— Ева, нам пора. Они могут заметить, что мы сделали, - как тяжело было произносить эти слова. Я хотел стоять рядом с ней вечно.

Ева отпустила руки. Встала передо мной.

— Ты молодец, Макс!

Я подбадривающе улыбнулся.

— Осталось ещё немного – поешь! – я протянул ей миску. Она замотала головой.

— Ева, ты понимаешь, что после нашей затеи нас на несколько дней могут вообще без еды оставить? Надо есть.

— Давай пополам, - её грустный взгляд сводил меня с ума. Она взяла один из оставшихся кусков и протянула мне.

Я ел с её рук. И мне странно нравилось это - быть приручённым именно ею.

Второй кусок съела Ева, закрыв глаза. Она никогда не сможет привыкнуть к этому вкусу, и я понимал её.

Я зашёл за перегородку, вымыл руки и миску, набрал в неё воды. Обернулся, глядя на Еву. Она стояла за моей спиной в нерешительности.

— Ева, надо торопиться.

Она подняла глаза на меня. В них было смятение и страх.

— Ты боишься меня?

Ева опустила взгляд.

— Мне просто стыдно.

Я обхватил её голову и прижал к себе.

— Я думал, мы преодолели это «стыдно» в первые дни. Разве не так?- мои губы почти касались её лба, – Тем более, я видел уже всё, что можно было видеть, не забывай. Я бы мог закрыть глаза ради тебя, но мне не будет видно, куда лить воду. Всё будет хорошо! Не бойся!

Она отступила на шаг, встав рядом с дырой. Я видел, как дрожащие пальцы расстёгивали пуговицы на моей рубашке, как рубашка соскользнула с её плеч, я еле успел поймать её. Передо мной стояло божество с нежной кожей, тонким станом, стыдливо прикрываясь ладонями. В этот момент ледяная вода на голову нужна была мне.

— Она очень холодная, ты готова?- выдохнул я. Ева кивнула.

Первую порцию воды я начал лить на плечи. От прикосновения с ней у Евы перехватило дыхание. Она закрыла трясущимися руками лицо. Её кожа сразу покрылась мурашками. Пальцы побелели от холода. Я наклонился наполнить миску водой и увидел, как трясутся её ноги. Ева стояла с закрытыми глазами не в силах шевелиться от сковавшего её холода. Я стал лить воду на её волосы, промывая их свободной рукой. Мыл её как ребёнка, чтобы хотя бы от моих рук она чувствовала тепло. Я смотрел на её узкие плечи, на капли воды, стекающие вниз по животу, на её грудь и это вызывало у меня головокружение.

Я больше не мог смотреть на её муки и не мог терпеть свои. Откинул миску, стянул с себя майку и прижал её к своему телу. Ева дрожала, содрогаясь всем телом. Я посмотрел на её лицо и понял, что по нему течёт не вода, а слёзы. Всё её напряжение, копившееся столько дней, выходило наружу.

Взяв Еву на руки и прихватив вещи, я подошёл к матрасу. Поставил её на ноги, надел рубашку на трясущееся мокрое тело. Обвязал свою майку вокруг её мокрых волос и обнял её, согревая.

— Успокойся, Ева, всё кончилось! Мы сделали это!

Она прошептала в ответ сквозь слёзы:

— Спасибо тебе, Макс! Спасибо за всё! Если бы тебя здесь не было, я не выжила бы.

Заснуть этой ночью было невероятно трудно. Я старался держаться как можно дальше от горячего тела, лежащего рядом со мной, но всё равно ощущал дрожь, исходящую от Евы. Желание обнять её и согреть было велико, но ещё сильнее был страх того, что близость её лишит меня разума. Слишком свежи были воспоминания этого утра. Когда же мною завладел сон, то всю ночь меня преследовали видения.

***

Это утро разбудило ярким лучом солнца сквозь окно. Макс сонно пощурился и повернул к Еве голову. Она лежала на его руке, заботливо им обнимаемая, чувствуя себя снова маленькой в папиных объятьях. Уткнувшись носом в его грудь, Ева втянула его запах. Запах, который вот уже несколько недель нёс ей ощущение защищенности и силы.

— Ты как? – он заглянул ей в глаза, в очередной раз проникнув взглядом в самую глубину сознания. Иногда ей казалось, что он видит её насквозь, настолько проницательным был его взгляд.

— Пока живая. Значит всё хорошо.

—Что-то ты совсем бледная, - Макс легонько потёр её щёку большим пальцем, – Сегодня я от тебя ни одного куска не приму. А то вечно отдаёшь мне самые сладкие кусочки помоев.

Ева чуть улыбнулась шутке Макса. Он поднял брови, как будто увидел что-то совсем необыкновенное.

