Сверху раздался скрежет замка в двери. Несколько пар ног спускались по лестнице. Они идут за мной? Убивать? Как не странно, но мне было совсем не страшно, просто безразлично. Дверь в клетку открылась, люди зашли внутрь, что-то мягкое с шуршанием опустилось на пол. Через минуту я услышал звук закрывающейся решётки и удаляющихся шагов. Дверь сверху тоже закрылась.

Я собрал остатки сил и повернул голову. Мои глаза долго не могли привыкнуть к свету, но когда моё зрение прояснилось, я почти вскрикнул от увиденного. Не знаю, как ко мне вернулись силы, но я вскочил с такой прытью, что заломило суставы.

Ева лежала в углу на полу маленьким светлым комочком. Мне показалось, что я не видел её целую вечность, так она изменилась. Лицо её было почти таким же белым, как и моя рубашка, надетая на ней. Руки были покрыты темными синяками. Под глазами чернота. Но она была жива! Она дышала.

Я подхватил её и, шатаясь, донёс её до матраса. Моя грудь готова была разорваться от волнения и эмоций, переполняющих меня. Я прижал Еву к себе, и по щекам у меня покатились слёзы радости. Она со мной!!! Моя любимая девочка. Мои руки тряслись настолько сильно, что я не мог толком убрать волосы, спадающие на её лицо. Я сдвигал их, но они падали вновь и вновь, закрывая от меня её глаза.

Глядя на неё, я не мог понять, что с ней происходит. Ева находилась в каком-то беспамятстве. Её глаза периодически приоткрывались, но мне казалось, что в этот момент он ничего вокруг не видела. Дыхание её было сбивчивым и тяжёлым. Я сидел, держа на коленях её светлую голову, не переставая гладить её волосы. От каждого шороха я вздрагивал, боясь, что её снова заберут. И в этот момент я готов был броситься и разорвать голыми руками каждого, кто зайдёт в клетку.

Сколько прошло времени, я не знаю, но за окном уже стало темнеть. У меня слипались глаза от долгих бессонных ночей, но я упорно сидел, держа Еву на руках. Я почти уже начал отключаться, когда почувствовал шевеление на своих коленях. Я наклонился к ней, осторожно повернул ей лицо к себе. Её глаза были открыты , Ева смотрела на меня.

— Макс, - я еле услышал её дрожащий слабый голос, - Ты здесь? Ты живой?

По её щеке скатилась слезинка, упав в мою ладонь. Я прижался губами к её горячему лбу.

— Я здесь, с тобой. Всё хорошо, Ева. Как ты себя чувствуешь?

— Сил совсем нет, и очень спать хочется… Когда меня принесли сюда? Я ничего не помню…

Её голос был очень слабым и болезненным. Мне хотелось расспросить её обо всём, что с ней произошло, но я не мог позволить ей не спать.

— Мы поговорим завтра, ладно? А сейчас давай отдохнём… Тебе нужны силы.

Я нежно обхватил её за плечи и уложил на матрас, обняв своим телом. Сквозь тонкую ткань я чувствовал жар её тела и неровное дыхание. И нестерпимое чувство тревоги и предчувствия чего-то нехорошего не давало мне расслабиться и насладиться радостью от того, что Ева снова со мной.

Голова моя ужасно кружилась, а тело всё сотрясалось от нервной дрожи, и я никак не мог унять её. Наверное, нужно было встать, взять еду, которая до сих пор стояла около решётки, и поесть, чтобы восстановить хоть немного сил. Но я не мог. Мысль о том, что мне придётся отпустить Еву, оторваться от её тела хоть на минуту, казалась мне невозможной. Я так и лежал рядом, грел её своим телом и шептал ей в затылок слова, которыми я успокаивал скорее себя, чем её.

Я заснул внезапно и глубоко, будто провалившись в бездонную чёрную пропасть. Я не видел снов этой ночью – ни плохих, ни хороших. Ни разу не проснулся, не чувствуя ни жара, ни холода. Только руки мои сильно сжимали тело той, чья судьба срослась с моей судьбой, подобно сиамским близнецам, и без которой я уже не представлял свою жизнь.

Когда я очнулся резко утром, Ева ещё спала. Её нежные щёки ввалились, кожа была бледной и стала почти прозрачной, такой, что я мог видеть сосуды, пульсирующие на её шее. Я лежал и смотрел на неё, боясь пошевелиться и нарушить её тревожный болезненный сон.

