На сильно крутого Василий при всех его заработках, статусах и достижениях пока все же не тянул, но умненькая и по-житейски расчетливая девочка грамотно рассудила, что мужик с перспективой – это куда как лучше, чем бандюган без оной или олигарх с ненормальной психикой, для которого люди – это мусор под ногами.

В общем-то оно и верно, да только одна была закавыка в ее расчетах – сам Василий. Девушка, без сомнения, произвела на него сильное впечатление своей настоящей русской красотой, да к тому же была достаточно сексуальной, в меру раскованной и, что немаловажно, не глупой пустышкой. Ему нравилось бывать с ней на людях, он прямо чувствовал эту свою фартовость и крутость, когда они входили куда-то: в ресторан, кафе, в клуб, в театр – и их пару долго провожали оценивающими взглядами, со значением покачивая головами вслед.

Что и говорить, вдвоем они производили сильное впечатление: оба высокие, стройные, он – со спортивной фигурой, с хорошими рельефными мышцами, с необыкновенного оттенка глазами, она – натуральная блондинка, красавица с ярко-голубыми глазами. Василий дарил Виталии качественные брендовые вещи, устроил через маму в крутой салон, и вскорости она приобрела настоящий лоск и шик. Но для него все это, в том числе и такая девушка, было некими атрибутами его успеха, достижений его ума и деловой хватки, это тешило гордыню и довольное эго.

А вот девочку он совершенно не любил, даже не был в нее влюблен и четко отдавал себе в этом отчет. Да, секс хорош, бесспорно, и поговорить с ней всегда было о чем, все-таки неглупая женщина – это здорово, и весь этот внешний шик их пары добавлял радости и тешил тщеславие, но вот не любил.

Виталия этот момент просекла достаточно быстро и выводы сделала для себя правильные, и уже через пять месяцев их романа уведомила Василия, что ждет ребенка, совершенно верно все просчитав.

Мужчины Ярославцевы хоть и не страдали приверженностью к морали, но глубокой мужской порядочности в них хватало с избытком и определенные правила жизни, обязательные для мужчин, воспитывались в них с детства.

Поэтому вопрос из разряда: «Что делать?» для Василия не стоял.

Они поженились, а через четыре месяца у молодых родился сын, которого назвали и по святцам и в честь прадеда Савелием.

Понятное дело, что встал вопрос с жильем – Василий большую часть времени проводил на заводе, Виталия с сыном в Москве, в доме его родителей, которые, в свою очередь, жили теперь в ближайшем Подмосковье, купив дом возле своего питомника и цехов, но в противоположном направлении от того, где находился завод сына, то есть между ними было больше ста семидесяти километров.

И получается, что молодая жена жила в Москве одна с ребенком, а муж мотался между заводом и домом. Первое время пожили так, пока жена заканчивала свою «бурсу», как обозвал с иронией этот институт Степан Юрьевич, и Василий приезжал в столицу при каждом удобном случае, в выходные и праздники.

Но через три года она получила-таки свой диплом, ребенок подрос, а у Василия начался новый этап модернизации и расширения производства, ввод новых технологий и расширение ассортимента, и он почти поселился на заводе.

Как-то это неправильно выходило.

И тут помог случай. Рядом с селом Красногорским, в полутора километрах от него, года два назад начал строиться коттеджный поселок с красивым названием Снегири. Не Рублевка, конечно, но и не садовое товарищество по шесть соток с домишками-курятниками. Тут строили достаточно дорогие и навороченные дома на больших участках, в которых селились в основном люди небедные из райцентра.

Вот один местный фермер Тарас, с которым у Василия наладились добрые партнерские и дружеские отношения, как-то и обратился к Ярославцеву с предложением. Дескать, его приятель из городских друзей купил в Снегирях участок и затеял дом строить усадебного типа, а когда дошло до отделки, мужик разорился, уж по каким причинам – не важно, но приходится ему срочно распродавать все свои активы, в том числе и этот недострой с участком.

Василий поехал посмотреть и… взял очередной кредит и купил его сразу. Вот только зашел на этот крайний в ряду участок, глянул на величественные сосны вокруг кирпично-деревянной коробки дома, на колонны у центрального входа и понял – мое. Все!

И как только завершили отделку кухни, одной комнаты и санузла на первом этаже и провели коммуникации, перевез сюда семью.

Да только не заладилось у них. Виталии эта сельская жизнь на выселках не понравилась сразу же.

