— Это он и есть.

— А выглядит нормальным человеком.

— Сама в шоке.

— Он, правда, врач?

— Ага. Через год получит диплом хирурга.

Я уже назубок знаю вехи биографии Ерша.

— Это он цветы принес?

Ника подошла к подоконнику, понюхала герберы, забавно сморщив нос.

— Он.

— Так он… за тобой ухаживает?

— Кто? Ерш? Не смеши меня. Он из неутомимых охотников. Увидел — охмурил — на плечо и в пещеру. Не получилось — следующая жертва.

— Что-то он мне таким не показался.

— Да ну его. Расскажи лучше, как у тебя дела.

Но Ника перевела разговор на меня. Я думала, что не хочу пока бередить раны и говорить об Аркадии. Оказалось, хочу. Я рассказала ей почти все, кроме самых личных моментов — все-таки у дружеской откровенности есть пределы.

— Значит, ты решила не дожидаться окончания срока, — задумчиво произнесла Ника.

— Да!

Я опять подумала, что, если бы не поторопила события, то сейчас была бы с Аркадием. Не лежала бы в кровати, зареванная и почти по-настоящему больная, а гуляла бы с ним по Круче или подставляла лицо морскому бризу, сидя на палубе яхты «Кассиопея»… А в постели я лежала бы завтра. Такая же зареванная и разбитая. Еще один день. Почему же я от него отказалась?

— Ты предложила расстаться, но хотела, чтобы он тебя остановил, — сообщила моя проницательная подруга.

Да? Я этого хотела? Конечно, именно этого. Я надеялась, что он скажет: нам не нужно расставаться, ни сейчас, ни завтра. Вообще никогда.

Вот о чем я мечтала, хоть и не признавалась в этом даже самой себе. А Ника сразу все поняла. От мысли, которая пришла мне в голову следом, я стиснула зубы и даже, кажется, застонала. Мысль была кристально ясной и отчаянно безнадежной: он тоже все понял. Он догадался, что я к нему чувствую. Понял, почему я пытаюсь досрочно прервать наши отношения и чего я от него жду. Понял, но ничего не сделал! Потому что не чувствовал того же самого. Я влюбилась в него, а он — нет.

— Я дура, — сказала я. — Непроходимая безмозглая идиотка. Он догадался. Этого не должно было случится!

— Это он дурак и идиот, — сказала Ника. — Раз отпустил тебя.

Теперь я уж точно громко застонала. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Это жуткий, несмываемый позор! Я проявила слабость, я почти открыла ему свое сердце, а он — просто плюнул в него. Ненавижу его. Да! Именно его, а не себя, как было еще секунду назад. Если бы он сейчас попался мне под руку я бы… задушила его собственными руками. Но сначала треснула бы по его напыщенной физиономии самой большой и тяжелой чугунной сковородкой. Посмотрела бы я тогда, что осталось бы от его самовлюбленной улыбки! Все восемьдесят восемь белоснежных начищенных зубов посыпались бы к моим ногам. Раздирающая меня ярость требовала выхода, поэтому я схватила подушку и швырнула ее изо всех сил в стену.

Вернее, я думала, что в стену. Но подушка, прямо в полете, коварно изменила траекторию и полетела не в стену, а в дверной проем, в котором очень некстати нарисовался дед с миской дымящейся каши в руках. Не ожидая нападения, он двигался неспешно и безмятежно, как вдруг вражеский снаряд, набитый перьями, сбил его с ног. Ярости во мне было предостаточно, и я всю ее вложила в бросок, так что ударная сила подушки была приличной. Дед пошатнулся, взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, тарелка с кашей выпала из его рук и полетела почему-то вверх и вбок, а не вниз, как предписывают законы гравитации.

Справа от деда, ровно в той стороне, куда полетели брызги горячей липкой каши, судя по цвету и консистенции, овсяной, внезапно возник еще один посетитель. Кирилл! В его руках была прозрачная кружка с чаем и вазочка с сухарями — видимо, он помогал деду донести до больной внучки ее скудный ужин. Но внучка оказалась не столько больной, сколько полоумной…

Несмотря на атаку горячей каши, Кирилл не уронил достоинства и предметов, которые были в его руках. Он аккуратно поставил кружку и вазочку на комод и только после этого посмотрел на свою рубашку, на которой красовались бледные неэстетичные блямбы.

— Руслана! — возопил тем временем разъяренный дед, чьи ноги были забрызганы кашей. Как, впрочем, и ноги Кирилла.

— Ой! — произнесла я шепотом.

