– Вот как…

– Да! И почему-то отец Сергий сказал об этом папа́! Теперь ты понимаешь?!

– Да… Но…

Эмили оставила в покое подол нового платья, подлетела к подруге, повисла на шее:

– Ведь он прелесть, Ася! Скажи, ну признайся, он тебе нравится?

– Ну ты же знаешь, Эмили, как мы друг к другу относимся. Я не в восторге. Мы почти враги.

– Это глупости. Это детское. И вы должны подружиться ради меня. Пообещай.

– Ну уж нет, – отстранилась Ася. – Этого я тебе обещать не могу. Уж если кто меня не любит, я того любить не могу.

– Какая ты! – надулась Эмили. Впрочем, личико ее тут же разгладилось. – Все равно, Ася! Я так жду, так жду!

Когда Ася наконец освободилась и собралась, было уже довольно поздно. Солнце заканчивало свой моцион над Заучьем, дабы окончательно скрыться где-то за изгибом Обноры. Закат был ярко-малиновым. В Троицком овраге отчаянно пел соловей. Запах сирени к вечеру стал острее, пьянил голову. Она подошла к калитке, отворила ее, и… что-то остановило ее. Она стояла возле дорожки, ведущей в сад, и смотрела на клумбу, разбитую недалеко от кустов смородины. На клумбе росли те самые бело-желтые цветы. У края с десяток стеблей были срезаны.

В Любиме мало кто разводил цветы, а у матушки Александры всегда был богатый цветник. Садом с удовольствием занимались все Вознесенские, Ася это знала. Но почему-то ей и в голову не пришло вспомнить об этом днем.

Она постояла в раздумье перед клумбой, повернулась и замерла, не успев сделать ни шага.

На крыльце, облокотившись о перила, стоял Алексей. Он был в новом офицерском темно-зеленого цвета мундире. На ногах блестели лихо начищенные яловые сапожки.

– Здравствуйте, Ася.

Он быстро сбежал со ступенек, подошел. Она машинально сделала движение назад, но он поймал ее за руки.

– Ну что вы. Я не кусаюсь и даже язык разучился показывать…

– Неужели?

Ася уже пришла в себя и заговорила в той манере, в какой привыкла общаться с ним и которая существовала у нее, похоже, специально для него.

– Что же с вами произошло? Вы заболели?

– Увы, Ася, я вырос.

– Я заметила, – бросила она, осторожно убирая руки и продвигаясь вдоль веранды к крыльцу. Он действительно вырос за последний год. Она упиралась взглядом ему в грудь и должна была отметить, не только видит, но и чувствует перемену, произошедшую в нем. Он был так близко, что она уловила его запах. Кожа его нового ремня, табак и, вероятно, одеколон составляли волнующую смесь. Она поспешила взойти на крыльцо, он двинулся за ней следом.

На пороге горницы они появились вместе, и все взоры обратились на них. За большим столом сидели все Вознесенские, кроме Владимира, который находился теперь на германском фронте.

– Иннуся! Ну наконец-то! – обрадовалась Манечка. – Иди сюда!

– Нет, сюда! – шутливо запротестовал отец Сергий. – У меня и местечко припасено по левую руку. По правую у меня сегодня вояка…

Ася села рядом с отцом Сергием. С другой стороны от отца сел Алексей.

– Узнала, Ася, Алешку-то? – рокотал священник. – Орел! Выше отца вымахал. Владимира, поди, перегнал?

Алексей пожал плечами.

– Куда ему до Владимира, – поддел Артем. – Тот уже орден Святого Георгия имеет.

– Какие мои годы, – усмехнулся Алексей.

– Перегнал, – повторил отец Сергий и повернулся к Асе: – Ну, чем не жених?

Отец Сергий смотрел на Асю, которая не ожидала подобных разговоров и не знала, как себя вести, что отвечать.

– Ты, батюшка, совсем гостью смутил, – вмешалась хозяйка. – Асенька, отведай кулебяки. Маша начинку готовила.

– А чего ей смущаться? – не отставал отец Сергий. – Она у нас в доме не чужая. Выросла на глазах. У нас с ней секретов друг от друга нету. Правда, Ася?

Ася кивнула, втайне молясь о том, чтобы отец Сергий перенес свое внимание на кого-нибудь другого. Но больше всего она сердилась на Машу. Почему не предупредила, что брат приехал? Нарочно ведь! Знала, что Ася не придет, коли будет знать, что Алексей дома. Прекрасно знает, что отношения между средним братом и подругой напряженные, так нет ведь!

Ася через стол посылала сердитые взгляды подруге, но той хоть бы что! Сидит себе, ничего не замечает!

Отец Сергий налил Асе в рюмку кагору.

