На мгновение Асгард почувствовал такое душевное смятение, что внутри у него все перевернулось. Боль была такая, словно тот же самый меч, нанесший ему рану, проник в самое его сердце.

Черт бы побрал их всех! Эта девушка не была ясноглазым ангелом, столь нежно выхаживавшим его, пока он лежал, раненый и беспомощный. Нет, она оказалась насквозь земной женщиной с низменными вкусами!

В его состоянии тяжело раненного Асгард был просто сражен охватившими его потрясением и разочарованием. Он задрожал и почувствовал тошноту, холодный пот заструился по его лицу и рукам.

Она была с кем-то в лесу, подумал он. Это их голоса он слышал.

В бреду, сжигаемый лихорадкой, он грезил о ней.

В течение долгих дней после того, как ему было приказано доставить ее во Францию к Великому магистру, он тешил себя мыслью о том, что не подчинится приказу. Вместо этого он надеялся увезти этого прекрасного ангела, которому грозила неизбежная смерть от рук тамплиеров, в надежное и безопасное место. Господь свидетель, он даже думал отринуть свои обеты и жениться на ней!

Теперь он понимал, что его намерение было такой же болезнью, как лихорадка. Она опутала его своими чарами, околдовала и обманула с присущим ей распутством. Он почти поверил рассказам монаха Калди об ирландском чародействе. Теперь же он наверняка, что добра в этом чародействе не было и нет.

И монаху Калди следовало бы предупредить его.

Теперь она спала. Нога ее под меховым плащом шевельнулась, и дотронулась до его ноги. Осторожно, чтобы не разбудить ее, Асгард отодвинулся.

Он не знал, что предпримет. Но почему-то сомневался, что им суждено будет добраться до Парижа.

15

Предрождественская ярмарка в Киркадлизе привлекала огромные толпы людей из окрестных сел и деревень. И, поскольку в этой части приграничных земель между Шотландией и Англией разводили овец и выращивали зерно, дороги были запружены пастухами, гнавшими стада овец, сменивших свой летний мех на теплые зимние шубы.

Кроме святочной распродажи овец, на ярмарке производилась также торговля лошадьми, свиньями и коровами. Здесь можно было увидеть волынщика, трубача, барабанщика, свободных крестьян, пришедших сюда в поисках работы, и труппу бродячих акробатов.

Вскоре после восхода солнца прибыла колонна солдат английского короля Генриха под командованием графа Тьюксбери. Они разбили лагерь возле города, и вскоре уже солдаты шатались по узким улочкам городка Киркадлиз, заполняя таверны, где торговали элем, в поисках сговорчивых девиц.

Погода была холодной и ясной и особенно хороша дня такого времени года. Цыгане поставили свои повозки в дальнем конце поля, где и выставили на продажу коней Тайроса – двух пожилых кляч, пригодных для пахоты, а также верховую лошадку для дам, предпочитающих спокойную езду. Цыганки развесили на повозках пестрые цветные одеяла, образовав с их помощью шатры, и отправили детей бродить по ярмарке и зазывать покупателей и желающих починить горшки и кастрюли, а также намекнуть любителям, что они могут погадать и полюбоваться цыганскими танцами.

Мила и Идэйн устроили Асгарда в глубине одной из повозок под пологом из одеяла так, чтобы его никто не видел. Вскоре Мила ушла вместе с женой Тайроса и еще одной своей соплеменницей в поисках солдат, чтобы поточнее выяснить, как лучше выудить у них денежки. Магнус отправился поглядеть на торговлю лошадьми в надежде купить коня на деньги де ля Герша. Идэйн, таким образом, осталась одна и в своём меховом плаще и красном покрывале устроилась на задке повозки сторожить больного.

Но одиночество ее продлилось недолго.

– О, вот она, цыганская предсказательница судьбы!

Двое солдат из свиты графа Тьюксбери, по очереди прикладываясь к бурдюку с вином, подошли к повозке.

– Солнышко, дай мне взглянуть на твое хорошенькое личико! – крикнул один, хватаясь за покрывало Идэйн.

Она увернулась от его руки. Кусая губы, Идэйн смотрела на солдат сквозь прозрачное покрывало. Цыгане не говорили ей, что делать в подобных случаях. Она даже не была предупреждена, гадать ли ей или нет. Ей сказали только, чтобы она не снимала с лица покрывала и охраняла тамплиера.

Один из солдат попробовал залезть в повозку к Идэйн.

– Иди сюда, ясноглазая, – улыбаясь, предложил он, пытаясь в то же время всучить ей монетку. – Погадай мне, найду ли я здесь на ярмарке красотку, что бы она меня приголубила.

