Но Ваня неожиданно побледнел.

— Что-о?.. В Марьином пруду?!

Валя с удивлением посмотрела на него:

— Да, а что? Конечно, там не так уж глубоко…

— Нет, Валя, ты не понимаешь! — с отчаянием произнес Иван и принялся судорожно протирать свои очки. Руки у него дрожали. — Ты не понимаешь…

— Что, Ванечка?

— Там теперь наша дача! Именно там Филипп Аскольдович арендовал большой участок, очистил воду от ряски и грязи, улучшил ландшафт, построил нам с Марьяной дом в виде швейцарского шале, устроил купальню и все такое…

— Неужели? — растерялась Валя.

— Да! В журнале «Дачный дизайн» за позапрошлый год, в шестом номере, как раз есть статья с фотографиями, очень подробная…

— Прости, я не знала…

— Это я не знал, что живу в том месте, где ты собиралась свести счеты с жизнью. — Иван нервно засмеялся. — Черт, черт, черт… Что же теперь делать?..

— Ванечка, все в порядке — я же не утонула!

— Ты не понимаешь… Как мне жить теперь там, когда я знаю…

Ей вдруг стало жаль его. За что она наказывает его? Он же ни в чем не виноват, просто так жизнь сложилась… В конце концов, все давным-давно утряслось — она с Ильей, он с Марьяной, все довольны и счастливы!

— Прости меня! — умоляюще произнесла она. — Я не должна была тебе ничего говорить…

— Ты еще просишь у меня прощения, ты… Нет, это определенно мистика. — Взгляд его сделался обреченным. — Я предчувствовал нечто подобное…

— Ванечка, ты просто мнительный. Я всегда за тобой такое замечала, — строго сказала Валя.

— Нет, я не мнительный, я…

Он замолчал и посмотрел на нее какими-то другими глазами — как раньше. Этого Валя и добивалась — чтобы он увидел ее прежней, чтобы хоть на миг она ощутила себя юной Валей Пироговой, у которой впереди безбрежный океан счастья, потому что рядом он, ее Ванечка. Еще один глоток счастья — последний… Чтобы успокоиться, ей не хватало именно этого последнего глотка.

— Валя…

— Что?

— Ты не думай, я все помню, — сказал Ваня и тыльной стороной ладони нежно провел по ее щеке. — Ты права — тогда бы я не остался с тобой, если бы ты даже вздумала меня останавливать. А сейчас я жалею об этом. В моей жизни не все гладко, иногда я даже ловлю себя на мысли, что лучше бы я от тебя никуда не уходил.

— Ничего, — сказала Валя, чувствуя, как щиплет в глазах — то ли от слез, то ли от свежего весеннего ветра. — Все хорошо… Все прошло. Милый Ванечка…

— Илья… он… он тебя не обижает?

— Ну что ты! — засмеялась Валя, уже обливаясь целым потоком слез. — Если бы не он…

Она не договорила, но продолжение фразы легко можно было угадать — если бы не он, Валя не справилась бы тогда со своим горем.

— Прости меня, — сказал Ваня, вытирая ей слезы. — Я дурак..

— И ты меня прости…

— Господи, ну а ты-то в чем виновата?! — засмеялся он и вдруг обнял ее. — Валька, как же я скучал по тебе…

И он поцеловал ее. Они стояли посреди бульвара и целовались — совсем как когда-то. Была середина дня — мимо шли люди, за оградой с обеих сторон сновали машины, но они ничего не замечали.

— Валя…

— Что?.. Ну что?..

— Давай вернем все назад, — задыхаясь, предложил Иван. Очки у него запотели — он сорвал их с носа и принялся лихорадочно протирать.

— Как это?

— Давай снова встречаться.

— Зачем? — растерялась она.

— Затем, что мне кажется… Что ничего не прошло!

— Вот именно — «кажется»! Ты так говоришь под влиянием момента…

— Валя! — умоляюще сказал он и опять принялся ее целовать. — Бедная моя, милая, хорошая… Вернем все назад!

Валя уже хотела согласиться, потому что совсем потеряла голову, но потом, словно облачко, проплыла в ее голове та дурацкая пословица — в одну и ту же реку нельзя войти дважды.

— Ваня, нет. Я не могу предать Илью. После всего того, что он для меня сделал… Я даже говорить об этом не хочу!

— Что же делать?

— Ничего не надо делать, — ответила она, все больше и больше наполняясь твердой решимостью. — Мы посмотрели друг на друга еще раз — и все. Просто не надо забывать прошлое, надо помнить о том, что мы были счастливы когда-то…

— Валька… Но про Марьин пруд ты ведь не придумала, да? Ты правда хотела в нем утопиться?

