоком, приготовленную для нее миссис Доджсон, после того как во второй раз за последние несколько дней она приняла горячую ванну. На этот раз для того, чтобы избавиться от угольной пыли.

– К счастью, мистер Монтгомери недавно вернулся и я смог с ним встретиться, – Хопкинс сел напротив девушки за кухонный стол. – Конечно же, он будет резко протестовать против попыток вашего дедушки и использует все возможные средства. До тех пор, пока суд не примет решение, ваш дедушка не сможет заставить вас жить в его доме.

– Хвала небесам! – У Виктории камень с души упал, а миссис Доджсон от радости хлопнула в ладоши.

– Мистер Монтгомери полагает, что суд примет решение не ранее чем через четыре – шесть месяцев. До тех пор они должны будут тщательно проверить доводы вашего дедушки, а также ваши контраргументы и аргументы мистера Монтгомери.

– И каковы наши шансы на успех, по мнению мистера Монтгомери?

Хопкинс покачал головой.

– Ваш опекун опасается, что многое будет зависеть от судьи, который будет выносить приговор.

– Мой дедушка наверняка попытается воспользоваться своим влиянием, – с горечью в голосе произнесла Виктория.

Сняв пальто, Хопкинс повесил его на спинку стула. Такое поведение тоже было для него очень необычно.

От керосиновой лампы исходил мягкий свет. В кухонной печи горел огонь. На буфете стояло серебро, чисткой которого Хопкинс снова занимался в течение дня. Миссис Доджсон, как и Хопкинс, волновалась, что Виктория не пришла домой, не оставив записки, и поэтому осталась на ночь. Теперь она принялась за свое вязание. Виктория считала, что у нее получается довольно уродливая наволочка в лиловых и золотых тонах, однако была благодарна за то, что они оба были с ней рядом. Нет, она ни в коем случае не хотела отказываться от жизни с этими людьми.