– Не для того я из своей дыры уехала в Москву, чтобы теперь жить бог знает где, в деревне, в недостроенном доме, без нормальной цивилизации, магазинов и детского садика, наконец.

И проругавшись с мужем несколько месяцев кряду, собрала сына и вернулась с ним в Москву.

А Василий не сильно-то и удерживал: не нравится – езжай.

Так и жили: он впахивал на своем заводе, она жила в Москве, в родительской квартире с Савушкой, и Ярославцев продолжил, как и раньше, мотаться в Москву при каждой возможности.

Виталия, отдав сына в детский сад, устроилась на работу менеджером в большой холдинг, где, при ее-то красоте и стати, имела оглушительный успех у мужской части коллектива и делала быструю карьеру.

Виделись они с мужем все реже и реже – он пропадал на заводе и строительстве дома, она – на работе и с новыми знакомыми, в новом коллективе. Савушка все чаще проводил лето и все праздники с отцом в его доме или с бабушкой-дедушкой в их питомнике, а в пять лет так и вовсе переехал к ним жить в Подмосковье. А что в Москве-то делать, сказали Ярославцевы, у нас тут природа потрясающая, воздух, свои овощи-ягоды-фрукты, в помощники и няньку наняли.

Не получалось у молодых семьи, никак.

Понятное дело, что при таком раскладе у Василия вскорости появилась в райцентре любовница, до нее не сто с лишком километров ездить, а двадцать, да и зависала она в его усадьбе частенько на день-два, а то и на недельку, приезжая сама. Но и жена, усмехался Ярославцев, в основном верная, тоже зря время в Москве не теряла, это он уж понимал.

Усадьба же строилась потихоньку, дела двигались, производство развивалось. Василий освоил выпуск керамогранита, печных и каминных жароупорных изразцов по современным и старинным технологиям и росписям, продукция сразу же начала пользоваться повышенным спросом у дизайнеров и архитекторов. Постепенно закрыл кредиты, отдал полностью долги родителям, вышел на новый уровень и обороты.

А когда закончил строительство и обустройство усадьбы, родители сделали ему на участке бесподобный естественный ландшафтный дизайн, устроив все, как он любит, и беседку с мангальной, и тропинки в лес проложили, а там и скамейки поставили и фонарями дорожки осветили.

Красота получилась!

А Виталия, приехав на новоселье, походила, порассматривала все вокруг и… попросила развода.

Ну, не очень-то и удивила, все было вполне ожидаемо и закономерно, при ее-то красоте и достаточно большой свободе, мужа-то рядом нет, а начальник перспективный есть.

Ярославцев испытал некое облегчение, настолько она была ему не жена по сути, да и не подруга и не любовница. Развод он ей дал, разумеется, и они даже вполне мирно договорились об отступных.

Василий крякнул, конечно, услышав ее требования, долгов-то после стройки и реконструкции завода было полно, но квартиру в Москве ей купил, тем более что Савушка оставался жить с мамой.

Степан Юрьевич, узнав о разводе сына, покачал головой и дал свой комментарий:

– Сперва женился, а теперь выбираешь.

– Зато Савушка есть, а это главное, – парировал Василий.

В первый класс сына проводили вместе, как и положено с букетом и новым рюкзачком всем семейством: мама с папой и бабушка с дедом.

Очень быстро жизнь вошла в новую колею – Василий работал и жил в основном в Снегирях, давно переболев понтовой болезнью «крутого кекса», с женщинами случались непродолжительные связи, по большей части легкие, не несущие никаких обязательств по обоюдной договоренности.

В первую очередь потому, что Ярославцев так ни к кому и не прикипел, даже сильной влюбленности не переживал. Нет, бывали, как и у всякого свободного мужика, и увлечения, и страсти горячие, но все поверхностно, без глубоких чувств, да и без переживаний особых.

А во вторую очередь потому, что все лето, и все каникулы, и практически большую часть выходных Савушка проводил с ним в усадьбе. И им было очень хорошо вдвоем.

Вот именно поэтому и встал насущный вопрос о необходимости постоянных помощников по хозяйству. Так-то к Ярославцеву приходили убирать и помогать две женщины из Красногорского, но необходимость в постоянной помощнице назрела достаточно остро, если учесть, что он-то работал, а сын частенько оставался один, под присмотром тех самых помощниц из села.