— Что?- спросила она непонимающе.

— Знаешь, сейчас я в первый раз увидел, как ты улыбаешься. Первый раз за 125 дней я вижу человеческую улыбку, - он горько усмехнулся.

Ева взглянула на стену, на которой были нацарапаны неровные палочки – самодельный календарь Макса. Четыре полных столбика и две палочки, начинающие новый месяц.

—Пятый месяц начался, Макс… Ты здесь так давно! Почему же тебя так никто и не ищет?

Макс тяжело вздохнул, нахмурив брови.

— Если я скажу – некому, ты же всё равно не поверишь?

Ева смотрела ошарашено на его лицо, и, судя по его выражению, он действительно не врал.

— Ну неужели у тебя там, на свободе, не осталось ни одного знакомого человека? Такого не бывает.

— Всё очень сложно, Ева, - Макс сел, уперев локти в колени.- Мои родители умерли давно, когда я ещё подростком был…До совершеннолетия меня воспитывала бабушка, которая тоже меня покинула лет десять назад. Я рос слишком самостоятельным, мало в ком нуждался, поэтому друзей выбирал не часто, и, как оказалось, ошибался с выбором.

На этих словах Макс горько усмехнулся.

— Ну а девушка… женщина должна же была у тебя быть? - робко спросила Ева, не зная, стоит ли ей лезть в его душу слишком глубоко.

Макс помолчал, нахмурясь, с минуту, а потом спросил, заглянув ей в глаза:

— Ты веришь в Бога, Ева? – и, не дождавшись ответа, добавил.- Хочешь, я расскажу тебе одну забавную историю? За неделю до того, как оказался здесь, я вечером вернулся в офис - забыл документы в кабинете. Так вот, подошел к двери, а она не заперта. Открыл, а там меня ждал сюрприз – моя, как ты выразилась, девушка, скачет на моём партнёре по бизнесу, моём лучшем друге, каким я его считал… Бывает и такое…- Макс потёр переносицу, Ева видела, как неловко ему всё это рассказывать и как больно вспоминать. - Удар ниже пояса. Я ведь считал, что она меня любила, а я её. Я упущу из рассказа ту неделю, думаю тебе не очень интересно слушать, как я напивался и глушил горе. Вечером за день до того, как я оказался здесь, я лежал на кровати, смотрел в потолок, вино уже не брало, только горечь, что на языке, что в душе. И я сказал, прямо вслух: « Бог, если ты есть, зачем ты так поступаешь со мной? Ну что может быть страшнее, чем потерять друга, почти единственного, и любимую девушку одновременно?». Я ругался, Ева. Проклинал Бога. Мне очень стыдно сейчас, но я это делал… Следующим утром я оказался здесь.

Макс посмотрел на неё. Увидев большое удивление в глазах, он добавил:

— Но это ещё не всё. Одной из ночей, когда я находился здесь уже более трёх месяцев, меня охватило такое отчаяние, что просто выть хотелось. И я стал просить прощения у Него, просил простить меня за те слова, которые сказал тогда, просил помочь мне. Ева, я молился до слёз, почти всю ночь, – он на минуту замолчал, - А вечером следующего дня появилась ты! Бог показал мне, что даже в тёмной жизни могут быть светлые моменты. Так что, это я отчасти виноват в том, что ты в плену. Я выпросил тебя у Бога. Прости!- Макс виновато улыбнулся.

3.

***

Маленький мальчик сидел посреди пыльной грунтовой дороги. Палящее многодневное солнце иссушило её до трещин, создавая причудливые узоры на коричневой поверхности.

Мальчик был слишком худ и мал для своих девяти лет. По запылённым щекам стекали слёзы, оставляя на лице грязные дорожки. Ободранные колени саднило от грязи, покрывавшей раны.

— Ну что, нытик, отберёшь его у меня?- стоящий перед ним мальчишка, чуть крупнее и чуть старше, хитро прищурил глаза. В его руках блестел на солнце нож с причудливо украшенной рукояткой.

— Отдай его, пожалуйста, - простонал сквозь слёзы мальчик.

Он понимал, что не может не забрать нож, что ему влетит от отца за то, что он взял его без спроса. Но кинуться в драку он не мог. Он чувствовал настолько сильный страх перед этими мальчишками, что не мог делать ничего, кроме того, как просить и плакать в надежде на их снисхождение. Они были старше, они были сильнее, и в конце концов их было трое, а он один.

Из-за спины раздавались издевающиеся смешки.

— Да оставь ты его, брат. А то он сейчас обоссытся от страха. Он всегда ссытся, когда ему страшно, – все трое дружно загоготали.

