Он не успел додумать свою важную мысль, как перед ним открылось кладбище. Здесь было очень интересно. Прохлада деревьев укрывала ухоженные аккуратные могилки. Прошли мимо мраморных купеческих могил с чугунными пухлыми ангелочками, попали в «мещанскую» часть, где могилки попроще, зашли «в гости к деду». Мать прибрала холмик, протерла тряпочкой крест и оградку.

Над головами ударил колокол. Ему вторил другой. У одного голос густой, тяжелый, у другого – легкий, звонкий. С веток берез взлетели вороны. Колокола, перекликаясь, создавали мелодию. Мать поднялась.

– В церковь пойдешь? – спросил сын, зная наперед весь ритуал.

– Свечки поставлю за упокой. Хочешь со мной?

Он отрицательно покрутил головой.

– Я у папы приберу.

Августина проводила сына. За широкой оградкой теперь было две могилы. Рядом с Алексеем лежала матушка Александра, пережившая сына всего на два года.

Владик деловито отворил калитку, вошел в оградку, осмотрелся.

– Ты иди, – сказал он матери. – Я траву буду рвать.

Служба уже началась. В притворе, где пол был выложен старинными чугунными плитами, даже в такой жаркий летний день было прохладно. Впереди, близ икон, толпился народ. Августина увидела Машу с сыном. Маша самозабвенно молилась перед образом Спасителя, а Сережа, задрав голову, разглядывал фрески.

Августина купила свечки и поставила у распятия, которое находилось здесь же, в притворе. В глубь храма она не пошла.

Когда Августина вернулась, Владик уже покончил с сорняками на могилке отца, стоял возле бабушкиной и потирал локоть.

– Ушибся?

– Крапива шибко жжется, – доложил он.

Крапива, густо разросшаяся за пределами ограды, перевесила свои вездесущие лапки и цепляла мальчика за голые локти. Только на первый взгляд листья крапивы такие пушистые и мягкие. Тут же на локтях вылезали красные пятна и нестерпимо чесались.

– Сейчас мы это дело поправим.

Мать помазала локти сына водой, достала рукавицы и занялась крапивой. Сама могилка была ухоженной. Конечно, Августина выбиралась сюда теперь не так часто, как Маша. С тех пор как устроилась в детский дом, времени не хватало. Теперь они с подругой и встречались-то больше здесь, на кладбище.

Кончилась обедня, народ вышел из церкви и разошелся по кладбищу. Подошли Маша с Сережей. Подруги обнялись. Дети же, как всегда, поначалу вели себя немного стесненно, успели отвыкнуть друг от друга.

Сережа был похож на мать – такое же немного робкое приветливое лицо, улыбка совсем Машина, только, пожалуй, лоб и брови – Митины. Но, чтобы сделать приятное подруге, Августина заметила:

– Вылитый отец.

Маша вздохнула. После литургии она всегда выглядела умиротворенной и светло-задумчивой. Она согласно кивнула.

– А твой Владислав похож сразу на трех, знаешь? И нисколько на тебя!

– Так уж и нисколько?

– Вовсе! – подтвердила Маша, не без умиления глядя на круглолицего племянника. Она знала, что поцеловать себя тот не даст, и с чувством потрясла его крепкую ладошку. – Вот какой гриб-боровичок! Губы и глаза, безусловно, Алешины. И в то же время есть что-то Володино. Не находишь?

Августина пожала плечами. Она замечала что-то такое, но ей хотелось, чтобы ее наблюдения подтвердила Маша.

– Алешка ведь с Володей очень похожи, – продолжала Маша. – А вот фигура – Артемкина. И даже в повадке проглядывает что-то.

– Вознесенский, – согласилась Августина.

Подруги достали помин – сваренные вкрутую яйца, соль, хлеб с маслом. Поели.

Прямо напротив Августины стоял просторный деревянный дом причта. Здесь жили кладбищенский батюшка с семьей и молодой псаломщик, женой которого была Арина, старшая дочь отца Федора. Та самая Ариша, вместе с которой Асе довелось пережить закобякинский кошмар – ночное вторжение банды, злосчастный молебен, кровь, слезы. И теперь, встречая Августину в городе, Ариша делала вид, что не узнает ее. А сегодня, когда они с Владиком проходили мимо крыльца кладбищенского дома, Арина демонстративно на ее «здрасьте» повернулась и захлопнула дверь.

Теперь Августина сидела на низенькой лавочке как раз напротив окон Арины и видела, как за окном кто-то стоит и наблюдает.

– За что она злится на меня? – спросила Машу.

– Кто?