Вот теперь самое время со страшным грохотом провалиться сквозь землю!

— Что ты творишь?! — вопрошал дед, оглядывая последствия нападения подушки. Весь пол был заляпан кашей и усыпан осколками, они с Кириллом выглядели так, как будто их оплевал верблюд. Подушка не пострадала.

Воздух вибрировал от напряжения, я вибрировала от ощущения непереносимой неловкости. В таких случаях японские самураи делают себе харакири! Я готова, правда. Хоть сию секунду вспорю себе живот, чтобы искупить свой позор. Я оконфузилась на всех фронтах, и не представляю, как дальше жить с этим…

В этот момент Ника хихикнула. А потом заливисто рассмеялась.

— Ну и видок у вас!

Кирилл улыбнулся. Дед сменил гнев на удивление.

— Чем вы тут занимаетесь?

— Бои подушками, — объяснила Ника. — Больная заскучала, мы решили развлечься…

— Я сейчас все уберу, — я отбросила простыню и вскочила с кровати, забыв про короткую полупрозрачную ночнушку.

Строгий взгляд деда и скромно потупившийся взор Кирилла напомнили мне о правилах приличия, и я резво вернулась в кровать, снова обмотавшись простыней. Надо уже переодеться, посетители просто идут косяком, ни минуты покоя!

— Вы пока можете почиститься, а мы приведем все в порядок, — сориентировалась Ника.

Кирилл уже расстегнул испорченную рубашку, но снять ее не решался. Вот уж кто никогда не забывает о приличиях!

— Встретимся у тебя в гостиной, — сказала я деду. — И спасибо за кашу. И за чай, — я посмотрела на Кирилла.

Он молча улыбался. Кажется, он на меня не сердится. Наверное, пока обойдусь без харакири.

Глава 14

Я опять не спала, мое сердце все еще болело: раны затягиваются медленно. Но я не рыдала. Более того, время от времени я ловила себя на том, что ни с того ни с сего начинаю улыбаться. Вчерашний день был очень странным. Он начался ужасно: с жуткой головной боли, с желания исчезнуть и ничего не чувствовать, с ощущения, что я никогда больше не смогу улыбаться… Но за этот день произошло столько всего! Меня навещали друзья, я веселила их своими выходками, на целые десятки минут забывая об Аркадии. Происшествие с подушкой и разлетевшейся по спальне кашей закончилось благополучно. Дед с Кириллом отмылись, мы с Никой вычистили комнату. Я переоделась, дед дал Кириллу свою футболку, и мы мило посидели вчетвером за чаем, наперебой вспоминая о летающей подушке и умирая от смеха. В конце посиделок я объявила, что совершенно выздоровела, ведь смех — лучшее лекарство. Но дед не поверил, заставил меня принять выписанные Ершом лекарства и не дал съесть шоколадку. Оказывается, у него был приличный запас отвратительной овсяной каши.

Самое приятное и самое неожиданное событие этого долгого дня произошло в конце наших посиделок. Открылась дверь и на пороге появилась… моя мама! Она вошла так буднично, как будто вернулась из магазина, а не приехала впервые за полгода. У нее даже чемодана в руках не было, только сумка средней упитанности. Мы все продемонстрировали ей отвисшие челюсти, после чего я вскочила, задев тарелку и снова расплескав овсяную кашу, и бросилась ее обнимать.

— Как я по тебе соскучилась! — повторяла она, прижимая меня к себе и поглаживая по волосам.

Я была так счастлива вдыхать знакомый запах ее духов, что чуть не разревелась. Как же сдержаться-то? Совсем не хочется устраивать душещипательную сцену, на глазах у публики. Особенно у Кирилла, который за последние два дня в каком только виде меня не наблюдал. Я уткнулась носом в мамины волосы и старалась думать о чем-нибудь постороннем. «Овсяная каша, я только что снова расплескала овсяную кашу», — повторяла я про себя. Кажется, моя мантра сработала. Щипать в носу перестало, жидкость, наполнившая глаза, впиталась обратно.

Выпустив маму из объятий, я спросила:

— Как ты тут оказалась?

— И не позвонила! — с упреком произнес дед, который уже давно стоял в очереди на обнимашки.

Пока длилась сцена семейных приветствий, Ника успела вытереть разлитую кашу со стола.

— С сегодняшнего дня я всей душой ненавижу овсяную кашу, — сказала я, убирая в посудомойку грязную тарелку.

— Чем провинилась безобидная овсянка? — спросила мама, вырвавшаяся из объятий деда немного помятой.

Мы все переглянулись и рассмеялись.

