Паулина Петерс - Рубиновая комната

– Мне очень хочется заверить вас, что загадка в любом случае прояснится, но я не могу сделать этого. – Джереми остановился на тротуаре и коснулся ее руки, не обращая внимания на пешеходов, которым приходилось их обходить. – Однако я очень надеюсь, что вы узнаете правду, и сделаю все, чтобы вам в этом помочь. Вот, а теперь идемте, пока нас не сдуло ветром. – Он чихнул и отряхнул свою бело-зеленую шляпу в крапинку, а в волосах его запутались лепестки цветов.

– Извините, но вы так смешно выглядите, – рассмеялась Виктория.

– Не похоже на комплимент. – Джереми скривился.

Не задумываясь, Виктория взяла его под руку, и ей показалось, что это хорошо и правильно.

Галерея, где была выставлена картина матери Виктории, находилась совсем рядом с Королевской академией искусств. Залы в ней были большими и светлыми, высокие лепные потолки окрашены в разные цвета и покрыты позолотой. Выставка называлась «Пейзажи и сады». Сотрудник в черном костюме объяснил им, где найти картину Амелии Бредон. Идя по залам мимо элегантно одетых посетителей, пристально изучавших произведения искусства или просто прогуливавшихся и болтавших друг с другом, Виктория вдруг разволновалась. Ей было немного страшно увидеть картину матери, и девушка радовалась, что рядом с ней Джереми.

Картина висела в одном из дальних залов, и, к огромному облегчению Виктории, кроме них с Джереми, там никого не было. Девушка подошла вплотную к картине. Она была не слишком большой, да и сюжет довольно заурядным – солнечный пейзаж с полями, лугами и дорогой, ведущей вдоль изгороди и деревьев. В реке вдали отражались облака. Игра света и тени, да и краски были настолько интенсивными, что у Виктории перехватило дух. Ей показалось, что она видит свою мать, стоящую на обочине дороги, в тени у мольберта, и касающуюся холста кистью.

«Должно быть, рисуя эту картину, она была счастлива», – осознала девушка. Долгое время она просто стояла, полностью погрузившись в созерцание пейзажа, и, возможно, как ее мать, рисуя картину, она видела зерновую пыль, витавшую над полем, замечала влажную землю под изгородью. Наконец она обернулась к Джереми, старавшемуся не мешать.

– Я буду часто приходить сюда, – негромко сказала она. – Но сейчас мне хотелось бы уйти, – и молодые люди молча вышли из галереи.

Виктория была настолько поглощена картиной матери, что практически не замечала других картин. Внимание она обратила только на одну, висевшую совсем рядом с выходом. На ней был изображен сад с подстриженными живыми изгородями, невольно напомнивший ей парк в поместье сэра Френсиса.

На улице по-прежнему был сильный ветер, раздувавший полы пальто Виктории.

– С вами все в порядке? – Джереми встревоженно смотрел на девушку.

– Да, большое спасибо, что сказали мне о том, что здесь выставлена картина моей матери, – улыбнулась ему Виктория. – Мне кажется, теперь я понимаю Джеральдину Адэр. Она была любовницей моего отца и сказала мне, что, возможно, ему было невыносимо видеть рядом картины моей матери, потому что в них еще сильнее чувствовалась ее личность, чем в фотографиях, – и девушка неосознанно снова взяла Джереми под руку.

– После того как я увидел картину, думаю, что это рассуждение вполне здравое, – кивнул Джереми. – Должно быть, ваша мать была очень похожа на вас.

– Что вы имеете в виду? – озадаченно спросила Виктория.

Тот пожал плечами.

– Женщина, нарисовавшая эту картину, должно быть, была очень живым и чутким человеком. Сильной, решительной, но вместе с тем ранимой…

– О… – пробормотала Виктория. И, чтобы скрыть свое смущение, добавила: – Вы тоже обратили внимание на картину, висевшую у выхода? Мне невольно вспомнился парк сэра Френсиса. Эти подстриженные изгороди, запутанные дорожки и странный тис, в кроне которого устроена беседка, на мой взгляд, соответствовали его скрытному и лживому характеру.

Джереми удивленно посмотрел на нее, и Виктория хотела спросить, что же пришло ему в голову, однако рядом с ними вдруг, посигналив, остановился автомобиль. Открылась боковая дверь, и оттуда вышла Констанс.

– Виктория, какой сюрприз! – сказала она. – Я недавно была у тебя дома, но застала лишь Хопкинса…

– Я знаю, он говорил мне. Я хотела позже приехать к тебе в Хемпстед и переночевать у тебя. – Виктория обняла подругу.

