Элизабет Лоуэлл - Рубиновое кольцо

– Завидую каждому, у кого есть время заниматься ими. – Она с удовольствием слушала тихое сопение собаки, которая обнюхивала ее руку. Когда Бумер начал облизывать ее, она засмеялась и обняла пса.

– Я не советовал бы вам вставать, мэм, – сказал Уокер, почувствовав у себя за спиной движение.

Тига не обратила внимания на его слова. Она сидела и смотрела на Фейт.

– Руби.

Мел вытаращила глаза и посмотрела на Джеффа, который пытался отвлечь свою тетю, опасаясь, что она произнесет один из своих полурифмованных монологов.

– Тетя Тига, это Фейт Донован, – сказал он, – Здесь нет никого по имени Руби.

Тига бросила на племянника печальный взгляд.

– Здесь нет слепых, которые бы могли не увидеть ее.

– Первая Руби умерла больше двухсот лет назад, – терпеливо сказал Джефф. – Это было не настоящее имя. Так называл ее отец.

Тига дрожала.

– Она ненавидела его. Это была другая Руби. Она ушла так давно, так далеко. Прощай, я никогда не знала тебя. Я ребенок, ты видишь. – С улыбкой, от которой разрывались сердце и душа, Тига повернулась к Фейт:

– Я рада, что ты пришла ко мне, Руби. Я так рассердилась на маму, когда она забрала тебя. Я искала тебя так долго… Пока, до свидания, привет… – бормотала она. – Теперь я буду знать, а ты никогда не узнаешь…

Смех ее был нежным и мелодичным, отчего у Фейт на глаза навернулись слезы. Тига была трогательна, и от этого было жутковато. В ее глазах цвета серых сумерек таились какая-то невыразимая грусть и невысказанный ужас.

Фейт хотелось верить, что это просто безумие.

– Тига, – сказал Дэвис, который стоял у двери в библиотеку. – Ты снова поглупела?

Тига подскочила так, будто ее ударили.

– Папа?

Боль мелькнула на морщинистом лице Дэвиса.

– Папа умер, Тига. Я его сын. Твой брат.

– О, – вздохнула она, моргая, как будто ее ослепили. Затем снова повернулась к Фейт:

– Мы знакомы?

– Я Фейт Донован.

– Я – Антигуа. Раньше люди называли меня мисс Монтегю, но теперь – только Тига. Я могу называть тебя Фейт?

– Пожалуйста, называйте.

Тига кивнула и проворно встала.

– Обед в восемь, – объявила она и вышла из комнаты так, будто никого в ней не было.

Когда Дэвис услышал стук кастрюль в задней части дома, он с облегчением вздохнул.

– Добро пожаловать в Руби-Байю, мисс Донован и мистер Уокер. Пожалуйста, извините мою сестру. Она не совсем… в себе.

Дэвис был копией Джеффа, только с одутловатым лицом и затравленным взглядом. Глаза у него были такие же туманно-серые, как и у сына, но белки все изрезаны красными кровеносными сосудами. Его белые волосы еще только начинали редеть на темени.

– Никаких проблем, – ответила Фейт, заставляя себя улыбаться, несмотря на чувства, которые все еще кипели в ней. – В семье Донован тоже не всегда спокойно.

– Не всегда спокойно, – улыбнулся Дэвис, как человек, который не привык это делать. – Хорошо сказано. Я покажу вам ваши комнаты. Потом вы отдохнете с дороги, и милости просим к столу. Тига может быть… гм… странноватый человек, но зато в этих местах нет более прекрасного повара, чем она. Кстати, мы больше не одеваемся к обеду.

На мгновение Фейт представила, как Монтегю голыми садятся за стол. По усмешке Уокера она поняла, что он догадался о ее мыслях. Фейт старалась не смотреть на него, чтобы не покраснеть или не засмеяться. Фейт не подняла на него глаз и тогда, когда ей сказали, что они будут жить в смежных комнатах, потому что наверняка залилась бы краской.

Прикусив губу, Фейт стала осматривать свои апартаменты. Они предназначались для гостей. С двух сторон располагались спальни, разделенные гостиной. Ванная примыкала к одной из спален, ее построили лет сорок назад, как сообщил хозяин. Это произошло, когда миссис Монтегю была еще жива.

– Боюсь, вам придется пользоваться одной ванной, – извиняющимся голосом сказал Дэвис.

– Все замечательно, – возразила Фейт. – Очень любезно с вашей стороны оказать нам такое внимание.

Дэвис на секунду закрыл глаза. Мысленно он прокрутил в голове все, что ожидало его, потом открыл глаза и посмотрел на Фейт. Возможно, в ней его собственное спасение.

