Комната вновь пошла ходуном.

Кристина наклонилась к загрустившему артисту:

- А ваша милость с нами? Я еду к морю. А вы?

Вова приподнял голову.

- Наша милость завтра спектакль играет.

- А сегодня?

- А сегодня нашей милости пора.

- Останься.

- Где? - испугался он.

- В комнате деда. Там прикольно.

- А дед где?

- На даче.

- Нет, спасибо.

- Ну, Вова! Пожалуйста! Я ведь не заставляю со мной спать. Я просто хочу, чтобы ты был рядом.

- Мне надо в театр, - упрямо промычал Володя.

- В час ночи? - Кристина призвала на помощь маму: - Мама, Вова очень хочет с нами переночевать, но он стесняется.

- Кристи! - Володя покраснел, как помидор. - Ирина Михайловна, это не правда, мне пора...

- Почему же не правда? - Мамаша пригрела его однозначным строгим взглядом, так что принц моментально понял, где будет сегодня ночевать, хочет он этого или нет. - У нас есть свободная комната: тепло и сухо, - чего тебе еще? Выспишься – утром, на свежую голову, пойдешь играть Гамлета. Не вижу особых препятствий.



Особых препятствий, действительно, не было. Да Вова особо и не препятствовал. Его уложили в комнате деда, и как только хмельная голова достигла подушки, принц заснул, как ягненок. Минут десять спустя, в его покой заглянула Кристина на коляске:

- Вова? - шепнула она.

Ответной реакции не последовало, Кристина осмелела и подрулила вплотную к кровати, на которой лежало его тело, послушное как у утопленника на дне океана, но живое...

Ее пальцы дотронулись до его руки - Вове было до балды. Осмелев еще больше, она взяла его руку к себе на колени. Она просидела с ней несколько минут, затем вернула на место, подкатила к подушке, на которй покоилась голова принца, как могла, прогнулась, ее губы дотянулись до его рта и поцеловали его. Едва не перевернувшись в каталке, Кристина дала полный назад и, не оглядываясь, помчалась к своей комнате.



Быстро раздевшись, она нырнула в кровать. Ее глаза, не моргая, уставилась в точку на стене.

- Что с тобой? - вошла мать.

Кристина в неведении потрясла взлохмаченными волосами.

- Ты побледнела. - Опустив руку на ее лоб, матушка села рядом. - Тебе не хорошо?

- Бывало получше.

- Ничего, поспишь - пройдет.

- Едем в Комарово?

- Родная моя, какое мне Комарово? У меня работы выше потолка. Разве что, в воскресенье, и то под вопросом. А на завтра расписана каждая минута. Лёля вас отвезет, не волнуйся.

- Каждая минута?

- Представь себе. До часа ночи.

- Атас! Как же ты живешь?

- А я, разве, живу? Я работаю, доча, - не живу.

Кристина с ужасом посмотрела в материнские глаза.

- Кристинка, - улыбнулась та. - Работа - это деньги. Очень крупные деньги. Если б они были только наши, я б три месяца в году работала, и девять отдыхала, - нам бы на семью хватило. Но там, где крупные деньги, работают свои правила: либо ты пашешь как проклятая за себя и за тех парней, либо - свободна.

- За каких парней?

- Кристюша, зачем тебе это знать?

- Это интересно!

- Сомневаюсь.

- Правда!

- Другими словами, из Тамбова приезжают не только артисты. Все они хотят хорошо поесть, хорошо одеться, всем нужны иномарки... Ну? Тебе это надо?

- Да, мне пофиг, - согласилась Кристина. – Ты права.

- Крепче будет сон.

- А я и снов-то не видела ни разу.

- Ну, прямо!

- Честно. Посмотреть бы хоть один сон. Вова рассказывал, сны бывают очень красивые.

- Все люди видят сны, родная моя, только не все их помнят.

- Ты тоже?

- Конечно.

- Про работу?

Мать засмеялась.

- Все люди видят сны, - повторила Кристина. - Ты все еще принимаешь меня за человека? Думаешь, я твоя дочка, да? Как все люди?

Мать беспомощно заморгала:

- Господи, а кто же ты? Чья же еще? Ты себе такого навыдумываешь, Кристинка! Нельзя же, в самом деле...

Мама не договорила.

Кристину внезапно передернуло.

- Господи!! - в ужасе прошептала Ирина Михайловна. - Кристина!

Девчонка снова содрогнулась и зажала руками рот, чтобы на одеяло не выплеснулись результаты пьянки.