– Очень удачно, что Луис как раз поехал в Айви-манор обсудить с архитектором перепланировку, – рассмеялась Констанс. – Из намеков Хопкинса я сделала вывод, что тебе очень многое нужно мне рассказать. Мистер Райдер, – обернулась она к Джереми, – вы ведь наверняка не будете против, если я немедленно украду у вас Викторию? Она поможет мне выбрать подарок для Луиса.

– Конечно же нет! – Джереми поклонился, а затем шепнул Виктории: – Я сообщу, как только появятся какие-нибудь новости.

Он дождался, когда обе женщины сядут в «даймлер», и захлопнул за ними дверцы. Когда автомобиль отъехал, Виктория еще раз обернулась к Джереми. Ей показалось, что выражение лица у него такое же задумчивое. Внезапно ей захотелось подбежать к нему, обнять и спросить, что пришло ему в голову.

«Хоть мне и не хочется это осознавать, он для меня не просто друг», – наконец призналась себе Виктория.

Вскоре «даймлер» остановился перед ювелирным магазином на Бонд-стрит.

– Мне хочется подарить что-нибудь Луису в знак благодарности за то, что он вскоре начнет перестройку Айви-манора, – заявила Констанс, когда они с Викторией вышли из автомобиля и направились ко входной двери между двумя большими витринами. – В отношении подарков он, к сожалению, жуткий консерватор. Поэтому, я думаю, он очень обрадуется паре запонок, – и молодая женщина, веселясь, закатила глаза. – А потом, когда я закончу с покупками, ты обязательно должна будешь мне все рассказать. То, что с момента последней встречи тебя обвинили в участии в покушении на короля и ты успела побывать в темнице, превосходит мои самые смелые ожидания. И то, что вы так сблизились с мистером Райдером, для меня тоже новость.

Виктория пробормотала что-то невнятное, а тем временем портье в ливрее, стоявший под развевавшимся на ветру знаменем, открыл перед ними дверь.

Внутри магазина все было очень элегантно и современно. На блестящем полу, выложенном черными и белыми мраморными плитами, стояли круглые красные кресла. В больших стеклянных витринах лежало немного украшений, однако все они были изысканными. Вежливый пожилой сотрудник проводил Викторию и Констанс, которая, по всей видимости, была здесь частым клиентом, в боковую комнату, обставленную в той же манере, что и магазин. Пока подруга рассматривала дорогие запонки, Виктория невольно вспоминала броскую пару, которую, скорее всего, носил убийца Молли, и что справки, которые Джереми наводил у городских ювелиров, ничего не дали.

Наконец Констанс выбрала очень простые и вместе с тем элегантные запонки, которые понравились и Виктории, – до блеска отполированные серебряные круги на полумесяцах из кованого золота.

Продавец заверил Констанс, что она сделала превосходный выбор, и поспешно удалился упаковывать запонки в подарочную коробочку. Констанс откинулась на спинку красного кожаного кресла и мгновение пристально разглядывала Викторию.

– Ну что, милая моя, какие у вас отношения с мистером Райдером? – спросила она, помолчав.

– Я… мне кажется, я влюбилась в него, – вздохнула Виктория. – Но я еще не оправилась от предательства Рэндольфа. Кроме того, я не знаю, испытывает ли Джереми что-то по отношению ко мне.

– Виктория, – Констанс покачала головой, – если ты еще сомневаешься в этом, то ты совершенно слепа.

В «Фокс энд Хант» было уже довольно многолюдно, когда Джереми пришел туда. Из своих коллег из отдела светской хроники он узнал только одного. Арчибальд Ваф, только что допивший бокал пива, сидел у стойки. Ему было около шестидесяти лет; волнистые седые волосы, круглые щеки и маленькие губы с опущенными вниз уголками придавали ему сходство с грустным постаревшим херувимом. Однако Арчибальд работал в сфере журналистики уже давно и всегда был в курсе всех сплетен и новостей.

Джереми уселся рядом с ним на свободное место.

– Один лагер для меня и один для Арчибальда, – сказал он трактирщику.

– Спасибо, Джереми. – Арчибальд пристально посмотрел на него. – Я слыхал, в последнее время тебя часто видели с Викторией Бредон, внучкой герцога Сент-Олдвинского. Хорошенькая, хотя довольно своенравная. Правда ли, что ее дед пытается добиться права опеки над ней?

Что ж, Арчибальд действительно в курсе всего. Джереми решил, что коллега решит поделиться информацией лишь в обмен на другую информацию. И, скорее всего, Виктория не обидится, если он подтвердит слухи.