Виски, если его выпить достаточно, может помочь не думать о том, что не выходило из головы.

– Нам это доставляет удовольствие, уверяю вас, – тихо проговорил он. – Перед трапезой мы обычно выпиваем что-нибудь в библиотеке. Будем рады, если вы присоединитесь к нам.

– Спасибо, – сказал Уокер. – Мы спустимся вниз, как только приведем себя в порядок.

– Я принесу вещи, – сказала Фейт, после того как Дэвис исчез. Уокер уже выходил из холла, направляясь вниз.

– Я сам все принесу.

– Но…

– Если не хочешь иметь компанию в ванной, – протянул он, – поторопись. Я не собираюсь опаздывать на обед, который приготовила Антигуа Монтегю.

Когда коктейль был закончен, Фейт поняла происхождение румянца на щеках хозяина. Несмотря на выразительные взгляды Джеффа, Дэвис пил очень быстро и много. Мел казалась напряженной, хотя улыбка не сходила с ее лица. Уокер вел себя спокойно, будто вид пьющего мужчины ничем не смущал его. Но Фейт помнила о трагедии Уокера и представляла, что у него было на душе.

Ровно в восемь Тига подняла старинный хрустальный звонок и позвонила. Приятные звуки заполнили холл, ведущий в столовую.

Бумер, свернувшись, спал перед камином, в котором горел огонь. Услышав звонок, собака вскочила и вылетела из библиотеки. Она заняла место в конце стола, рядом со стулом Дэвиса с высокой спинкой.

Если бы не пыль на старинной люстре, то столовая казалась бы много чище гостиной. Время превратило изящную кружевную скатерть из белой в золотую. Огромный стол красного дерева, буфет с фарфором и восемнадцать стульев сохранили свою полировку, а тканая обивка сидений была относительно новой.

Несмотря на отсутствие блеска, украшенные орнаментом серебряные канделябры прибавляли теплоты бледному свету свечей. Они напоминали живой атлас, пылающий изнутри. Фарфор был почти такой же старый, как дом. Золотая окантовка на каждой тарелке потускнела.

Независимо от того, каково материальное положение нынешнего поколения Монтегю, в прошлом в этой семье были настоящие деньги.

Уокер взглянул на Фейт, когда она задумчиво водила пальцем по золотому ободку хрустального бокала и улыбалась. Ей не надо было слышать имя Черного Джека Монтегю, чтобы узнать, о чем сейчас думал Уокер. Старые деньки были очень даже недурны для некоторых Монтегю.

На темных пафосных портретах в позолоченных рамах были изображены те, кто извлек немалую выгоду из наследства пиратов. Каждый член семейства Монтегю, начиная с Черного Джека, был олицетворением своей эпохи. А одежда каждой из дам была украшена рубинами, которые впору носить королеве.

– Ни одно из них не повторяется, – сказал Уокер.

– Ты о чем? – рассеянно спросила Фейт.

– Рубины, которые на них. Они не переходили из поколения в поколение: везде новые гарнитуры.

– У тебя глаз-алмаз, – заметил Джефф. – По традиции, после того как портрет написан, драгоценности клали в благословенный ларец, чтобы гарантировать богатство данного поколения и следующего. Драгоценности, которые в сундуке, можно носить, но нельзя продавать, иначе жди беды. По крайней мере так гласит семейное предание.

Уокер тихо присвистнул и посмотрел на портреты с новым интересом.

– Такой ларец, должно быть, интересно открыть.

– Как же, – голос Джеффа был горьким. – Он исчез во времена моих бабушки и дедушки. – Джефф поднял глаза, когда Тига протянула ему тарелку с приправленным специями крабом. – Спасибо, тетя.

Тига кивнула и села на свое место. Хотя за большим столом сидели всего лишь шесть человек, она устроилась у дальнего конца стола, напротив своего брата.

– Я слышал про это, когда был мальчишкой, – сказал Уокер. – Печальный случай.

Джефф слегка улыбнулся.

– То-то я замечаю южные интонации в голосе.

– Я родился и в общем-то вырос здесь, – согласился Уокер. Он откусил кусочек острого краба. – Боже, Боже, – пробормотал он. – Мисс Монтегю, это чудо, что никакой мужчина не украл вас за ваше кулинарное мастерство.

Улыбка Тиги была непосредственной и радостной, как у ребенка.

– Вы очень любезны, сэр.

– Многие люди очень оживились бы, если бы это услышали, – сказал он и подмигнул ей. – Бьюсь об заклад, что есть ангелы, которые слетают с небес только ради того, чтобы попробовать то, что вы готовите.

Тига захихикала, как смущенная девочка.