— Господи, и зачем я тебе только сказала… Нет, Ванечка, я никогда бы этого не сделала. Все слова, слова, слова… Забудь. Ладно, иди…

— А что же дальше?

— Ничего. Иди…

Они поцеловались на прощанье, а потом разомкнули руки.

Расходились в разные стороны, то и дело оглядываясь. Потом, обернувшись в последний раз, Валя увидела Ивана внизу, далеко — в конце бульвара. Махнула рукой и пошла дальше, уже не оборачиваясь. Она рыдала в три ручья, не стесняясь прохожих. Она чувствовала себя несчастной и счастливой одновременно…

На работе жажда деятельности обуяла ее. Она притащила из книгохранилища огромную стопку книг, принялась распихивать их по полкам. Потом вспомнила, что цветы на окнах не поливали с прошлой недели…

— Что за рвение такое? — насмешливо спросила Наталья, увидев Валю с лейкой, усердно орошающей зимний сад. — И почему глаза красные? Плакала, что ли?

— Весенняя аллергия, — пыхтя, ответила Валя.

— А-а…

Было еще что-то, что тоже необходимо было срочно сделать. Коваленко! Ну да, она же так и не узнала, как он себя чувствовал после того разговора с Ильей! А вдруг Илья серьезно покалечил его?

В конференц-зале она нашла папку, в которой вел свои записи Истомин, и там отыскала телефон Коваленко. Герман Витальевич Коваленко — вот как полностью, оказывается, звучало его имя…

— Алло, Герман Витальевич? Это вы?

— Кто это? — удивленно ответил на другом конце провода Коваленко.

— Это Валентина… Из библиотеки, — уточнила она. — Как вы себя чувствуете?

— Валя? — страшно удивился тот. — Откуда вы узнали?.. Впрочем, не важно. Ужасно. Я ужасно себя чувствую.

Мурашки побежали у Вали по спине. Глупая Илюшкина ревность — вот к чему она привела! Коваленко говорит, что ужасно себя чувствует.

— Правда? — расстроилась Валя. — Ох, Герман Витальевич, простите моего мужа — он не должен был…

— Можно просто Герман, без всякого отчества, мы же договаривались, — перебил ее Коваленко. И чихнул. — Ой, простите — простудился накануне. Температура тридцать восемь.

Валя отодвинула от уха трубку, словно инфекция могла передаваться по телефонным проводам.

— Какая еще температура? Слушайте, Герман, я хотела извиниться за своего мужа! Он не сильно вас покалечил?

— Не сильно, — успокоил ее Коваленко. — Всего пара синяков. Он у вас что, боксер? Такой был мощный нокдаун…

— Нет, — растерянно ответила Валя, — он обычный человек. Так с вами все в порядке?

— Я же говорю, у меня температура! Передайте Истомину — в эту пятницу я не приду, наверное. Валя! Если вам так не терпится искупить вину, приезжайте ко мне, сварите какого-нибудь бульона… Я совершенно один, и у меня высокая температура!

— Вы шутите? — сурово произнесла Валя.

— Я абсолютно серьезно! Если бы вы знали, Валечка, как я рад, что вы мне позвонили…

Валя бросила трубку, не дослушав, что собирался ей сообщить Коваленко. Он в порядке, Илья ему ничего не сломал. И она тут же забыла о Германе Коваленко.

Она чувствовала себя совершенно счастливой. Оказывается, для этого ей необходимо было встретить Ивана. Всего один раз — последний…

«Я люблю Илью… — с восторгом подумала она. — Милый Ванечка, прощай навсегда! Я люблю Илью…»

Юлий Платонович Истомин был не в духе. Он с самого начала был не в духе, еще когда только начали собираться студийцы.

Коваленко отсутствовал — он лежал дома с простудой. Валя передала-таки руководителю кружка сообщение об этом.

— Ну и слава богу… — скрипучим голосом прокомментировал данное обстоятельство Истомин. — Работы будет меньше. Так, товарищи, я тоже себя неважно чувствую и посему предлагаю закончить наше сегодняшнее собрание немного раньше. Никто не против?

Против никто не был, а мадам Климантович вообще была двумя руками «за» — сегодня она явилась одна, без мужа, и потому сильно нервничала, то и дело косясь на часы. Ей не хотелось оставлять своего благоверного предоставленным самому себе надолго…

Валя пробралась в конференц-зал к самому концу занятия, когда Истомин придумывал новое задание для своих подопечных.

— Вот что… — устало сказал он, держа обеими руками свою голову, точно опасаясь, что она может вот-вот отвалиться. — Придумайте к следующей пятнице этюд на тему… ну я даже не знаю… «Как я провел свои выходные», например.

— Ну что за тема такая! — удивилась Клара Пятакова. — Прямо как школьное сочинение.