– Твоя золовка. Вот, смотри, сейчас занавески задернет.

Не успела Маша повернуть голову – ситцевые занавески в комнате задвинули.

– Чушь какая-то. Что я ей сделала?

– Инночка, не бери в голову. Ты же знаешь, как погиб отец Федор. Его расстреляли красные.

– Но я-то здесь при чем? Алексей не принимал в этом участия.

– Он был среди красноармейцев, участвовал в захвате банды. Разве не так?

– Маша, но как можно теперь…

– Хочешь, я поговорю с ней?

– Не стоит. Думаю, ты уже говорила с ней на эту тему. Ведь так?

Маша вздохнула. Помолчали, наблюдая, как сыновья бегают друг за другом среди оград.

– Хорошо здесь, правда? – улыбнулась Маша. – Всякий раз прихожу сюда будто бы в гости. И сердцу так печально и радостно одновременно.

– И уходить не хочется.

– Не хочется, – согласилась Маша. – Дома тоскливо. Знаю, папа отругал бы меня за такие настроения, но не получается по-другому. Как вспомнишь, каким шумным бывал этот дом, сколько в нем было тепла, счастья… Какие мечты вынашивались в каждой комнате… А теперь там чужие люди. Нам с Сережей оставили нашу горницу, и на том спасибо.

Подруги поднялись и, разговаривая, двинулись к воротам. Дети бежали впереди. Они резвились, словно здесь было не кладбище, а парк. Не доходя до ворот, мальчики остановились у дома причта – им открылся просторный двор, где на веревках сохло белье, ходили по траве куры. А на крыльце сидела девочка в платочке, ровесница мальчиков, и с любопытством на них посматривала.

– Гляди – Ленка! – толкнул Сережа товарища в бок. – Давай позовем? Лен-ка!

– Лен-ка!

Девочка спрыгнула с крыльца, подошла к мальчикам, смущенно улыбаясь, опустила глаза.

– Здравствуйте.

– Давай, Ленка, с нами в догонялки играть.

Глаза девочки на секунду осветились радостью, затем она что-то вспомнила и отступила. С нескрываемым огорчением призналась:

– Не могу.

– Это почему же? – удивился Сережа. – Ты же со мной давеча играла.

– С тобой можно, а с ним – нельзя. – Не глядя на Владика, она показала на него пальцем: – Его отец Боженьку обидел.

Владик удивленно распахнул глаза.

Сказав несусветицу, девочка повернулась и убежала. Владик так и остался стоять столбом с широко распахнутыми глазами и открытым ртом. Сережа с интересом смотрел на него.

Фразу Леночки слышали и Маша с Августиной, и обе на время потеряли дар речи.

– Мама, это правда?

Глаза Владика отчаянно горели.

– Конечно, нет, – спокойно возразила Ася. – Глупости какие.

Мальчик тут же повернулся в сторону убегающей девочки и громко крикнул:

– Дура!

– Ну вот это совсем уж ни к чему! – строго оборвала мать.

В это время на крыльце появилась Арина, схватила девочку за руку и втащила ее в дом.

Некоторое время все шли молча. Только на соборном мосту мальчики забежали вперед, повисли на перилах, наблюдая, как внизу, расстилая по дну темные водоросли, течет вода.

Когда подруги приблизились к детям, Владик выпрямился и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Если мой отец обидел Боженьку, то значит, тот заслужил.


К концу месяца в детском доме «Красные зори» заработали кружки. Вопреки скептическим прогнозам воспитательницы Тучковой желающих повысить самоподготовку оказалось немало. Особенно много ребят записалось в военный кружок и в Красный Крест.

В подвале начались работы по оборудованию тира, а на поляне, где когда-то Августина училась верховой езде, наметили полосу препятствий. Теперь тут целыми днями шла работа. Старшеклассники таскали туда бревна, песок. С той стороны раздавался то стук молотка, то деловитые выкрики физкультурника.

Августина теперь два раза в неделю в читальном зале вела занятия Красного Креста. Здесь, в отдельном шкафчике под замком, находились шины, бинты и плакаты с видами кровотечений.

Детский дом ожил. Все в нем задвигалось с другой скоростью. Все куда-то торопились, и Владик, наблюдая за жизнью замка с крыльца флигеля, невольно сравнивал его с муравейником.

Только к ночи это беспокойное крикливое хозяйство сворачивало бурную деятельность и уступало место покою отдыхающей природы – с лягушачьими концертами, соловьиными звонкими трелями и долгим звоном цикад.

В одну из таких ночей и разбудил спящий замок все тот же истошный вопль замученного привидениями образцового пионерского отряда.

– А-аа!