Фейт улыбнулась, глядя на поданного краба, который был много меньше обычного моллюска на северо-западном побережье Тихого океана. Его панцирь был размером с ее ладонь. Мысленно Фейт спрашивала себя, является ли краб основным блюдом или закуской. Она откусила кусочек мяса и зажмурилась от восторга.

– Нежный вкус моря, – пробормотала она. Уокер проглотил слюну и попытался вызвать у себя чистые помыслы.

– Это превосходно. – Фейт открыла глаза и посмотрела на Мел, которая сидела напротив. Ее взгляд был полон симпатии. – Неудивительно, что ты боишься поправиться.

Мел вздохнула и отрезала кусочек жирного краба.

– Я говорю себе, что несколько кусочков вреда не принесут. Кроме того, я знаю, что будет на десерт.

– Не говори мне. Дай помечтать.

– Ты можешь мечтать о чем угодно, но фирменный торт Тиги превзойдет все твои ожидания. Он называется «Шоколадный грех».

– Перестань! Я уже пускаю слюнки!

– Ты можешь себе это позволить, – ответила Мел. – Ты же не борешься за свою талию.

Джефф вдруг улыбнулся своей невесте.

– Когда она переехала сюда, то думала, что не расстанется с кухней западного побережья, пока не попробовала стряпню Тиги. Иногда я думаю, что Мел согласилась выйти за меня замуж из-за кулинарного искусства Тиги.

Мел медленно улыбнулась Джеффу.

– Но это не из-за Тиги я так располнела?

Уокер захихикал. Фейт пнула его под столом ногой. Он подмигнул ей.

Дэвис выпил залпом первый бокал вина. Когда он снова взялся за графин, Джефф выдернул его из рук отца. Он разлил вино во все бокалы, кроме отцовского, и поставил графин рядом с собой, чтобы отец не дотянулся до него. Бумер понюхал графин, чихнул и отошел. Дэвис прищурил глаза и посмотрел на сына, после чего Уокер сделал вывод, что Джеффу предстоит расплата за свой фокус.

– Да, мой дорогой папа потерял благословенный ларец, – сказал Дэвис так, будто его кто-то спросил об этом, – Старый сукин сын потерял все, кроме ширинки на штанах.

– Ешь быстрее, – предупредил Уокер Фейт. – Надвигается буря.

– Я не думаю, что нашим гостям хочется слушать о дедушке Монтегю, – сказал Джефф.

– Мне было почти десять, – говорил Дэвис, многоэначительно глядя на полный бокал Джеффа. В обмен на бокал вина он готов был отказаться от изложения истории семейства.

Джефф не обращал внимания на отца.

– Мой папа не был похож на меня или Джеффа, – продолжал Дэвис. – Он был самый настоящий бабник и потаскун.

– Папа…

– Ш-ш… Невежливо перебивать старших. – Хотя слова были произнесены не вполне членораздельно, их все поняли.

Уокер повидал пьяниц и сейчас пристально взглянул на Дэвиса Монтегю. Старик был сердит, но не сильно. Дэвису недоставало сердечности по-настоящему сильного человека.

Уокер взял еще одного краба и еще одного положил Фейт.

– Мел? – обратился он к молодой женщине.

– Нет, спасибо. Я подожду…

– Папа любил молоденьких, – громко произнес Дэвис, перебивая Мел. – Только-только расцветающих. Как он имел обыкновение говорить, когда их соски были совсем крохотные.

Тига выскочила из комнаты.

– Это цыплячий возраст, – продолжал Дэвис. – Маме было лет тринадцать, когда он на ней женился, – продолжал Дэвис. – Не могу с уверенностью сказать, что у нее уже были месячные.

Фейт отрезала еще кусочек краба. Пальцы левой руки плотно сжимали салфетку, пахнущую лавандой, которая лежала на коленях. Под столом рука Уокера мягко накрыла ее. Это простое и теплое прикосновение ослабило напряженность. Пальцы Фейт сплелись с его пальцами, она глубоко вздохнула.

– Принимая его, чтобы забеременеть, она наконец понесла.

Джефф выглядел мрачным. Его отец продолжал говорить и играть пустым бокалом.

– Антигуа родилась раньше, чем маме исполнилось шестнадцать. Я появился на свет немного позже, через четыре года. Один ребенок, рожденный до меня, умер. А может, два. Я забыл. Из-за многочисленных родов и приятностей мама выглядела много старше двадцати лет, и папа начал задирать девичьи юбки.

– Передай, пожалуйста, соль, – попросил Джефф Уокера.

Уокер передал.

– Перец?

– Пожалуйста.

– Как прошла выставка, Фейт?

– Очень хорошо. Я…

– Он попался на дочери испольщика, – громко сказал Дэвис. – Ей было тринадцать и…