– Я не лекарство от рака изобретаю, чтобы работать на все человечество, а занимаюсь геологией! Геологией! На страну свою проработал всю жизнь, и отец мой на нее работал, и дед! Наверное, не для того, чтобы с голодухи продаться противникам. А они нам противники! Хоть мы сейчас и целуемся с ними взасос! А геология – это стратегическая наука!

И тут он был прав.

Для ученого такого уровня, как Степан Юрьевич, да еще и династической крепкой закваски, развал отечественной науки был глубоко личной трагедией, просто ужасной какой-то обидой: как же так? Ну как?!

Что, совсем не нужна наука стране? Совсем?

Ведь геология – это очень, как бы сказать, прикладная наука, нацеленная на будущее.

Любая геологическая разведка – это составление карт месторождений и ископаемых, на основе которых производится и планируется разработка месторождений через десять-двадцать, а то и тридцать лет.

Объемами разведданных, собранными и систематизированными в семидесятых-восьмидесятых годах, пользуются до сих пор, но комплекты геологических карт, составленных тогда, уже сильно устарели, а деваться некуда, и ими пользуются до сих пор.

А потому что больше пользоваться нечем! Нечем! Потому что в девяностых годах картрирование и геологоразведка были полностью прекращены! Полностью! Вообще осознать такую херню ни один нормальный человек не в силах – сносит крышу! Чтоб всем правителям нашим и деятелям кремлевским того времени – ну, понятно, – от души прилетело!

И все! В том смысле, что хрен вам – нет у вас никаких данных, и восстановить тот необходимый прирост геологической изученности территории и шельфа невозможно, поскольку случился полный провал в девяностых, и задела на нынешнее время нет, пустота!

Степан Юрьевич это прекрасно понимал, и сердце у него рвалось от такой тупой несправедливости и недальновидности, идиотизма и откровенного предательства. Ну еще и обида заела – ах, вам не нужны ученые, да и хрен бы с вами, грузчиком пойду работать, спекулянтом каким-нибудь!

Но до крайностей не дошло, слава богу.

Именно в тот, самый тяжелый, самый трагический, переломный и безысходный момент обратились к нему за консультацией… не поверите, смешно – «братки».

Да-да, совершенно конкретные братки, натуральная ОПГ, вернее, заместитель лидера одной из самых известных группировок. И проконсультировать надо было даже не его, а жену главаря этой банды на предмет дословно:

– Хочу «альпийскую горку» на участке сделать, вот и скажите мне, какие камешки лучше там положить, чтоб красиво и дорого смотрелось, чтобы не была дешевка какая-нибудь левая.

Степан Юрьевич в первый момент даже несколько растерялся от подобного вопроса. Но повезло – рядом находилась верная и мудрая жена, которая сразу же сообразила, о чем, собственно, идет речь и то, что им выпала уникальная возможность немного заработать.

Правда, не без большого риска – все-таки бандиты люди нервные. А что делать? В те годы без риска только кошки плодились, а все остальные граждане страны выживали под пулями и реформами, как могли.

Мало того, что Валентина Николаевна была женщиной умной, она, на минуточку, закончила биофак МГУ, кафедру высших растений, была биологом по профессии, ученым, и ходила с мужем не в одну экспедицию в качестве повара, параллельно занимаясь своей наукой, так что умела выживать и трудностей не боялась.

Она совершенно однозначно уверила дамочку, что они с мужем создадут им такую горку на участке, что все ее подруги помрут от зависти.

Последний аргумент, про померших подруг, интересовал барышню куда больше, чем наличие самой «альпийской горки».

Понятное дело, что в девяносто втором году мало кто в стране знал, что такое эта самая «горка» и как ее обустраивать, но пришла такая западная мода, и тут хочешь не хочешь, но заимей свою собственную «альпийскую горку», если ты человек состоятельный, а не нищеброд какой.

И Степан Юрьевич, наняв рабочих за не самые большие деньги, в сотрудничестве с Валентиной Николаевной устроил такую горку тому авторитету, что хозяйка пищала в прямом смысле и достаточно долго от восторга, да еще и подпрыгивала от чувств.

И им заплатили столько-о-о, что обалдело все семейство. Прямо немая сцена из дешевого боевика – пачки долларов на кухонном столе, и они втроем в шоке сидят и смотрят на эти деньги.