Взгляд мой упал на участок стены около меня, где был нацарапан мой календарь. Вдоль неровных, выведенных мною палочек быстро двигалась муха, словно изучала мои настенные надписи. А за пять с лишним месяцев их было уже много. Палочки, выцарапанные мною в самом начале, были ужё тёмные и почти не видимые, последние, сделанные десять дней назад, оставались ещё яркими. Я заметил, что первые мои чёрточки были тонкими и неуверенными, но чем дольше я здесь находился, тем глубже и твёрже они были. Можно было проследить, как росла моя злоба на ситуацию и то, с какой силой я оставлял следы своего пребывания, помечая это место памятью обо мне… о нас.

Муха остановилась в районе второго месяца. Приподняв крылышки, она стала потирать друг о друга задними лапками. Она делала это с такой тщательностью и наслаждением, как будто предвкушала съесть самого человека, рассматривающего её. А я думал о том, что это маленькое существо сейчас гораздо счастливее, а главное свободнее меня. Она может оказаться в любом месте, когда захочет, и это будет зависеть только от её собственного желания.

Словно подтверждая мои мысли, муха взлетела и, прожужжав прямо над мои ухом, вылетела из клетки. Я усмехнулся – она определенно издевалась надо мной.

Рука Евы вздрогнула, и она открыла глаза, болезненно поморщившись.

— Ты как, маленькая? – я поправил её в более удобное положение.

Ева не ответила на мой вопрос. Она нахмурилась, собираясь с мыслями, и подвинулась ближе ко мне.

- Ты голодная? Пить хочешь?- я быстро поднялся на ноги. – Там есть немного еды, я тебе принесу сейчас, подожди.

Я почувствовал, как её пальцы слабо вцепились в мою руку, останавливая меня.

— Макс, не надо… Мне не нужна еда…

Я застыл на месте. Ева потянула меня к себе, заставляя сесть рядом.

— Мне надо многое сказать тебе, а времени у нас совсем мало…

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я была там, у них, я слышала их разговор. Я умираю, Макс.

Я вздрогнул от её слов и замотал головой.

— Нет, нет. Этого не может быть. Ты просто ошиблась. Тебе могло послышаться, Ева. Ты была без сознания. Это мог быть просто сон.

— Макс, это не был сон. Я была в сознании…

Я не дал ей договорить.

— Ты не умрешь! Ты просто устала, они тебя накололи чем-то.… – у меня перехватило дыхание от моего напряженного голоса, я почти кричал,- Сейчас ты немного отдохнёшь, а потом будет всё хорошо…Потом нас найдут, и мы выйдем на свободу… Я увезу тебя с собой, Ева. У меня есть участок земли. Я построю дом, где мы будем жить вместе. Там рядом лес…красивый. Я не помню, есть ли там ёлки, но даже если их там нет, я посажу их столько, сколько ты захочешь. Много-много зелёных ёлок. Мы будем счастливы. Ты так долго терпела. Просто потерпи ещё несколько дней.

Ева смотрела на меня печально и обречённо.

— У меня нет нескольких дней, Макс, - прошептала она.

Моих родителей не стало, когда мне было пятнадцать. Они погибли вместе в один миг. Эта новость застала меня, когда я весёлый и беззаботный вернулся из школы. В тот момент я был влюблен и бесшабашен. Весь мир лежал у моих ног, и мне казалось, что счастье будет нерушимым и бесконечным. Тот холод по спине, пробравший меня словно электрический ток, я не забуду никогда. Мне словно обрубили будущее, прервали жизнь одной фразой. Вот только что они были, а через секунду впереди пустота, вакуум.

Сейчас у меня были же ощущения. Твёрдая поверхность под моими ногами уже не казалась такой устойчивой. Спёртый, затхлый воздух подвального помещения, казалось, лишился тех последних немногих молекул кислорода, которые в нем находились. Я вдыхал, но задыхался. Мне хотелось сказать какие-то слова, но ком в горле не давал произнести ни звука.

— Макс, просто сядь рядом… У нас совсем мало времени.. Может быть день, а может быть только час… Побудь со мной…

Я рухнул рядом с ней, взял в руки её ладони и уткнулся в них лицом. Её руки были прохладными, сухими и такими родными. Я просто не мог поверить в то, что могу потерять её… навсегда.

— Я не верю, Ева…Этого просто не может быть… Что они сделали с тобой?

— Я многого не слышала. Знаю только, что мне ввели что-то, что меня убивает, - её голос прерывался, и я чувствовал, что говорить ей сложнее и сложнее с каждой минутой. Она слабела на глазах.

Хасан был просто великолепен в своей жестокости. Нет ничего изощрённее пытки, чем смотреть, как на твоих руках медленно умирает близкий тебе человек. И всё это происходило не где-то там далеко, а прямо здесь, со мной, с нами.