* * *


Следующим утром, не откладывая, помчались в Комарово. Стояла ясная погода, ни одного облака. И всем было весело, ведь, здорово гнать по шоссе на новой иномарке мимо лесов, серых лачуг, бензоколонок, развивая полторы сотни километров в час под смачный марсельский реп. Кристина сидела в передаем кресле, щурилась от падавших в глаза солнечных лучей и как взрослая курила Лёлины сигареты. За ее спиной Гарика колотило от музыки, что немного раздражало находившуюся рядом Ольгу, но по статусу гостьи она не возникала. Лёля, по обыкновению, молчал; его бандитскую голову украшали выразительные узкие очки с черными стеклами, а шею – золотая золотая цепочка.

К полудню зеленое Вольво прилетело к цели. То был кирпичный двухэтажный дом, окруженный фигурной железной решеткой, охраняемый престарелой овчаркой по имени Граф. Стоило машине заехать на территорию дачи, пес бурно дал понять, как он всем рад, а едва Кристина приоткрыла дверцу автомобиля, моментально нырнул в кабину и мокрым языком облизал ей руки, перепугав до полусмерти.

- Граф! - заорал Лёля.

Пес послушно отскочил от машины.

- Граф, твой приятель. - Леша представил собаку Кристине.

- Мой приятель? - Прошептала та, обретая дар речи. - Тоже на четвереньках?

- Погладь, не бойся.

Граф вернулся и без суеты положил морду на колени юной хозяйки.

- Приятель, Граф... - Вытаращив глаза, Кристина запустила пальцы в толстую шерсть. - Что, собачья жизнь на четвереньках, да?


* * *


Со вчерашнего вечера Александра Николаевича томили нехорошие предчувствия. Он связывал их с тем, что «Атлант» готовился провернуть сделку с огромной порцией левого Мартини, спецзаказом Олега Исааковича, - это было не только внове, но и весьма рискованно. По крайней мере, с самого утра к жене лучше было не соваться: она прыгала на иголках. Сидя за стенкой, в кабинете менеджера, Александр Николаевич тупо убивал время игрой «Солдат удачи» и, между делом, прислушивался к повышенному голосу директрисы. В районе двух часов дня он навострил ухо: в директорской явно обсуждалась не судьба Мартини. Жена что-то выговаривала... Лёле, который неожиданно вернулся в город, тогда как ему "русским языком было сказано сидеть на даче с Кристиной". Оправдывался Леша бестолково, на вопросы Ирины Михайловны отвечал по-детски: "Она велела", "Она сказала". Бросив подслушивать за стенкой, папа сам решил разобраться, что к чему, и зашел в кабинет директора.

- Ты на нее работаешь? - отчитывала Лешу Ирина Михайловна.

- На вас. - Лёля стоял на ковре с виновато опущенной головой.

- А я тебе что русским языком сказала?

- Остаться в Комарово.

- Остаться, Лёля, это значит, остаться.

- Но она сказала, - повторил парень.

- Подождите, что такое? - вмешался Александр Николаевич.

- Этот тип... - Ирина Михайловна указала на Лешу антеной мобильника. - Кинул мне парализованного ребенка на Гарика и дедушку. Что мне с ними делать, ума не приложу! - Она энергично набрала телефонный номер фазенды.

- Но она сказала, что... - твердил Леша.

- Подождите! - вклинил отец.

- Нечего тут ждать, - отрезала мать. - Пусть катит обратно. - На проводе сняли трубку. - Алло? Папа? На черта вы мне прислали Лелика? Папа, пойми, ей нужна помощь, она по лестнице сама не в состоянии подняться, а ты говоришь, хорошо! Что у вас там хорошо? Кто ей будет помогать? Папа, не говори чепуху. Дай-ка ей трубку... Алло? Кристина? Что за фокусы? Что значит, Леля тебя достал? Объясни, не поняла?... А тебе не кажется, что тебя все достали? Вчера Лев Алексеевич, сегодня Лёля? А? Я не ору, я хочу знать, как ты теперь собираешься?... Что? Папу? - Она посмотрела на мужа. - Ладно, даю папу… На, поговори-ка с ней.

- Да, Кристюша? – трубку взял отец.

- Папа, что она разоралась?

- Но сокровище мое, зачем ты выслала Лёлю? Ему специально говорилось…

- Я не хочу его, - прервала Кристина.

- Как это не хочешь? Хе-хе... Ты же взрослая девочка, должна...

- Я ничего ему не должна. Потому и не хочу, что взрослая. Я хочу Вову, а Вова меня не хочет. При чем здесь Лёля? Я что, обязана всю жизнь трахаться с Лелей?