Тут надо упомянуть два важных момента: первый – понты в той среде, для которой расстарались природным ландшафтом Ярославцевы, были одним из идеологических фетишей. И второй – текучка кадров, некая ротация в бандитской среде была в те времена столь высока и стремительна, что заказчики менялись достаточно быстро.

Поэтому практически через неделю подруга еще одного авторитета заказала Ярославцевым на своем участке «такую же горку, но круче, чем у той лахудры». У этой дамочки бойфренд, то бишь ее мужчина, он же авторитет еще одной группировки, был на всю голову больной, к тому же и наркоман.

Страшно было работать. Авторитета то и дело, что называется, «клинило», и в любой момент он мог вытворить что угодно.

И если на первый объект родители брали работать с собой и Василия в помощь, то сюда сына не взяли – реально боялись за жизнь.

Обошлось. И даже с неожиданной прибылью – так авторитету понравилось то, что они сделали. Больше всего его впечатлила отдельная ротонда в розах, лично для него сделанная, из которой открывался замечательный вид на реку, и он отвалил им сверх оговоренной цены чуть ли не двойную оплату.

Вообще-то по лезвию ходили, каждый день неизвестно чем мог закончится. У братков жизнь, безусловно, яркая, но короткая и сильно нервная, психика расшатана и неустойчива – что-то не понравилось, возникли подозрения на пустом месте и… вариантов немного – от нежного «обматерили и по мордасам надавали» до радикального «убили с предварительными ласками».

Но Бог миловал – обошлось, повезло. На самом деле повезло.

А поскольку в те времена срастание бизнеса, криминала и власти было почти официальным, а зарождающиеся первые олигархи в своих понтах не уступали браткам, то в очень скором времени на Ярославцевых посыпались заказы один круче другого.

Вот с этого и начался их бизнес.

Валентина Николаевна год проучилась в Англии в школе ландшафтного дизайна, мотаясь туда-сюда, совмещая учебу и работу по заказам, Степану Юрьевичу же пришлось одновременно и горки создавать, и в Подмосковье устраивать производство по обработке и распилу камней, а заодно подыскивать место под питомник.

Василий же учился и каждую свободную минуту помогал родителям, копал и камни ворочал, и даже освоил управление стрелой подъемника на спецтранспорте, который приобрел отец для их зарождающейся фирмы.

А на четвертом курсе Ярославцев-младший отправился в экспедицию на весь сезон.

Да-да, были и тогда геологические экспедиции, только весьма узконаправленные – только поиск и разведка нефтяных и газовых месторождений и залежей. И финансирование имелось – частное.

Специфика несколько иная, не та, к которой привык Василий, и организация экспедиций другая, но все остальное как обычно: тайга, тундра, комарье, гнус и мошка, болота непролазные и тяжеленный труд.

Зачем-то ему это было надо. Он и сам бы не мог ответить на этот вопрос, но два сезона подряд ходил в геологоразведку.

Окончил институт и, по настоянию отца, поступил в аспирантуру, Степан Юрьевич мечтал и тайно надеялся, что, может, сын продолжит династию ученых, когда-то же правительство поймет жизненную необходимость науки для страны, пусть не это, так следующее.

Василий отца не разубеждал, но оптимизма его не разделял, хотя в аспирантуру пошел – ну, хочет отец видеть его ученым, ну будет он ученым. Ему не сложно и даже интересно. Хотя… девяностые, какие там ученые! Смешно до горьких слез.

Однажды у них с отцом состоялся неожиданный ночной разговор, который Василий запомнил на всю жизнь. Он застал сидевшего в кухне за столом отца, крепко задумавшегося о чем-то совсем не простом над чашкой с остывшим чаем.

Разговорились, Степан Юрьевич высказывал наболевшее: о потерянной, загубленной науке, о ситуации в стране, о предательстве и откровенной продажности правящей верхушки, слившей страну, делился своей болью. А потом вдруг задумался на мгновение и сказал странную мысль:

– Это разрушительно до дна, до основания, но возможно, это именно то, что нужно стране для того, чтобы переродиться, начать жить в новой реальности, подняться и стать сильней.

Василий обалдел и принялся возражать, приводить аргументы, а отец тогда произнес неким особым, исповедальным тоном свое выстраданное:

– Самое сложное, сын, это понимать свое время. И принимать. И жить в нем, оставаясь человеком.