— Не оставляй меня… пожалуйста… Борись! Я столько ждал тебя, Ева. Всю свою жизнь. Я не могу тебя потерять… Я не выживу без тебя…

—Не говори так! Что бы со мной не случилось, ты должен мне пообещать мне, что не будешь оставлять попыток выбраться и остаться живым. Если не ради себя, то ради меня. Пообещай!

Я не мог говорить. Не мог оторваться от её ладоней, которые уже стали мокрыми от моих собственных слёз.

— Не плачь, пожалуйста, Макс,- Ева потянула меня к себе,- Не делай мне ещё больнее, чем есть. Я не смогу уйти со спокойной душой, зная, что тебе плохо…

Мне хотелось поднять голову, посмотреть ей глаза, но я не мог… Как смотреть в глаза человека, который уходит навсегда? Какие слова ей сказать? Чем помочь, как утешить?

Ева осторожно вытянула из моей руки свою ладонь и опустила мне на голову. Её нежные пальцы слегка перебирали мои волосы, поглаживая их.

— Можно тебя попросить об одной вещи, Макс?

Я беззвучно закивал головой в её ладони.

— Когда тебя вызволят отсюда, пожалуйста, навести моих родителей…мою маму… Я в своей жизни так редко говорила им, насколько сильно их люблю… И это было самой большой моей ошибкой, - голос Евы срывался от подступивших слёз, она с трудом сглотнула, - Я не смогу уже её исправить. У меня больше не будет такой возможности… Сделай это за меня.

Я уже не пытался сдерживать себя. Моя грудь горела, боль в сердце нарастала. Но физическая боль была ничем, по сравнению с болью душевной. Душа всегда была для меня чем-то аморфным, бестелесным. Но сейчас я чувствовал свою душу, как мог бы чувствовать любой другой орган. И она болела. Нет… она медленно отмирала, разрываясь на множество мелких кусочков.

Поблекшие синие глаза, ещё недавно смотревшие на меня с нежностью, сейчас были наполнены страданием.

— Тебе больно? – я вытер своё мокрое лицо ладонью, другой рукой гладя её волосы.

Ева чуть помотала головой.

— Нет, только слабость, совсем нет сил.

От каждого слова её сухие губы трескались, покрываясь сетью кровоточащих ранок. Я осторожно положил её на лежак, быстро набрал воды и принёс ей, поднеся к губам. Ева почти нисколько не выпила, больше создавая видимость того, что пьёт, для моего успокоения. Я видел, что её глаза закрываются всё чаще, а промежутки времени между моментами, когда она приходила в себя, становились всё длиннее.

А мне просто оставалось ждать, с ужасом и сожалением того, что будет дальше. Умом я осознавал, что сказанное Евой – правда. Но сердцем я никак не мог принять то, что её может не стать. Я просто не верил. Надежда на благополучный исход не оставляла меня ни на секунду.

Осторожно положив её на матрас, я кинулся к камере.

— Хасан, пожалуйста, спустись! Поговори со мной! – мой крик отражался эхом от пустых стен, и произнесённые мною слова звенели в голове колокольными ударами, - Я выполню всё! Всё, что ты хочешь! Спаси её!!! Спустись, чёрт возьми, Хасан!

Я силой стукнул кулаком по стене, и боль от удара прошла сквозь моё тело, словно разряд молнии. На кулаке проступила кровь.

Около часа я терпеливо стоял, прижавшись к решётке и прислушиваясь к звукам извне. Но никто не пришёл. Казалось, всё кругом просто вымерло. Я понял – кричать и звать бесполезно… Я просто зря трачу время, которое должен быть рядом с ней.

Ева тихо лежала на матрасе, глаза её были закрыты. Я лёг рядом, прижавшись к её телу, ощущая кожей её поверхностное редкое дыхание. В клетке становилось темнее. Иногда губы её слабо шевелились, я не слышал звука, но мне казалось, что в тот момент она говорила мне «люблю». Мне хотелось в это верить…

Я держал её в руках, тихо укачивая, словно ребёнка. Я повторял, словно мантру слова утешения для неё, не зная, слышит ли она меня, чувствует ли она меня. И вскоре я перестал и сам понимать слова, произносимые мною, моя речь слилась в один сплошной стон.

Она покинула меня ранним утром. Так же тихо и незаметно, как вошла в мою жизнь.

Этой ночью я не хотел спать, я хотел быть с ней столь долго, сколько позволит проклятый препарат, забирающий её. Я отключился, как мне показалось, лишь на минуту, видимо, не выдержав бессонной напряженной ночи. А когда резко очнулся, она уже была далеко. Там, где нет боли, страха, решёток. В утреннем свете я видел её лицо, нежное и спокойное. Лишь только одинокая слезинка застыла на её ресницах в уголке глаз. Могло показаться, что она просто безмятежно спит, видя красивые сны. Но я знал, что это не так, я чувствовал это.