И в этом вопросе Ярославцеву очень повезло. Как-то он пожаловался на эту проблему, не дававшую покоя, женщине, с которой в то время был в отношениях, а она посоветовала обратиться к одной своей знакомой, руководившей кадровым агентством в райцентре.

Он и обратился, а хозяйка агентства ему тут же предложила интересный вариант: ее родная тетя с мужем ищут варианты работы с постоянным проживанием, желательно за городом. Дело в том, что с ними, в их квартире, живет дочь с зятем, и недавно у них родился второй внук. Родителям очень хочется дать детям возможность жить самостоятельно, помочь как-то, да и тесно стало всем табором вместе ютиться. А сами они еще молодые, здоровые, энергичные, полные сил.

В тот же день Ярославцев встретился с этими здоровыми и энергичными родителями неустроенной дочери и после часовой беседы тут же предложил работу с проживанием в своей усадьбе.

И даже официально оформил обоих на трудовую книжку у себя на заводе.

Вот так в доме поселились Вера Павловна и Петр Романович.

А через год на его завод был совершен рейдерский наезд.

Некоему высокому областному чиновнику понадобилось куда-то пристроить сынка после окончания финансовой академии, желательно к какому-нибудь налаженному бизнесу, чтобы сидел себе тихо и зарабатывал какую-нибудь денежку.

Масштабное и серьезное дело тот бы не потянул (и так еле-еле институт окончил за папины деньги), да и боязно было бодаться за бизнес на высоком уровне, и надо бы не в областном центре, чтобы тут всякие правозащитники и деятели чего не раскопали, а подальше, в области.

И перебрав варианты, решил, что завод Ярославцева очень даже подходит под это дело и идеально встраивается в сферу его интересов, вот чиновник и собрался его себе отжать. Предприятие раскрученное, все на мази, доходы стабильные, имя уже наработано, бренд известен, постоянные покупатели есть, даже за рубеж товар у него идет – как раз то, что надо.

А сломать и попортить столь отлаженное дело сложно даже сынку нерадивому.

Ну и столкнулись интересами.


– Да ладно? – приподнялась на локте Ася, с сомнением всматриваясь в лицо Ярославцева. – Что, так прямо и захват устроил?

– Прошлись по нашему заводу по полной, – саркастически усмехнулся Василий. – При его-то административных ресурсах и возможностях.

– Я так понимаю, ты выиграл в этом противостоянии? – не самым уверенным тоном предположила Ася, словно просила подтвердить ее слова.

– Я оказался в СИЗО как подозреваемый в нанесении серьезного денежного ущерба государству по нескольким статьям.

– Сильно, – покачав головой, оценила она масштаб разборки. – И сколько ты там просидел?

– Девять месяцев, – снова усмехнулся Ярославцев.

– Ско-олько-о? – поразилась Ася.


Да уж, думал, быстро разберется и справится, а оказалось, что нет, это не черная полоса настала, а как бы фон. И на поверку вышло, что он вступил в зону, свободную от справедливости и какого-либо соблюдения законов.

Поначалу-то Ярославцев фонтанировал возмущением, боролся, предпринимал шаги и поднял волну, все как и положено, и ждал, что со дня на день все разрешится, уж больно очевидным и топорным был нахрапистый наезд в стиле девяностых. И Василий долгое время пребывал в совершенной уверенности, что при серьезной адвокатской команде, которая работала на его стороне, все разрешится самым наилучшим для него образом.

Сейчас.

Анекдот-присказка есть такая: сначала кот боялся пылесоса, а потом ничего, втянулся.

Люди ко всему привыкают, и к плохому тоже.

Камеры в следственном изоляторе были переполнены, собрав разных людей, в основном не сидевших, но и уголовного контингента хватало. Это, конечно, не тюрьма и зона, но жесткие законы проживания в заключении и здесь никто не отменял.

Когда в не самом большом помещении собирается толпа мужиков, это уже не казарма, это хуже, и вштыривает здесь по полной программе, и духан непередаваемый, до слезы порой пробивающий, и мат-перемат, и отсутствие какой-либо уединенности, хоть на мгновение, и нахрап с наездом криминальных сидельцев, как обязательный атрибут, тоже никто не отменял. Режим, жесткие запреты и особый тюремный запах, въедающийся сразу в кожу, в волосы, в сознание, который не перепутаешь ни с чем, замешанный на страхе, безысходности и отчаянии всех прошедших через эти стены людей.