– Не грех отметить выпуск наших маленьких гимназисток. Пусть дорожка их будет гладкой!

Ася пригубила вино.

– Как дальше-то решила, Асенька? – наклонилась к ней матушка Александра. – Хозяева твои в Ярославль перебираются?

– Да, Александра Павловна.

– А ты-то как? С ними?

– А ее замуж отдают! – неожиданно громко сказала Маша. Ася вскинула на нее глаза, но та даже не взглянула на подругу. Маша смотрела на Алексея, будто известие это предназначалось именно ему.

– За кого же? – спросила матушка Александра.

И снова за Асю ответила Маша:

– За Антипа Юдаева! Завидный жених. Правда, папа?

Ася не услышала, что ответил отец Сергий. Она вскочила, пробормотала извинения и побежала к двери.

Выбежала в сумерки летнего вечера, хлопнула калиткой. Она бежала вдоль улицы, не замечая ничего вокруг. Выбежала на городскую площадь. Здесь только перешла на шаг, дошла до моста, свернула на набережную.

Обида на подругу стучала в голове. Зачем она так? При всех… Ужасно! Ужасно… Что делать? Куда идти? Невозможно сейчас прийти домой, слушать восторженные вздохи Эмили…

Ася побрела в беседку, где на столике все еще лежали оставленные ею цветы.

– Вы быстро бегаете, Ася.

Она обернулась. Позади нее стоял Алексей. Она вспыхнула, вскочила, хотела пройти мимо, но он снова поймал ее за руки.

– Послушайте меня, Ася. Не уходите. Мне нужно вам кое-что сказать.

Ася освободила руки и отошла к перилам, повернулась к реке. Отсюда были видны мостки для полоскания белья, наплавной мост, омут, где тонул Петер. Все было прежним, из детства. Только они были другими.

– Вот здесь я впервые вас увидел, – сказал Алексей. – Помните?

– Прекрасно помню. Я сидела под лопухом. А вы показали мне язык. Очень романтично.

– Вы не любите цветы?

Ася повернулась к нему. Он стоял возле столика и смотрел на нарциссы, которые, конечно же, завяли.

– Это вы прислали? К чему?

– Считайте, что в знак примирения. Мы оба повзрослели, давайте не будем больше враждовать?

Она пожала плечами.

– И не думала с вами враждовать. Скорее всего мы с вами и не увидимся больше.

– А вы бы хотели… не видеть меня больше?

– Послушайте, Алексей. К чему эти витиеватые разговоры? Что-то не пойму я вас. Чего вы хотите?

– Я хочу, чтобы вы стали моей женой.

– Что?

– По-моему, я ясно выразился.

– Вы собираетесь жениться… в девятнадцать лет?

– Да, именно. И хочу, чтобы моей женой стали вы.

– Но почему я? Ведь вы… вы не любите меня!

– Вы верите в любовь, Ася? Вот уж никогда бы не подумал! Все эти ахи, вздохи… Вам не идет. Я вас представлял такой рассудительной, строгой, умной…

– Я вам не верю, – оборвала Ася. – Вы снова хотите меня подразнить и заставить злиться. Только у вас ничего не получится.

– Глупости, – остановил он ее и повернулся к реке.

Теперь они оба смотрели на воду. Она краем глаза видела его нервные пальцы, теребящие листик цветка, почувствовала его напряжение. Ей вдруг передалось его волнение и стало трудно дышать.

– Глупости. Я все обдумал. Война скоро закончится, вы переедете со мной в Петербург. У вас будет все, что вы захотите. Я… обещаю вам, что… не разочарую вас.

– Я поняла! – вдруг медленно заговорила Ася. – Вас Маня надоумила! Вы пожалели меня! Вот уж совершенно напрасно! Я не нуждаюсь в вашей жалости, Вознесенский, ясно? Я… сама сумею… позаботиться о себе…

Алексей скривился, как от боли, смял в пальцах и выбросил истерзанный цветок.

– Ну что вы говорите, Ася… – покачал он головой.

– Вы на моих глазах постоянно оказывали знаки внимания Эмили Сычевой! Вы вскружили голову девушке и так трезво, так холодно теперь рассуждаете о браке со мной?

Он поморщился:

– Терпеть не могу глупых влюбленных барышень. Я это делал, лишь чтобы вас позлить, но вы…

– Да вы страшный человек, Вознесенский! Я и слушать вас не желаю! Пустите меня!

Алексей загородил ей выход из беседки. Они стояли так близко, что она снова уловила его особенный запах. Она отступила на шаг.

– У меня мало времени, – сказал он. – Я скоро уезжаю… Могу дать вам лишь сутки на размышление.

– Не о чем мне размышлять!