—Я хочу, чтобы он встал и дрался как мужчина, – мальчишка сильно пнул ногой по сухой земле, и облако пыли и мелких камешков обдало мальчика. Он закашлял, вытирая рот рукавом. – Или хочешь, я отпущу тебя, но ты должен встать передо мной на колени и целовать мне ноги.

Мальчишки, стоящие сзади, начали на перебой придумывать унизительные условия, на которых согласны были его отпустить. Они разгорячено спорили и шумели.

Но вдруг их шум стих, как по команде. Через пару секунд мальчик увидел перед собой быстро удаляющиеся три пары ног, и на солнце сверкнуло лезвие ножа, приземлившееся на землю и поднявшее пыль.

Чьи-то сильные руки подхватили под мышки и поставили на ноги. Мальчик поднял глаза – перед ним стоял отец. Лицо его было суровым, обгоревшим на солнце и сухим, похожим на ту самую потрескавшуюся грунтовую дорогу, с которой его только что подняли.

—Что случилось на этот раз? – спросил отец хриплым низким голосом.

— Они…они.. отняли его…- мальчик шмыгал носом и растирал грязь из пыли и слёз по лицу худыми кулаками.

Отец медленно поднял нож и покрутил его на солнце.

— Почему ты не забрал его у них? Почему не сражался за свою вещь?

— Их трое… Они стали бы бить меня…- голос мальчика срывался местами на визг.

— И ты предпочёл сидеть в грязи и ныть, как последний шакал?

— Я боюсь драться с ними, папа.

— Значит, украсть вещь отца ты не побоялся, а быть мужчиной и дать отпор тебе страшно? Почему ты такой? Почему ты не мужчина? – отец с силой встряхнул мальчика за плечи.

Он не кричал, но его голос, сухой и жестокий, был гораздо страшнее крика.

— Ты позор моей семьи! Ты мой позор! Как мой сын может быть таким слабым?

Мальчик стоял и смотрел снизу вверх на отца и не понимал, как голос самого родного человека может быть таким пугающим и жестоким? Как его руки, которые должны защищать и дарить тепло, могут прикасаться с таким отвращением и злобой?

Он почувствовал, как что-то горячее обожгло внутреннюю поверхность бёдер, спускаясь вниз, а потом увидел, как сухая земля под ногами быстро поглощает падающие между ног капли.

Отец посмотрел на него, удивленно и брезгливо переводя взгляд с лица на землю. Он отступил на шаг, а потом зло с отвращением плюнул на землю к ногам мальчика.

— Я презираю тебя, Хасан!

Хасан встрепенулся всем телом и открыл глаза. В голове продолжали звучать слова отца. Этот сон снился ему снова и снова на протяжении многих лет и вызывая те же эмоции, что и много лет назад.

Он потёр виски, приходя в себя, огляделся. Он был в своей лаборатории перед монитором внутреннего наблюдения за камерой Макса. На мониторе – темнота. Запись уже закончилась? Нет – в верхнем правом уголке мигали цифры, отсчитывая время записи. Но картинки не было. Хасан, нахмурился и отмотал запись назад. Снова нажал на воспроизведение. На экране он увидел лицо Макса совсем рядом с камерой. Потом его руку, прикрывшую обзор, а потом - темнота.

*** Макс

Сквозь сон я не сразу понял, что за гром раздавался в моей голове. Что это - ураган, молнии? Почему они сопровождаются металлическим скрежетом?

Я ещё не успел открыть глаза, когда кто-то с силой за руки стащил меня, грохнув об пол. В эту же секунду меня привёл в чувства пронзительный крик Евы. Она сидела, вжавшись в стену на матрасе, а в её голову было направлено дуло пистолета одного из охранников Хасана. Сам Хасан стоял в метре передо мной, внутри клетки в первый раз. Он был невероятно зол.

Меня держали под руки двое, и как только я принял вертикальное положение, то получил сильнейший удар в бок.

— Зачем ты это сделал?

Я молчал. Чьё-то твёрдое колено, ударив в живот, резко выбило воздух из моих лёгких. Огонь внутри меня поднимался к горлу, не давая вздохнуть.

— Зачем ты закрыл камеры? – снова прорычал Хасан.

Восстановив дыхание, я с трудом поднял на него ненавидящий взгляд, пытаясь смотреть в глаза.

— Ты считаешь себя бессмертным, Макс? Сколько ещё ты будешь ходить по лезвию ножа?

Ева за моей спиной заскулила. Я попытался обернуться, чтобы увидеть её, но получил сильный удар по голове. Кровь из рассеченной брови стала стекать на глаза, закрывая мне обзор. Меня продолжали бить снова и снова, не давая повернуться в сторону Евы. Я тряхнул головой, приходя в себя, и увидел, как на моей белой майке появляются ярко красные пятна.