Василий учился в аспирантуре, писал кандидатскую, но большую часть времени помогал родителям в становлении их нового бизнеса.

Ездил то с отцом, то с мамой по всей стране в поисках интересных каменных фракций и валунов и растений для их питомника, участвовал в согласовании с местными властями на вывоз, подписании договоров, нанимал рабочие бригады – во всем принимал участие, попутно все-таки умудрившись защитить кандидатскую диссертацию на радость отцу.

В девяносто восьмом родители сдали один за другим два объекта, за которые с ними расплатились валютой, принялись за разработку плана по новому заказанному объекту, и тут случился дефолт.

Пересидели. Понятное дело, все заказы тут же пропали. А через пару месяцев Степану Юрьевичу один знакомый предложил купить у него по бросовой практически цене недостроенный завод по производству керамической плитки в ста с лишком километрах от Москвы.

Поехали, посмотрели, посчитали, и отец спросил Василия:

– Возьмешься?

– Не понял? – переспросил сын.

– Для нас с мамой это не потянуть по силам и занятости: у нас цех обработки и питомник, которые требуют еще очень много вложений и развития. Но плитка, особенно добротная, тротуарная, это нам по профилю очень подходит и интересно с заделом на будущее. Возьмешься за этот проект? Доведешь завод до ума, запустишь? Ты тут будешь единоличный хозяин и директор в одном лице. Ну как?

– Ну, давай, – все же сомневаясь, согласился с неожиданным предложением Василий.

Сначала жил в райцентре, недалеко от завода, и катался каждый день, выезжая в пять утра, а возвращался за полночь. Понял, что это фигня, неудобно так, времени много забирает и сил, которые не беспредельны, и снял дом в ближайшем большом селе Красногорское.

Пришлось, конечно, брать кредиты, но завод он запустил через полгода, полный цикл – месторождение качественной глины, входившее в покупку вместе с производством, находилось рядом, оборудование было самое современное, качество продукции не уступало мировым брендам.

И начался новый этап – наработка покупателей и рынков сбыта.

Василий мотался по всему Подмосковью и ближайшим областям, предлагая свою продукцию, действовал достаточно смело и оперативно, отсекая конкурентов, порой пронырливо, по ходу учась быть жестким и расчетливым в бизнесе. Пришлось в процессе работы учиться еще и маркетингу, и управлению на собственных ошибках и достижениях.

Например, Ярославцев был одним из первых, кто начал давать продуманную и грамотную рекламу в Интернете.

Очень помогло то, что продукцию завода стабильно брали родители и их партнеры для своих заказчиков.

За два года Василий вывел завод на стабильные прибыли, расширил производство, освоил новые технологии, новые составляющие компоненты, отдал понемногу родителям вложенный ими в покупку завода начальный капитал. Одним словом, постепенно, наращивая обороты, стал серьезным производственником с постоянными покупателями и рынком сбыта.

Ярославцев сделался эдаким бизнесменом и, почувствовав себя крутым мужиком, сам себе нравился, такой деловитый, энергичный. Ему нравилась появившаяся возможность ездить в Европу и на дорогие курорты, покупать дорогие брендовые вещи, позволить себе машину высокого класса, пусть и в кредит.

Он словил то особое чувство, когда ты высоко себя ценишь и живешь с ощущением, что можешь многое себе позволить из того, о чем еще вчера, год-два назад даже и мечтать не мог. Что и говорить, гонору дурного в нем в тот момент было с избытком.

Он по-прежнему очень много работал, бесконечно много летал и ездил, занимаясь рекламой и продвижением своего товара, знал каждую гайку на своем заводе, каждого рабочего и его жизненные обстоятельства и проблемы, знал досконально все о своем детище и очень мало спал, но ощущал себя человеком, получившим некую статусность, которая слегка кружила ему голову.

На этих самых понтах и с ощущением своей исключительности Ярославцев и завел роман с потрясающе красивой девушкой девятнадцати лет с редким именем Виталия. Девушка приехала из небольшого городка в Брянской области, училась на менеджера в каком-то затрапезном третьесортном вузе, была достаточно умна для того, чтобы не пойти ни в какие модели, экскортницы и стриптизерши, а подрабатывала официанткой и занималась поиском себе крутого мужика.