Вознесенский вышел, остановился на тропинке.

– Я подожду до завтра.

Ася вышла из беседки, торопливо прошла мимо Алексея и возле земской больницы свернула в улицу.

Как она ни возмущалась, как ни злилась и ни уговаривала себя, что думать здесь не о чем, все же в эту ночь уснуть она не смогла. Она была в смятении.

Разговор с Алексеем все перевернул с ног на голову. Во всей этой детской горячности и очевидной для нее нелепице просматривалось что-то неуловимо привлекательное. И чем больше она об этом думала, тем яснее для нее становилось, что предложение Вознесенского, если только не имеет цели разыграть или посмеяться над ней, несет в себе рациональное зерно смысла.

По крайней мере он не врал ей о любви, в которую с его стороны она бы не поверила однозначно. Он обещал ей дом, положение в обществе – то, к чему она стремилась и чего ждала от жизни. И, что самое главное, брак с Вознесенским сразу, безоговорочно дал бы ей семью, большую семью – отца и мать, братьев и любимую сестру. То, чего ей больше всего не хватало в жизни. К тому же он – офицер и с годами станет похож на своего дядю, бравого военного из лодки. А она, пожалуй, будет походить на ту даму, супругу дяди… О! Это так заманчиво…

К утру Ася так разволновалась, что у нее разыгрался жар. Она с самого утра заняла себя работой в кухне и молча, с каким-то немым упорством скребла сковороды и кастрюли. К обеду фрау Марта попросила помочь накрыть стол, но у Аси все валилось из рук, она разбила стакан и дождалась, что фрау Марта взяла ее за руку и внимательно на нее посмотрела.

– Ты здорова, Августа?

– Да, фрау Марта. Я просто… у меня немного голова болит.

– Тебя так расстроили мои разговоры о замужестве?

Ася молчала, теребя передник.

– Может быть, у тебя имеется личная симпатия, дитя? Скажи мне.

Ася покрутила головой.

Фрау Марта села на стул возле кухонного стола и показала место рядом с собой Асе:

– Сядь.

Та послушно опустилась на табурет.

– Ты не старше Эмили, но кажешься мне более серьезной. Удивительно, но Эмили в отличие от тебя рада выскочить замуж хоть сегодня. И похоже, нам придется уступить ей в этом.

Ася молчала, пытаясь угадать, куда клонит хозяйка.

– Скажи, Ася, ты ведь, кажется, дружишь с Марией Вознесенской?

– Да, мы учились вместе. Маня… очень хорошая.

– А ее братья? Что они собой представляют? Ну например, Алексей?

Ася застыла, зажав подол передника в побелевших пальцах.

– Я… почти не общалась с ним, фрау Марта. Он, кажется, офицер.

– Да. Но так молод… Впрочем, у него хорошая протекция в столице. Я слышала, брат отца Сергия лично знаком с государем?

– Я… я не знаю, – пролепетала Ася, не поднимая глаз.

– Это правда, что Вознесенский ухаживает за Эмили?

Асе хотелось провалиться сквозь пол кухни, оказаться в темном подполе среди мышей, чтобы только не отвечать на вопросы фрау Марты.

– Разве Эмили не рассказывала вам? – выкрутилась она.

– Иногда мне кажется, что Эмили слишком романтична и подвержена фантазиям. Впрочем, я была бы довольна, окажись это правдой. Я была бы спокойна, устроив столь удачно среднюю дочь. Это для нас неплохой вариант.

«А для меня – похотливый вдовец Юдаев», – с обидой подумала Ася.

Вдруг разом, пеной, поднялись в душе все ее детские мечты, перемешиваясь с обидами. Ей вдруг захотелось закричать, затопать ногами, разбить тарелку. Но она знала, что никогда не позволит себе ничего подобного в присутствии фрау Марты.

После обеда, по обыкновению, семья Сычевых находилась в гостиной. Фрау Марта раскладывала пасьянс, Эмили и Грета вышивали гладью, Богдан Аполлонович курил трубку и шелестел газетами, изредка цитируя особенно интересные, на его взгляд, выдержки. Фрау Марта качала головой, что могло означать как согласие, так и сомнение.

В раскрытое окно доносились равномерные удары – Петер тренировался в метании ножичка. Вся стена сарая была испещрена следами этих тренировок.

Ася на кухне перебирала крупу, когда Петер – долговязый подросток – вбежал в дом с парадного крыльца и, перепрыгивая через три ступеньки, поскакал наверх.

– Папа! Папа! Там парни пришли! Свататься!

Ася застыла со своей крупой, осталась сидеть, склонившись над столом, не сделав ни одного движения. Она слышала, как наверху все пришло в движение, что-то уронили, кто-то побежал по лестнице.