— Чувствую запах тайны, — улыбнулась мама.

Она поздоровалась к Кириллом и Никой, которые внезапно засобирались домой. Видимо, не желали больше быть свидетелями безобразий, которые творятся в нашем доме.

— Я вовсе не хотела разгонять вашу милую компанию, — огорчилась мама. — Оставайтесь!

Но они все-таки ушли.

— Обязательно позвони завтра, — сказала Ника. — Мы еще не договорили.

Кирилл ничего такого не сказал, кроме «До свидания». Я бы на его месте тоже настороженно относилась к бывшей чокнутой однокласснице.

А потом дед поведал маме о моей болезни, она всполошилась, они вдвоем погнали меня в кровать, хоть я отчаянно сопротивлялась.

— Вере тоже нужно отдохнуть с дороги, — прибегнул дед к последнему аргументу, время-то уже позднее.

Верой зовут мою маму. Очень люблю это имя.

— Всего десять часов! — завопила я.

Я чувствовала себя маленькой девочкой, которую взрослые отправляют спать ровно в тот момент, когда начинается самое интересное.

— Я приму душ и загляну к тебе, — сказала мама.

— В твоей квартире все под слоем пыли, — сказала я. — Живи у меня. Я на диване лягу, а ты в моей спальне.

— Еще чего! — взвился дед. — У меня тут отдельная спальня в идеальном состоянии!

— Сегодня у деда переночую, — сказала мама. — А завтра у тебя.

Пришлось смириться.

Я с нетерпением ждала маму, закутавшись в плед и свернувшись в комочек на диване. Не хочу больше лежать в постели! И так почти весь день там провела. А дед меня не видит, и заставить не может. С чего он вообще взял, что мне нужен постельный режим? Ерш говорил только про диету. Да мне и диета-то не нужна, у меня не инфекция и не интоксикация, разве что от ядовитых продуктов распада моей неуместной влюбленности…

Мама пришла позже, чем я рассчитывала, или мне просто показалось, что время идет так долго?

— Дед заставил меня поесть, — пожаловалась она. — Жареную картошку! Сто лет не ела такой вредной и такой вкусной еды.

Да, она тоже зовет деда дедом. С тех пор, как появилась я, все его так зовут.

Мама села рядом со мной, обняла меня. Я накрыла ее пледом.

— Ну нет, жарко!

— Правда? — удивилась я.

Я-то была уверена, что на улице похолодало. У меня в квартире даже не включена сплит-система, а я мерзну!

— Тебя знобит, — мама дотронулась губами до моего лба. — Кажется, температура невысокая. 37, или около того.

— Нет у меня никакой температуры!

— А дед говорит — есть.

— Кому ты больше веришь? — улыбнулась я.

— Всем верю. Так что случилось? С чего ты решила заболеть? Ты же это терпеть не можешь.

— Да, не знаю. Ерш говорит: бактерии везде, жара, инфекции.

— Ерш?

— Один мой знакомый, без пяти минут хирург.

— Ого, — уважительно протянула мама.

Видела бы она этого хирурга в разгар пляжной охоты!

— Давай-ка ты все же ляжешь в постель. А я посижу рядом.

— Сказку расскажешь? Как раньше?

— Ну, если хочешь.

И мама, правда, рассказала почти что сказку. Оказывается, она выходит замуж. Наконец-то она встретила человека, который…

— Я не знаю, как это объяснить, — сказала она, трогательно волнуясь. — Я просто знаю, что это — он.

Никогда не видела такого света в ее глазах! Мама объяснила, что приехала, чтобы рассказать нам обо всем лично, а не по телефону. Мне показалось, что она немного боится говорить с дедом. Ну и дела! Не думаю, что дед будет гоняться за ее новым избранником с дробовиком. Да и нет его здесь, избранника. Интересно, почему он не приехал? Я не стала задавать этот вопрос прямо, но мама сама объяснила. Игорь много работает, не смог вырваться. Но мы обязательно увидим его еще до свадьбы. Ах, свадьба! Нет, ничего такого, объяснила мама. Никаких пышных церемоний. Только самые близкие.

Она выглядела такой счастливой, а меня уже начал грызть червячок тревоги. А что, если это все обман и иллюзия? Вдруг этот Игорь вовсе не такой хороший, каким кажется? То, что он не приехал, говорит вовсе не в его пользу. Работа у него, видите ли. У всех работа! Это не повод отказываться от придирчивых смотрин будущего тестя и будущей приемной дочери… Что? Кого? Дочери? У меня будет приемный папа?