– Да, это правда, – признался он. – Мисс Бредон не слишком близка со своей семьей.

Трактирщик придвинул к ним по стойке два пива, и Джереми поднял бокал.

– Послушай, я тут недавно узнал, что в одной из важных аристократических семей высшего класса есть кукушонок, – осторожно начал он. – Точно ничего не знаю, только вот слышал, что ребенку, о котором идет речь, должно быть лет двадцать – двадцать пять. Тебе ничего не известно об этом?

Арчибальд вытер пену с губ.

– Ну, я тебе с ходу могу назвать несколько лордов и леди, официальные отцы которых отцами не являются. Особенно в так называемом Кенсингтонском кругу, собиравшемся вокруг тогдашнего принца Уэльского, – там менялись все. Об этом все знают. – Дверь паба открылась, сильный порыв ветра взметнул полы пальто и фалды пиджаков, висевших в гардеробе, на полках зазвенели бокалы. По стеклам хлестал дождь. – Господи, ну и погода! – скривился Арчибальд.

– Нет, это должна быть очень щекотливая ситуация. – Джереми наклонился к коллеге и доверительно понизил голос: – Не плод интриги, а чужой ребенок, которого выдают за отпрыска уважаемого семейства.

– Который из другого социального слоя?

– Да, вероятно, из низшего…

– Вот это был бы скандал… – Арчибальд сложил губы в трубочку и присвистнул. – Я подумаю, может быть, что-то придет в голову.

– Спасибо… – Джереми отпил еще немного пива.

– Говорят, леди Изабель, кузина Виктории Бредон, та еще штучка, – подмигнул ему Арчибальд.

– Правда? Ничего не могу сказать на этот счет. Я лишь раз встречался с ней на уикенд-вечеринке.

– Да, мне кажется, хорошо, что скоро она пойдет под венец, пока не случилось беды, – усмехнулся Арчибальд и отхлебнул пива. – А с герцогом Монтегю ей крупно повезло…

«Виктория, – меланхолично подумал Джереми, – наверное, считает так же». Неудивительно, что она влюбилась в Рэндольфа. Нет, куда ему тягаться с привлекательным, обаятельным и богатым герцогом!

Вскоре Арчибальд Ваф попрощался. За столиком в глубине зала Джереми обнаружил еще нескольких коллег из отдела светской хроники, но они тоже ничем не смогли ему помочь. Дождь на миг прекратился, но мостовая влажно поблескивала в свете газовых фонарей. Ветер трепал их, швырнул к ногам Джереми сломанную ветку…

Джереми остановился. Ему вдруг снова вспомнились слова, сказанные Викторией о парке сэра Френсиса. При этом в голове промелькнуло воспоминание, которое никак не удавалось ухватить. Оно было связано с тисом, ветви которого были вырезаны таким образом, что образовывали нечто вроде беседки. Он задумчиво посмотрел на ветку, подхваченную ветром. Во время своего визита в тот парк молодому человеку тоже показалось странным, что сэр Френсис часто бывал здесь, поскольку как садовода Сандерленда не охарактеризовал бы никто.

Когда ветка ударилась о почтовый ящик, раздался звонкий звук, и с глаз Джереми вдруг словно упала пелена. Его шаги по деревянному полу под тисом издавали похожий звук: как будто под полом была еще одна комната. Может быть, именно там сэр Френсис хранил свои записи? В конце концов, их так и не нашли, хотя его дом на Сент-Джеймс-сквер и кабинет в Уайтхолле перерыли сверху донизу.

«Луис сейчас в Айви-маноре, – размышлял Джереми, – я мог бы поехать в Котсуолд, переночевать у него, а утром посмотреть тот тис. К обеду я должен вернуться обратно в Лондон».

Подняв воротник пиджака, чтобы защититься от ветра, он направился в сторону Стрэнда, где был гараж, в котором давали напрокат автомобили.

Хопкинс все же сильно пожалел о своем решении ехать в Корнуэлл третьим классом. Из-за бури на рельсы упало дерево, отчего прибытие задержалось на два часа. Усталый дворецкий прибыл на вокзал Солком около десяти часов утра. Дебретт ничем ему особенно не помог.

– Мистер Хопкинс? – обратился к нему мужчина в форме кучера.

– Это я.

– Перкинс из Бликлинг-холла. Меня послала миссис Коллинз и поручила ждать вас.

Настроение у Хопкинса сразу улучшилось, стоило ему услышать фамилию экономки. В карете он немного задремал и успел отдохнуть, когда они подъехали к особняку. Когда карета остановилась на хозяйственном дворе, из дома вышла миссис Коллинз, чтобы приветствовать гостя.