Я и не знала, что во мне живет такое дикое безумное животное, мне хотелось кусать и царапать Аркадия, сделать ему больно, и я ни в чем себе не отказывала. Он не сопротивлялся, только слегка постанывал, и этот его стон распалял меня все больше… В конце концов мое бешенство утихло, но не само собой, а благодаря его уверенным ласковым рукам и прохладным губам, остудившим мою ярость, переплавившим ее в текучую всепроникающую нежность.

В решающий момент из моих глаз по неведомой причине брызнули слезы. Аркадий тогда прижал меня к себе, шептал на ухо что-то невнятное и успокаивающее, гладил кончиками пальцев по спине, пока от его прикосновений мое желание не вспыхнуло с новой силой, только на этот раз в нем не было ни капли горькой ярости, только сладость, только нежность и мягкость.

А наутро я проснулась одна. Аркадий исчез, оставив после себя лишь вмятину на простыне и зияющую дыру в моем сердце. Сначала я думала: вот сейчас он позвонит. Через пять минут, через десять… Ну в три часа — самое позднее. Уж в это время он точно должен проснуться. К вечеру я поняла, что звонка не будет. Что он снова исчез из моей жизни, так же внезапно, как появился.

Я била себя по рукам, чтобы не нажать кнопку «вызов» на телефоне. Я не должна звонить ему сама, нет, ни за что! Это унизительно. Я не буду бегать за ним, как собачонка. Неужели он этого хочет? Я не знаю. Я вообще ничего не знаю и не понимаю. В конце концов я удалила номер своего вероломного любовника из телефона. И я изо всех сил пыталась стереть его из памяти, пытаясь сбить со следа свои мыслительные способности. Какие там цифры на конце? 75? Да нет, 57. Точно, точно. А перед этим не четверка, а восьмерка. Или вообще шестерка. Все запутывается, файл с воспоминанием стирается… Нет, не получилось. Я помню его телефон. Но у меня хватит гордости не прикасаться к кнопке «вызов».

Не знаю, как я пережила вчерашний день, а, особенно, ночь. Я не могла спать, новые воспоминании будоражили мою кровь, заставляя снова и снова чувствовать жар исступления. В моей голове крутился только один вопрос: неужели он не испытывает ко мне никаких чувств? Это невозможно, я ощущала любовь в его бережных прикосновениях, в его страстных поцелуях, в его взгляде, когда он смотрел на меня там, на дороге и потом, в спальне, в рассеянном лунном свете. Он смотрел на меня так, как будто хотел впитать меня взглядом и навсегда сохранить в своем сердце. Почему же он снова исчез? Это сводит меня с ума…

Ника вчера звонила мне несколько раз, но я была не в состоянии с ней разговаривать, сказала, что занята, что перезвоню… Не сомневаюсь, она сразу услышала лживые нотки в моем голосе.

— Лживые и измученные, — сказала Ника. — Я поняла, что с тобой что-то не так. И что ты не хочешь никого видеть. Но сегодня я не могла не придти.

— Да, — рассеянно кивнула я и зачем-то поправила диванную подушку, лежащую между мной и подругой.

Я рассказала ей, в чем причина моего угнетенного настроения. Мне очень не хотелось, но пришлось — Ника бы все равно не отстала. Теперь она знает, и мне это неприятно.

— Ты же не думаешь, что я тебя осуждаю? — спросила подруга, внимательно глядя на меня.

Я пожала плечами.

— Я сама себя осуждаю. Почему я снова поддалась гипнозу? Зачем я снова позволила ему…

— Может, потому что сама этого хотела?

— Мало ли чего я хочу! Я же не животное, могу себя контролировать.

— Можешь?

— Нет, не могу! Это сильнее меня.

— Жалеешь о том, что случилось? — осторожно спросила Ника после минутного молчания.

Я вспомнила, как проваливалась в огнедышащую пучину страсти, забывая себя, улетала в небеса от сладостного головокружения, и выдавила:

— Нет.

— Думаешь, он просто тебя использовал? Ты вроде как игрушка для избалованного мальчика?

Я покачала головой.

— А, может, он твоя игрушка? — продолжала Ника вкрадчивым голосом.

Я зачем-то кивнула.

— Тебе было хорошо. С его помощью.

— Никак не пойму, в чем ты пытаешься меня убедить?

— В том, что это ты его использовала и совершенно незачем посыпать голову пеплом.

— То есть, ты хочешь сказать, что я женщина-вамп? Не ты ли совсем недавно доказывала мне прямо противоположное?

— Мало ли что я доказывала раньше, — насупилась Ника. — Теперь я уверена в обратном.

