Картинки неслись перед глазами одна за другой, медленно превращаясь в цветную смазанную карусель вокруг неё. Из-под горящих век катились по щекам обжигающие кожу слёзы. Ева постепенно погружалась в туман, обволакивающий тело и мысли…

*** Макс

Ночь выдалась достаточно холодная. В окне надо мной посвистывал ветер. Я накинул на себя пиджак.

Лёжа на матрасе, я поймал себя на мысли, что прислушиваюсь к её дыханию. Вот уже третью ночь это становится моим развлечением, когда я не могу уснуть. Почему-то эти звуки меня успокаивают. Ева по-прежнему верна своему углу. Но она второй день не плачет. Просто сидит, поджав ноги и глядя в одну точку. По-прежнему мне не удалось заставить её есть. Раз в день я приношу ей кружку воды и она, уже не сопротивляясь, выпивает её. Наши посещения туалета сами собой стали негласным правилом: когда один из нас подходит туда, другой в дальнем углу отворачивается и закрывает глаза и уши– забавный ритуал, позволяющий хоть чуть-чуть оставаться личностями. Хасан не появлялся здесь с того дня, как привёл её. Я постепенно привыкал к переменам в моей жизни, и её появление настораживало меня всё меньше.

Отвлёкшись от мыслей, я снова прислушался. Сегодняшней ночью дыхание Евы не такое спокойное - она дышит прерывисто и тяжело, как будто содрогаясь во сне. Замёрзла?!! Почему я только сейчас понял, что вот уже пятый день она сидит на полу? Болван…

—Ложись на мой матрас,- сказал я, подойдя к ней,- ты замёрзла.

—Даже не надейтесь! – тихо, но возмущённо прошипела она.- Мне не холодно!

— Я глухой, по-твоему? Я даже оттуда слышу, как у тебя зубы стучат.

—Оставьте меня в покое! - Ева сжалась в комок и отвернула голову.

Я взял свой пиджак с матраса и присел, чтобы накрыть её, но от моего прикосновения Ева дёрнулась, как от разряда электричества. Я отпрянул, оставляя пиджак у её ног, и пошёл на своё место.

Конечно, было бы глупо полагать, что она доверится мне. Ну и наплевать…Чего я пытаюсь добиться? Почему её состояние должно меня беспокоить? Во мне бушевал водоворот эмоций: ненависть к Хасану, злость от собственного бессилия, непонимание всего происходящего, но самое главное, что меня волновала эта девчонка. Я не мог не думать о ней, и это злило меня.

Сон мой испарился окончательно. Через час моих бессмысленных попыток спать я услышал, что вздохи Евы приобрели неприятные нотки хрипа. Прислушиваясь к этому звуку минут пять, я не выдержал и встал.

Ева в своём углу уже не сидела как прежде, плотно сгруппировавшись. Её ноги вытянулись, а голова безвольно упала набок. Я дотронулся до её щеки, и меня обжёг огонь. Ева при этом не проявила никаких признаков сопротивления.

—Эй, ты как?- потряс я руку, но не получил в ответ никакой реакции.

Быстро схватив обмякшее тело, я отнёс её на свой матрас, бережно уложил и укрыл пиджаком. Согреть – было единственным инстинктом, проявившимся в данную минуту. Я стянул майку, задерживающую тепло тела, лёг рядом, прижав её хрупкое тело к своей груди. Какой же она была горячей. Не просто излучающей человеческое тепло, а неприятно пугающе обжигающей.

От тяжелого хриплого дыхания у меня пробежали мурашки по спине. Я обнял Еву, взяв её ладони в руку. Я растирал в руках её пальцы, но она по-прежнему не шевелилась. В страхе я прижался к ней и стал ждать, позже поймав себя на мысли, что считаю минуты. Мой нос уткнулся в её висок, и впервые за последние три месяца я ощутил близость человека рядом с собой. В теле пошла волна теплоты и спокойствия, мои глаза стали смыкаться сами собой.

Эта ночь прошла на удивление спокойно для меня, без кошмаров, без страха. Она совсем не была похожа на все те ночи, в которые я мучительно засыпал, и так же мучительно просыпался по несколько раз, охваченный ужасом. Ночи, не приносящие мне сил, а вытягивающие последние их остатки.