— В выходные я работал, — нервно заметил Рома Асанов, врач-реаниматолог. — Сплошные бытовые травмы.

— Да-а? — заинтересовался Григорий Будрыс, почесывая сальную голову. — Интересно…

Хм, интересно ему… — фыркнул Рома. — Представьте себе — жена случайно узнает, что муж ей изменяет с соседкой по лестничной клетке. Чтобы выследить его, она лезет через балкон и внезапно срывается с пятого этажа… Этаж высокий, но внизу растут густые кусты, которые спружинивают, точно батут…

Мадам Климантович при упоминании о неверном муже вздрогнула и еще раз посмотрела на часы.

— А меня тема вполне устраивает! — громко заявила она. — Есть где развернуться фантазии…

Когда студийцы разошлись, Валя подсела ближе к Истомину.

— Юлий Платонович, вы прочитали мою рукопись? — спросила она. — Хотя, если вы неважно себя чувствуете, можно перенести обсуждение на другой раз…

— Нет-нет! — закряхтел мэтр. — Ни в коем случае… Я готов.

От Истомина сильно несло нафталином и еще какими-то терпкими лекарствами. Вблизи Валя разглядела, что нос у Истомина весь покрыт мелкими красными сосудами, а белки глаз желтые, нездоровые.

Он открыл Валину рукопись.

— Ужасно, ужасно… — страдальчески сморщился он и высморкался в огромный платок, больше напоминающий полотенце.

— Что? — не поняла Валя. — Вам плохо?

— Нет, ваша рукопись — просто ужасно! — проскрипел он. — Это даже не литература, это… черт знает что!

Меньше всего Валя ожидала, что Истомин вот так, с ходу, сразу же начнет ее критиковать. Скорее наоборот, она приготовилась к тому, что он начнет петь ей дифирамбы, и решила бороться, чтобы узнать истинные его мысли — ведь от его слов зависело ее будущее.

— Как? — растерялась она.

— А вот так, — буркнул он, опуская глаза. — Или вы не хотели знать правды?

— Хотела… — прошептала Валя. — И… и в чем же мой просчет?

— Во всем! — Мэтр принялся нервно листать страницы ее романа. — Во-первых, что за тему вы такую выбрали, я не понимаю…

— Тема — любовь, — быстро ответила она.

— Ну да, ну да… То есть, Валюта, вы хотите сказать, что ваяли дамский роман. Сентиментальная проза, так сказать… — Истомин вздохнул, распространяя запах лекарств. — Тут я с вами не соглашусь. Во всяком жанре есть свои правила, а вы их решительно не соблюдаете. Хоть я и не поклонник творчества Гликерии Петровны, но для вас она может быть образцом. Стиль, конечно, у нее здорово хромает, она склонна к излишней аффектации, компиляциям, у нее много натяжек в сюжете, но… жанр она соблюдает безупречно.

Валя ничего не поняла. Впрочем, поняла только одно — она полная бездарность. Даже склонная к компиляциям мадам Климантович даст ей сто очков вперед.

— А во-вторых, что за герои у вас такие? — кисло спросил Истомин. — Эта ваша Анна… ну, я не знаю… таких женщин просто не бывает. Чего она все страдает абсолютно на пустом месте?

— От несовершенства мира она страдает… — засмеялась Валя. «Илья прав — я ни к чему не способна. Полнейшая бездарность! Пожалуй, только макраме и вышивка гладью могут меня спасти».

— Ну да, ну да… А этот герой, Самсон… Что за имя такое дурацкое? Вы поймите, милочка, в литературе ничего не бывает просто так, в ней есть логика — своя, очень жесткая логика!

Валя хотела сказать, что имя героя обыграно сюжетом — стоит только вспомнить древние мифы. Но передумала. Истомин мэтр, он знает лучше, как надо писать…

Анна недавно рассталась с мужем. Она жила одна. Она хотела бы начать жизнь заново, но ей что-то мешало. В конце концов она смирилась с мыслью, что счастье ей недоступно. Однажды она решила позвонить своей подруге, но ошиблась номером и… состоялся странный, долгий разговор с незнакомым человеком. В конце концов у нее вошло в привычку каждый вечер говорить с ним. Чужому удобнее излить свою душу — ты его не знаешь, он тебя тоже, вы ничем не обязаны друг другу… Его звали Самсон. Поначалу он болтал с Анной от скуки, движимый обычным мужским любопытством, потому что голос в телефонной трубке звучал нежно и интригующе… Но скоро он уже не мог без этих ежевечерних бесед. Он был сильным, успешным мужчиной — в его жизни не было неудач. Он просил о встрече — она отказывала, потому что ей было удобнее воспринимать его как незнакомца…