— Ты бы не смогла быть психотерапевтом, — заявила я своей подруге. — Для всех. Но для меня ты — лучшее лекарство.

Ника улыбнулась.

— Правда?

— Ага. Забавно наблюдать, как ты выворачиваешь правду наизнанку, лишь бы мне полегчало. Со мной все нормально. Я знаю, что я не женщина-вамп. И что я влюблена в этого… в Аркадия. Но я с этим справлюсь. Я сильная, ты же знаешь.

— Я знаю, — Ника покосилась на меня с некоторым сомнением. Хочешь, я еще послежу за тем домом? Может, он все же там?

— Ни за что! Не смей! Я ничего не хочу о нем знать. Раз он не хочет, чтобы я знала…

Мы расстались с Никой под вечер, после чаепития, длившегося несколько часов, бесконечных разговоров (не только об Аркадии) и длинных пауз, когда мы обе молчали, и при этом нам было вполне комфортно. Как же здорово иметь подругу, которая умеет так подлить тебе чая или подать печеньку, что ты всем организмом чувствуешь поддержку и заботу! И никакие слова не нужны…

Я проводила Нику до машины, даже помахала ей рукой. И собиралась пойти домой, чтобы спокойно лечь спать, даже не взглянув на экран телефона. Но тут в поле моего зрения нарисовался Кирилл. Опять он! Я, конечно, отношусь к нему с искренней дружеской любовью, и не хочу ранить его чувства, но в последнее время он переходит все границы. Я вижу его по пять раз в день! Это начинает меня утомлять. Потому что каждый раз приходится изворачиваться и притворяться.

В последнее время мне приходится делать это очень часто, практически со всеми, и я от этого смертельно устала! Я, вообще-то, прямой и искренний человек, постоянная ложь меня физически утомляет, у меня от нее мышцы болят. Мышцы лживого языка и лицемерного лица. Я снова хочу быть собой, говорить и делать все, что приходит в голову, не заботясь о том, что подумают другие! Может, пора быть с Кириллом пожестче? Может, хватит давать ему ложные надежды? Ведь вполне очевидно, что в итоге от этого будет только хуже, и ему, и мне.

Итак, Кирилл вошел в наш двор, вернее, не вошел, а почти вбежал. Вид у него был какой-то взбудораженный: глаза сверкали, ноздри раздувались, воротник рубашки перекосился… Да что с ним такое? И вдруг я поняла. Вернее, узнала этот решительный блеск в глазах. У меня тоже такой появляется, когда я собираюсь совершить что-то безрассудное, что-то, на что долго не решалась… Кирилл пришел со мной объясниться! Он давно пытался это сделать, и сегодня пойдет до конца. Поэтому и выглядит таким энергичным и смелым.

Я должна ему помочь. Вернее, помешать. Короче говоря, помочь тем, что помешаю. Я сделаю так, что он передумает признаваться мне в своих чувствах. Хорошо бы эти чувства у него вообще исчезли… но тут как получится.

— Привет, — начала я с места в карьер. — Что-то сегодня мне совершенно не хочется тебя видеть.

— Чего? — Кирилл остановился, ноздри его стали раздуваться чуть меньше, дыхание замедлилось.

— Я иду спать, — сообщила я.

— Спокойной ночи, — растерянно произнес Кирилл.

— Дед, наверное, тоже спит…

Надеюсь, он поймет намек: не надо к нам сегодня заходить. Так, я же хотела быть пожестче… Получается или нет? А что еще жесткого я могу ему сказать? Послать его подальше? Ну нет, это слишком.

— Приходи как-нибудь в другой раз, — произнесла я с интонацией «не заходи больше никогда». А потом повернулась и пошла в сторону крыльца.

Кирилл постоял немного, растерянно хлопая глазами — я это видела боковым зрением, а потом побрел в сторону калитки. Это было грубо, да. Но именно это ему и нужно.

Дед встретил меня в дверях. Он был такой же взъерошенный, как Кирилл, седые волосы стояли дыбом, как будто он яростно чесал затылок, есть у него такая дурная привычка.

— Не видела Кирилла?

— Э-э… видела.

— Ну! Где он? Куда запропастился?

— Домой пошел.

— Что?! — дед был так поражен, как будто я сказала ему, что его разлюбезный Кирилл полетел на Луну верхом на пустом ведре.

— А что? Он же не у нас живет, ты помнишь? — раздраженно буркнула я.

— Что ты ему сказала? — догадался дед.

— Ничего особенного. Сказала, что иду спать. И что ты тоже, наверное, спишь. Вообще-то ты и должен спать, время-то позднее! Предложила зайти в другой раз…

Я все же не решилась сказать деду, что прямым текстом заявила его любимцу, что не хочу его видеть.