Меня разбудило резкое движение около меня. Открыв глаза, я увидел её лицо, обращённое ко мне. Щеки Евы пылали нездоровым румянцем, воспалённые глаза смотрели со страхом и недоумением. Её взгляд опустился ниже. Увидев мою голую грудь, Ева дёрнулась к стене, скидывая мою руку. Я увидел, что от резкого движения видимо ей стало хуже, потому что глаза ей расфокусировались, а обмякшее тело сползло по стене на матрас. Я вскочил на ноги, поправил её в более удобное положение. Минуты три я шокированный сидел на корточках около неё, поправляя светлые сбившиеся волосы. Выглядела она совсем не важно: синева под глазами, пересохшие губы, тяжёлое дыхание. Пятидневный голод и болезнь сделали своё дело. Я взял тряпку, намочил в воде и положил ей на лоб. Через некоторое время её веки стали слабо открываться. Ева облизнула пересохшие губы и стала медленно оглядываться. Взгляд её снова столкнулся со мной, она напряглась, чуть поднявшись на локтях.

—Успокойся! Не надо бояться,- я старался говорить как можно спокойнее и добрее, но мне это, наверное, плохо удавалось, потому что дыхание Евы нервно учащалось,- Тебе стало плохо, ты вся горела. Я просто переложил тебя на матрас. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Она молчала. Только глаза её умоляюще смотрели на меня. Я протянул ей кружку. Ева с минуту с недоверием смотрела на меня, а потом взяла воду. Сил на сопротивление у неё больше не было. Она упала на матрас. Я забрал пустую кружку и укрыл её пиджаком.

***

Ева не знала, сколько прошло времени. Она потеряла ему счёт… В периоды нечастых проблесков сознания она каждый раз видела перед собой его лицо. Он сидел, стоял, лежал, но всегда был рядом, внимательно глядя на неё. Ей казалось, что он совсем не спал. Рядом с ней всегда стояла вода, и как только она приходила в себя, он, бережно придерживая её голову, поил её. Ева слышала, как иногда он, глядя куда-то в потолок кричал, требуя лекарств для неё. Слова его были обращены к человеку с именем Хасан. Обрывки фраз не выходили у неё из головы: «ты понимаешь, что она может умереть..», «ты же не заинтересован в этом…», «мне нужны хоть какие-нибудь антибиотики…». Он с яростью бил по прутьям клетки, кричал, ругался. Это происходило на протяжении нескольких дней. Но никто так и не пришёл.

Один раз ему даже удалось запихнуть в неё немного еды. Она не ощущала её вкуса, просто ела с его рук, стараясь быстрее проглотить. Его убедительные слова по поводу поддержания жизни явно имели здравый смысл. И она заметила ликование в его глазах, когда ему удалось её накормить. Возможно, она встала на ноги только благодаря его заботе и уходу.

В тот день, когда её сознание стало осознавать реальность происходящего более отчетливо, он как всегда был рядом. Сидел у неё в ногах, облокотившись спиной о стену. Ева старалась никак не выдать своё пробуждение, потому что его глаза были прикрыты, и ей не хотелось его разбудить. Она просто лежала и смотрела на него. Вероятно, он был достаточно привлекателен до того, как голод и отсутствие возможности привести себя в порядок сделали его лицо таким измученным и диким. Высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица. Весь вид его выражал гордость и спокойствие.

Она попыталась чуть приподняться, что вызвало такой взрыв боли в висках, что от неожиданности нога её дёрнулась, разбудив странного соседа. Он резко встал с матраса, и отошёл на пару шагов, видимо ожидая её недовольства по поводу его близости. Видя, что она не шарахается от него, как прежде, он осторожно присел перед ней на корточки.

— Ты как?- с опаской спросил он.

— Голова болит…очень…

Он растерянно захлопал глазами, не зная, о чём говорить дальше и что делать. Повисло напряженная тишина.

—Пить хочешь?- спросил он немного погодя, она пожала плечами.

Незнакомец сходил за водой, присел рядом с кружкой и по привычке приподнял ей голову, пытаясь напоить, но потом, как будто испугавшись, отпустил её и сунул кружку ей в руку.

***

Пятый день на душе Хасана было погано настолько, на сколько может быть погано человеку, обнаружившему в коробке своего новогоднего подарка пустоту. Его тщательный план летел в тартарары, стремительно набирая скорость. Но самое страшное, что он ощущал отсутствие идей, как хоть чем-то исправить ситуацию.

Хасана мучили воспоминания о первом дне, когда он заполучил свою очередную игрушку. Гордость распирала его от того, как красиво провели «операцию» его мальчики: без шума, без свидетелей, прямо среди бела дня - он мог ими гордиться. Хасан спускался по лестнице в нетерпении увидеть «новенького». Он рисовал себе в уме образ затравленного, плачущего «белого воротничка», умоляющего о пощаде. Но увиденное поразило его: пристёгнутый к прутьям, перед ним стоял высокий, статный мужчина, гордо поднявший голову, не выражающий ни тени страха. Он смотрел в сторону Хасана с вызовом, лицо его было сильно разбито, но глаза… Этот взгляд часто мучил Хасана во сне: открытый, независимый, взгляд героя. Этот человек даже стоил бы того, чтоб стать одним из команды. Ни голод, ни боль не ломали его. Даже объедки ему удавалось есть с достоинством, с вызовом отбрасывая пустую миску каждый день. Хасану казалось, что пленник предпочтёт смерть мольбам и уж точно не станет работать на него. Но смерть не была целью Хасана. Смерть была бы слишком лёгким исходом.