– О-оо!

Августина услышала вопли, потому что не спала. Не могла уснуть в этой взбаламученной соловьями, пронизанной запахами цветения ночи. Ей вспоминалась та, прошлая, жизнь в этом замке, прогулки в компании архитектора, вибрации любви, чувственно заполняющие воздух. Она сделала открытие, что теперь, душными летними ночами, под трели соловьев она обречена вспоминать не мужа, а то, первое, тайное, запретное, спрятанное глубоко в тайниках ее женской души.

«Сегодня дежурит Нюра, – вяло подумала Августина. – И наверное, она носится по этажам как клушка вместе со своим отрядом. Пусть. Так не хочется разбивать это волшебное настроение, тащиться ночью в замок, разбираться, кто кричал…»

Она проснулась до побудки, сразу оделась, плеснула в лицо холодной водой. Не вытирая полотенцем, провела тыльными сторонами ладоней по щекам, убирая лишние капли. Так Зульфия когда-то научила. Там, на сухом Востоке, ценилась вода, дающая коже необходимую влагу. Ей давали самой высохнуть.

Провела гребенкой по волосам – они легли привычной волной, обнажив ровную седую полоску. Это не портило прическу – на темно-русом фоне одна белая полоса.

Владик сладко посапывал. Она прикрыла дверь и направилась в замок. Утром здесь было особенно тихо – дети перед подъемом спали как убитые.

На третьем этаже в библиотеке рыдала Нюра. Ее охотно утешал Славик-библиотекарь. В коридоре гремела ведрами сердитая сонная нянечка.

– Вот, Агустина Тихоновна, полюбуйтесь! – воскликнула Нюра, взмахивая серой застиранной простыней. – Вот этим они привидение изображают! Вот!

– Почему вы решили?

– Потому что я всю ночь их утихомиривала и сама уже почти поверила, а сейчас тут, в углу, у чердака это нашла!

Она пихнула скомканную на столе тряпку в сторону Августины. Это была обычная детдомовская простыня с синим чернильным штампом. Только сильно помятая.

– Каждый раз в мое дежурство! – не унималась Нюра. – Как нарочно!

Славик сочувственно гладил Нюру по широкой спине.

– Теперь у нас есть улика, – утешил он, – и мы без труда отыщем нарушителя.

– Вот именно! Я их выведу на чистую воду! Они у меня в карцере посидят! Я пойду и доложу все Тамаре Павловне. Она приехала?

– Кажется, приехала, – соврала зачем-то Августина. – Пойди доложи.

– Я с тобой, – вызвался Славик.

Августина догадывалась, что Славику интересно спускаться позади Нюры и созерцать ее выпуклый упругий зад. Плевать он хотел на детдомовцев с их привидениями.

Нюра, вытирая слезы, рванула вниз, Славик едва поспевал за ней. Ася осталась в библиотеке наедине с пресловутой простыней. Сердце отчаянно стукнуло. Она стащила жакет, схватила простыню, скомкала ее и быстро запихнула в рукав. Выглянула в коридор – нянечка крутилась в бывшей диванной, теперешней учительской. Ася выскользнула на лестницу, быстро спустилась на второй этаж и неслышно прошла к спальне старших девочек. Она вошла и окинула взглядом кровати. Так и есть – Варя спала, укрывшись с головой суровым темно-зеленым шерстяным одеялом без простыни.

Августина подошла, одним движением сорвала одеяло, тем самым заставив девочку сжаться в комок, будто ожидая удара. Накрыла мятой простыней и поверх бросила одеяло. В миг, когда Августина оказалась в коридоре, заиграли побудку.

Через минуту замок зашумел, забродил, пришел в движение. Августина прошла к своим малышам, и начался обычный рабочий день. После завтрака, как она и ожидала, ее позвали в библиотеку. Там уже собрались Нюра, Славик, Тамара Павловна и нянечка с ведром.

– Вот и Августина Тихоновна видела, – горячо убеждала Нюра начальницу. – Простыня была со штампом. Лежала здесь.

Заведующая уставилась на Августину:

– Видели?

– Видела. Но насчет штампа не уверена. Не обратила внимания. А где она?

– Вот именно, где? – усмехнулась начальница. – Мы думали, вы в курсе – где?

– Я сразу ушла своих поднимать, – пожала плечами Августина.

– А вы? – Начальница перевела взгляд на нянечку.

– А мне делов больше нету? Мне указаний не было за простынями смотреть. Я учительскую мыла.

– Ясно, – подытожила начальница. – Идите работайте, коллеги.

Уходя, Ася спиной чувствовала пристальный взгляд начальницы.