Александр Николаевич бросил моментальный взгляд на дальнего родственника (раскрасневшийся Леша продолжал изучать ковер под ногами) и сразу просек природу нехороших предчувствий, что томили его со вчерашнего вечера: дело было не в “Мартини”, дело было семейное и грязное, как сама жизнь.

Окаменев лицом, папа ответил дочери:

- Я скоро буду.

- Ты приедешь? - спросила Кристина.

- Обязательно.

- Не врешь?

- Нет, нет.

- 0'кей. А то я, правда, здесь типа козявки. Сижу как дура на одном месте, никто меня не может перетащить.

- Еду, Кристюха. До скорого. - Он повесил трубку.

- Ты что, туда? Сам поехал? - спросила Ирина Михайловна.

- Если я тебе не нужен.

- Поезжай, - разрешила жена.

- Лёля, а ты иди со мной. - Выходя, отец прихватил дальнего родственника: - На два слова.



Они спустились на улицу, сели в зеленое Вольво: Александр Николаевич - за руль, Леша - справа, - и оба вынули по сигарете. Вспыхнула бензиновая зажигалка.

- Леха, ты же не курил. - Дымчатые очки в упор посмотрели на морского пехотинца. - Что произошло?

Крышка Zippo захлопнулась словно капкан.

- Хрен его знает, - буркнул Лёля.

- Я еще вчера просек, что что-то произошло. Расскажешь сам, или мне вытягивать клещами?

- Ну, это...- Леша налился краской по самую макушку. - Она сама... Я хрен ее знает. Она сказала, а я, короче…

- Вот так, да? Когда?

- Вчера.

- Где?

- Здесь.

- В тачке?!

Леля обречено кивнул.

- Елы-палы! - процедил отец. – Ну, ебарь!

- Она сказала, я не мог... Я хрен его знает, Александр Николаевич... - Леша пожал плечами.

- Смотри, Ирке не проговорись, мудазвон.

- Это ясно.

- Ладно, вылезай. Давай ключи и херачь в офис, глаза б мои тебя не видели!

Леша безмолвно оставил связку ключей и вышел на улицу.

- На фазенде старайся не появляться, - напоследок посоветовал отец.

- Это ясно.

- Ясно ему! - Ворча поднос, Александр Николаевич завел машину. - Член в кармане не удержать, козел вонючий!

Зеленое Вольво тронуло с места, а Лёля с поникшей головой побрел по тротуару к офису.



* * *


Папу никто не встретил. Оставив машину под окнами дачного дома, Александр Николаевич скромно пристроился у двери в гостиную, не решаясь развеять царившую на фазенде идиллию: старик играл на пианино, девчонки его слушали, не решаясь вздохнуть. Только Граф, безмятежно лежавший в ногах Кристины, отметил прибытие Александра Николаевича ленивым поднятием головы.

Удивительная вещь, фантазия ре-минор Моцарта - весь Амадей на четырех нотных листах: лаконичное как смерть начало, в нескольких аккордах предвосхитившее Лунную сонату; гениальная двухминутная сердцевина, словно с небес прилетел ангелочек, понежился на клавишах и внезапно исчез; и, наконец, третья, неподъемно-громоздкая часть – абсолютный, беспечный провал в бездарность… Михаил Васильевич играл Моцарта подобно Рихтеру, без единой эмоции на лице, отдавая все чувства клавишам.

Дед закончил. Подкатив к старику, Кристина взяла его руку, пробежалась пальцами по желтым морщинам, словно пытаясь разгадать, "в чем здесь Шопен":

- Что ты Шопену? Кто тебе Шопен?

- Это Моцарт, - ответил дед.

- Моцарт... Класс.

- Угу, - согласилась Ольга.

- А Шопен? - Кристина положила руку дедушки на инструмент. - Давай Шопена?

- Шопен для меня сложный композитор. Я любитель, Кристина. Надо быть виртуозом, чтобы играть Шопена. Моцарта, Баха я кое-что могу, а остальное...

- Жаль. - Кристина нажала на клавишу, затем сразу на несколько клавиш, однако Шопена не получилось. - Ни фига не умею, - поняла она.

- Всему надо учиться, - благоразумно сказал дед. - Особенно музыке.

- И особенно мне. – Кристина заметила отца. - Батон приехал! - Потеряв интерес к пианино, Кристина развернулась к папе. - Прикинь, я даже моря не видела, сижу здесь как кактус. Дед говорит, рядом есть море, это правда?