— Ну ты… балда!

— Сам ты балда! Чего обзываешься?

— Человек старался ради нас, рисковал своей свободой, можно сказать, а ты его домой послала?

— Чего? Что человек делал?

От удивления я чуть не сползла на пол по стеночке, к которой прислонилась под напором деда.

— Эх ты!

Дед раздраженно махнул на меня рукой и бросился в свою квартиру. Я побрела за ним, растерянная и пристыженная. Получается, Кирилл выполнял какое-то поручение деда, а я его так отбрила. Грубо получилось, очень грубо и некрасиво. Хорошо еще, у меня не хватило духу послать его прямым текстом. А ведь были такие мысли — для верности, чтобы окончательно отпугнуть…

— Ты же ее знаешь, — услышала я голос деда. — Она всегда ляпнет что-нибудь, не подумав. Грубиянка, что поделать… пороть ее надо было в детстве.

Это он с Кириллом по телефону разговаривает. Да, надо было меня пороть, точно. Может, тогда что-то путное из меня бы выросло.

— Все нормально? Как? О, да! Рассказывай все подробности. Может, все-таки? Ладно, приходи завтра. А Лану я все же выпорю.

— Правда, выпорешь? — спросила я, когда дед закончил разговор.

— Надо бы, конечно. Прогнать гостя с порога, послать его, практически! И какого гостя!

— Это он тебе сказал, что я его послала?

— Он сказал, что все в порядке, что придет завтра. Золото, а не человек!

Дед многозначительно посмотрел на меня, как бы говоря: почему ты до сих пор не прибрала к рукам это золото? Ответ он знал: коварная судьба распорядилась так, что к этому, безусловно, прекрасному человеку, я не испытываю никаких чувств, кроме дружеских. Она посмеялась надо мной, заставив влюбиться в кусок отнюдь не золота, а… чего? Холодного бесчувственного железа, вот чего!

— Так что случилось? На что ты подбил Кирилла? Это касается мести Шапокляк?

Дед молча смотрел на меня, раздумывая о чем-то.

— Не скажу, — наконец, выдал он с чрезвычайно довольной физиономией.

— Что?! Как ты можешь мне не сказать?

— Это и будет твоим наказанием. Вместо порки.

— Ну ты… зараза.

— Ага.

Это очень, очень жестоко! Дед знает, насколько сильно мое любопытство, и как я мучаюсь, когда чего-то не знаю… Да я вся изведусь до завтра, до того момента, как придет Кирилл и все расскажет. И до того, как я извинюсь за свое поведение и сниму тяжесть с души.

— Хочешь узнать — звони Кириллу.

— Я лучше спрошу его завтра. Во сколько он придет?

Дед пожал плечами. Потом, для верности, покачал головой, пожелал мне спокойной ночи и удалился к себе, оставив меня мучиться угрызениями совести и любопытством. Пытки, между прочим, запрещены законом!

Все утро я слонялась по дому в ожидании Кирилла, репетируя покаянную речь, но он все не приходил и не приходил. Зато неожиданно заявилась моя любимая подруга, со своим крутым фотоаппаратом в руках и чрезвычайно довольным видом. Она аж подпрыгивала от нетерпения, так ей хотелось поделиться со мной распирающими ее новостями. Что, интересно, случилось? Сфотографировала НЛО? Поймала в свой дальнобойный объектив знаменитость, отдыхающую в нашем чудесном городке?

Ника уволокла меня с кухни деда в мою гостиную, закрыла дверь, уселась на диван и похлопала ладонью по подушке рядом с собой.

— Садись!

Я тяжело опустилась на мягкое сиденье. Что бы она там не сфотографировала, вряд ли меня это расшевелит. Накрывшая меня апатия безгранична. Мне вообще ничего не хочется и ничего не интересно.

— Я следила за Аркадием, — радостно произнесла Ника, распахнув глаза до размера чайных блюдец.

Себя я в тот момент не видела, но уверена, что мои удивленные очи были не меньше суповых тарелок.

— Что ты делала? — пролепетала я.

— Выследила его. И сделала несколько фото.

Тут уж я подпрыгнула от нетерпения, придавив диванные пружины, и чуть не выхватив у Ники фотоаппарат.

— Сейчас, сейчас. Вот.

Она продемонстрировала мне фото двух мужчин, разговаривающих у хорошо знакомой мне калитки. Неподалеку от нее мне недавно откусили платье и чуть не отхватили приличный кусок пятой точки. В одном из участников диалога я без труда узнала Аркадия. А вот второй… кажется, я его когда-то где-то видела. О! Вспомнила! Это с ним поздоровался Аркадий, когда мы шли на выставку, по окончании которой скоропостижно расстались.