Когда Идэйн оттолкнула его, он попытался обнять ее. «Боже, – думала Идэйн, снова отпихивая солдата, – они напились, как свиньи, а солнце едва успело взойти!»

Она бросила взгляд на другого пошатывающегося мужлана, державшего в руке мех с вином. На лице его сияла широкая ухмылка. Что ей было с ними делать?

Первый солдат снова попытался ухватить ее за покрывало.

– Ну, – сказал он, беря ее за руку и пытаясь вытащить из фургона. – Подними-ка свое миленькое красное покрывало и промочи горлышко, детка. Немножко вина прибавит тебе жизни, так ведь, Родни, малыш?

Младший солдат схватил Идэйн за другую руку, тоже пытаясь заставить ее взять его пенни. Предпочитая не поднимать покрывала из опасения, что солдаты поймут, что она не цыганка, Идэйн крикнула им:

– Тихо-тихо! Я выпью вина. Подождите минутку. – И она осторожно приподняла край покрывала.

Должно быть, это их умиротворило, потому что тот солдат, который был постарше и поплотнее, просунул ей под платок горлышко бурдюка и пролил при этом красное вино на подол ее платья.

– Боже милостивый и святые угодники! – Идэйн расправила залитую вином юбку. Что еще они наделают? Она была напугана до смерти. Где же Магнус? Зачем он отправился смотреть лошадей, а не остался с ней?

«Там, в телеге, лежит Асгард», – подумала Идэйн. Она не могла допустить, чтобы английские солдаты увидели раненого тамплиера, потому что была не уверена, что тогда может произойти. И рядом не было Магнуса, черт бы его побрал, чтобы спросить, что делать.

Старший солдат снова сунул мех с вином под ее покрывало. Чтобы задобрить их, она взяла его и отпила немного кислого вина, от которого чуть было не задохнулась.

– А теперь вам пора идти, – прошептала Идэйн. – Сегодня я не гадаю.

– Не гадаешь?

Солдаты наступали на нее – лица их раскраснелись, они уже давили животами на ее колени.

– Ну будь умницей! – сказал младший. – Ты же сидишь здесь и только того и ждешь, когда наши денежки потекут тебе в карман. Давай-ка, выпей еще!

Прежде чем она успела отвернуться, старший солдат схватил ее за подбородок и запрокинул ей голову. Потом приподнял ее покрывало горлышком своего меха и, разжав ей рот, влил в него изрядное количество вина. Идэйн, давясь, глотала его, вино текло по ее шее и груди. От него шел сильный запах.

От выпитого вина у нее начала кружиться голова. И, когда старший солдат отпустил ее, Идэйн пришлось ухватиться за край повозки, чтобы не выпасть из нее. Никогда раньше она не пила вина. «Должно быть, вино так сильно подействовало на меня из-за страха», – вот все, что она могла додумать в тот момент.

Идэйн не могла подавить икоты, а солдаты, ухмыляясь, смотрели на нее.

– Все в порядке, крошка, – сказал младший. – Теперь ты готова весело провести время. – И он попытался стиснуть ее грудь.

Идэйн оттолкнула его и проглотила еще немного вина.

– Дай руку, – со вздохом сказала она.

«Они неплохие, – говорила она себе, – не злые, просто глупые и дикие. Просто как дети – если им вздумается, могут причинить боль».

Младший солдат протянул ей грязную заскорузлую руку в мозолях. Идэйн уставилась в ладонь, стараясь сдержать икоту, не имея ни малейшего представления о том, что значат эти линии.

Никогда в жизни она не занималась гаданием. Но теперь она была очень испугана, и Предвидение вернулось к ней.

Матерь божия! Им обоим предстоит умереть!

Идэйн ясно видела их гибель в бою между рекой Киркадлиз и дорогой на Эдинбург. Она видела их обоих, лежащих мертвыми, рядышком, в придорожной канаве, после сражения с шотландской армией.

Но не могла же она сказать им об этом! Им оставалось жить всего несколько дней. Но они могли хоть в эти дни порадоваться жизни. Тот, кто был постарше, снова поднес к ее рту мех, и Идэйн, не задумываясь, сделала большой глоток.

От вина голова ее сделалась легкой, и, отбросив осторожность, Идэйн сказала:

– Я вижу темноволосую женщину. Она на ярмарке, и вы можете с ней прекрасно развлечься.