Хасан снова придвинул стул и кликнул мышкой. Он смотрел записи прошлых месяцев, пытаясь понять, что же он упустил. Каждый день пленника был как близнец похож на предыдущий: вот он проснулся, облился холодной водой, полтора часа непрерывных занятий, вот опустошил миску с едой и привычным жестом швырнул её к решётке, сел на матрас, закрыл глаза, через два часа поднялся и снова отжимается... Его «жизнь» похожа на медитацию: расписанная по часам, лишенная эмоций. Каждый день его заканчивался тем, что он подходил к камере и, гордо глядя в неё, подняв голову, стоял так минут пять, после чего ложился лицом к стене и засыпал.

В те нечастые дни, когда Хасан спускался в подвал, между ними начиналась безмолвная борьба взглядов, и победителем всегда был пленник. Даже когда взбешённый Хасан отдавал приказание избить его, тот никогда не опускал глаз. Стиснув от боли зубы, сплёвывая кровь, он продолжал гордо с вызовом смотреть в лицо Хасану.

Мысль о девчонке возникла у Хасана спонтанно. Однажды он увидел в фойе ресторана охранника, жадно прижимающего к стене хихикающую, вызывающе одетую девку. Охранник забыл о своем профессиональном долге, всё, что беспокоило его в тот момент – это буйство гормонов, пьянящих его мозг.

С того дня идея с подселением пленницы крепко засела в мозгу Хасана. Молодое красивое тело, помещённое к голодному озлобленному мужику, несколько месяцев находившемуся в одиночестве. Именно это и нужно было, чтобы «встряхнуть» пленника.

Следующим же утром он отдал приказ найти и привезти девчонку, которая должна была стать для пленника кровавой забавой. Мальчики Хасана не подвели. Девчонка нашлась уже спустя несколько дней – какой-то студентке не повезло, когда она имела неосторожность идти по улице в темноте.

С каким наслаждением слушал он её вопли, смотрел, как обнаженное тело падает к ногам этого непокорного. Он ожидал пробуждения в нём зверя, но вопреки всему она открыла в нём человека.

Хасан видел это по тому, с какой заботой пленник стал относиться к девчонке. Он отдаёт ей свою еду. Еду, которая лишь еле поддерживает его потребности в пище, которой мало и для одного человека. Он положил её на своё место, единственное тёплое место в камере. За три месяца от него не было ни одной просьбы о чём-либо. А сейчас вот уже несколько дней подряд он просит, почти умоляет…ради неё.

И тут мысль искрой мелькнула в мозгу Хасана: не надо искать слабое место пленника…ОНА будет его слабым местом, тем местом, в которое Хасан нанесёт удар.

2.

*** Макс

— Мне, наверное, следовало бы поблагодарить вас за то, что вам пришлось возиться со мной,- её тихий голос сзади почти напугал меня. Я резко обернулся.

— Зачем ты встала?

— Мне сегодня уже лучше, честно.

— Ляг на место, ты только вчера пришла в себя. Мне хватило и пяти дней твоего бреда.

Ева мялась, обдумывая какую-то мысль, не решаясь её озвучить. Я вопросительно заглянул ей в лицо.

— Я не могу больше занимать ваш матрас - вы не спите почти неделю из-за меня.

— Нам хватит места и двоим, больше на полу ты сидеть не будешь.

— Но я не могу спать с вами вместе. Я вам очень благодарна, но вы…

— Макс.

— Что? – непонимающе переспросила Ева.

— Меня зовут Макс – это во-первых. А во-вторых, я считал, что вопрос с этим «но» уже решён. Я понимаю, к чему ты клонишь. Я не собираюсь тебя… ну ты поняла. Не считай меня совсем уж животным.

Ева стояла передо мной в нерешительности, но к своему удовольствию, я обнаружил, что страх передо мной у неё отступил.

— Нам как-то придётся здесь выживать…Вместе… Я пока не знаю как, но придётся. Иди, ложись, пожалуйста.

Она кивнула и слабо поплелась на матрас.

—Ева, - звук её имени, произнесённый мною в тишине, заставил её вздрогнуть. Она обернулась ко мне.