Потом рассказала молодому солдату о его семье, о том, что он второй сын свободного крестьянина, пьянчуги, привыкшего колотить своих детей. Она это сказала, чтобы заставить солдат ей поверить. По крайней мере младший солдат любит свою мать, подумала Идэйн. Она боролась с подступавшей икотой, продолжая размышлять о семье солдата. Неважно, что его мать была несчастным униженным созданием, – он был к ней привязан.

– Кроме того, – продолжала Идэйн свое «гадание», – ты выиграешь на скачках. – Тебе светят недурные денежки, и всё будет идти как по маслу. Сегодня здесь, на ярмарке, будет лучший день в твоей жизни, если ты будешь держаться вместе со своим приятелем.

В этом была доля правды.

– Ты говорила о темноволосой девушке, это точно? Не о светловолосой? – Солдат, ухмыляясь, смотрел на нее.

Идэйн покачала головой:

– Ищи цыганку!

Предвидение говорило Идэйн, что одна из женщин Тайроса выманит у него почти все деньги. Но цыганку воспламенит его неутомимость в любви, и она позволит ему гораздо больше, чем он мог бы купить за эти свои деньги.

Второй солдат был счастлив, когда она сказала ему, что его жена снова беременна и подарит ему сына, который разбогатеет, потому что пойдет в подмастерья к мяснику. Все остальные его дети были проданы с глаз долой. В том числе две старшие дочери, которые были определены в бордель. Идэйн и ему посоветовала поставить на скачках на какую-нибудь лошадь.

Солдаты графа Тьюксбери ушли, размахивая своим мехом с вином и распевая пьяными голосами. Поднялся ветер, взметая пыль за их спиной.

Идэйн оглянулась по сторонам и заметила, что, возле ее повозки собралась небольшая толпа. Очевидно, люди подслушивали ее разговор с солдатами и ждали, когда она освободится. Судя по выражению их лиц, они ни за что не отстанут, пока она им не погадает.

– Я слышал, что ты сказала английским солдатам, – сказал пастух. – Если ты могла погадать им, погадай и мне и скажи, какая лошадь выиграет.

Тучная женщина подтолкнула к ней молодую девушку, которую держала за руку.

– Моя девочка хочет знать, когда встретит своего суженого и когда выйдет замуж. Ей не нравится никто из здешних парней.

От вина Идэйн раскраснелась. Прижав руки к щекам, она судорожно придумывала, что бы им сказать, чтобы они наконец убрались. Вилланы и их женщины толпились, толкая друг друга, протягивая монеты.

Она ничего не могла придумать.

– Подождите здесь, – сказала Идэйн.

Она приподняла край одеяла, проползла в глубину повозки, где спал Асгард, и присела среди горшков, одежды и другого цыганского скарба, удивляясь, почему Предвидение, которое молчало с той самой ночи в зале собраний тамплиеров в Эдинбурге, теперь такое сильное. Это смущало и озадачивало Идэйн.

Во-первых, она совершенно отчетливо видела молодого солдата и жену Тайроса. А также то, что случилось с детьми другого солдата. Идэйн сидела, сжимая руками колени, и дрожала.

Что-то с ней происходит. Видения теперь стали иными – не нежными, направленными на добро, как это было всегда, например, ее умение понимать и подчинять себе животных и свой дар призывать человека, не зная, где он. Впрочем, она редко пользовалась этим даром, если не считать случая с бедной сестрой Жанной-Огюстой и еще нескольких подобных.

Теперь она не знала, что делать. Все шло не так, как всегда, не так, как должно. Тамплиеры были убеждены, что это из-за нее обрушились каменные своды их подземелья. Ей надо быть осторожной. Идэйн не хотела пробуждать неизвестные ей силы, которые могут натворить бог весть что. Ей не следует делать ничего, что могло бы привлечь к ним нежелательное внимание. Особенно здесь, между двумя вражескими армиями.

Но она не могла придумать, как избавиться от вилланов после того, как они слышали ее разговор с английскими солдатами. Кроме того, Тайрос и его цыганки, бродившие в толпе, делали то же самое – гадали и предсказывали.

Идэйн со вздохом поднялась и вышла из повозки к ожидавшим ее людям. Снова подул сильный ветер, вздымая клубы пыли и надувая полог из одеяла за ее спиной.

Толпа была не слишком велика. Возможно, если она согласится погадать им по руке, они разойдутся.

– Дай руку, – сказала она средних лет мужчине, хотевшему узнать, на какую лошадь ставить.

Идэйн глубоко вздохнула. Она знала, что в последнем заезде стоит поставить на гнедую кобылу, поскольку кобыла эта быстрая, как стрела, и неутомимая, а потому поставившие на нее должны были сорвать хороший куш.