– Из него вышел бы для Англии добрый король, – тихо сказал Генрих. – Но, как ты знаешь, судьба распорядилась иначе. Подумать только! Молодой прекрасный мужчина в расцвете сил унесен кишечной болезнью! Это не…

Генрих умолк и отвернулся.

– А теперь, юный фитц Джулиан, – сказал он уже совсем другим голосом, – у меня для тебя есть нечто повеселее. Раз уж ты хочешь отделаться от этой помолвки, я даю тебе шанс заслужить это. Тамплиеры обратились ко мне с петицией по поводу девицы Идэйн, обвинив ее в том, что она околдовала своими чарами их самого достойного рыцаря Асгарда де ля Герша и свела его с ума. Теперь этот тамплиер стал предводителем банды цыган, слоняющихся по дорогам Шотландии, и называет себя их королем.

Снова наступила пауза. Потом Магнус разразился смехом.

Король с изумлением посмотрел на него.

– Я вижу, ты находишь состояние де ля Герша смешным?

– Нет, государь. – Магнус с усилием овладел собой, лицо его стало серьезным. – Для гордости де ля Герша это было бы самым ужасным. Могу поклясться в этом.

Король долго выжидал, хмуро глядя на Магнуса, потом продолжил свою речь:

– Тамплиеры в своей петиции требуют, чтобы девушку доставили им в Эдинбург, а потом они собираются отослать ее в Париж Великому магистру и начать против нее процесс. Тамплиеры считают, что девушка настолько околдовала де ля Герша, что он последует за ней туда.

Король рухнул на деревянный стул и устало потер лицо.

– Так как ты не поддашься ее чарам, сэр Магнус, – продолжал он, с трудом выговаривая слова скрипучим голосом, – я посылаю именно тебя привезти ее в Эдинбург и передать там тамплиерам.

Магнусу показалось, что пол уходит у него из-под ног. Он прислонился к стене камеры.

– Государь, – сказал Магнус, придя наконец в себя и овладев голосом, – простите меня за то, что я собираюсь вам сказать, но я не могу утверждать, что на меня не действуют ее чары. Я знаю эту девушку…

– Мне так и сказали, – сухо заметил король.

– Она вовсе не ведьма! – Магнус умолк, чувствуя, что обливается потом: только теперь он начал осознавать меру королевского наказания. – Ах, ваше величество, она не виновата в том, в чем обвиняют ее невежественные люди, – выпалил он, – я готов в этом поклясться! Что же касается де ля Герша, то он никем не околдован, кроме как самим собой. Умоляю вас…

– Ба! – король Генрих порывисто вскочил, и люди, стоявшие у дверей, попятились от него. – Я уже сказал тамплиерам, что выберу рыцаря, чья доблесть и честь сделают его нечувствительным к любому колдовству этой ведьмы. Я сказал, что это рыцарь из моего окружения, способный сделать то, чего не сумел де ля Герш! Наконец-то у меня есть что ответить этим самодовольным меченосцам, этим мерзким монахам! Пойдем! – приказал король. – Бери свои вещи и следуй за мой. Ты свободен.

Свободен? Да он в ловушке!

– Не могу! – выкрикнул Магнус хриплым, как карканье, голосом. – Простите меня, государь, – сказал он уставившемуся на него в недоумении королю, – но не просите меня возвратить девушку тамплиерам и тем самым обречь ее на верную смерть!

Лицо короля исказилось от гнева.

– Помни о своей чести! – воскликнул Генрих. – Я говорю не только о твоей чести, фитц Джулиан, но и о чести твоего отца, а эта честь священна. Подумай о ней. Уинчестера и так-то нелегко умиротворить: и он, и твой отец целые недели страдают, выслушивая вопли твоего брита, кричащего о своей неуместной страсти, и угрозы девицы покончить с собой, если её не отдадут за него. А ты в это время уютно греешь свой зад в моей тюрьме. – Генрих Плантагенет направился к двери. – Да, теперь тебе решать, как искупить свою вину!

Когда король уже дошел до двери, где стояли сопровождавшие его тюремщик и приставы, он обернулся и крикнул, указывая рукой на место на полу:

– На колени, сэр Магнус, и благодари меня! – Король ждал, и Магнус медленно опустился на пол – лицо его пылало от гнева.

– Только когда ты доставишь девицу тамплиерам в Эдинбург, и только тогда, я прощу тебе бесчестье глумления над моими желаниями и отказ от достойной помолвки!

25

Приближаясь к песчаному берегу, растянувшемуся на север от деревушки, они услышали пение. Магнус решил, что поет какой-нибудь рыбак в своей лодке, потому что туман был густым и рассмотреть сквозь него что-нибудь было трудно. Он не мог разобрать слов: петь мог как мужчина, так и женщина, но мелодия была завораживающе жалобная, колдовски печальная. И, как всегда в этих краях, слова этого языка Магнус не понимал.

С минуту рыцари эскорта вслушивались в пение, потом съежились и принялись осенять себя крестным знамением. Никто из них прежде не бывал в этих краях, но они, конечно, слышали о русалках и привидениях. Не говоря уж о воинственных бандах, все еще промышлявших к югу от шотландской границы, несмотря на то, что мир был заключен.

Из-за тумана все казалось призрачным и жутковатым. Как только они добрались до древней римской дороги, рыцари принялись с опаской оглядываться вокруг. Один из них испуганно вздрогнул, когда рядом в воде плеснула рыба.

– Едем, это поет одинокий рыбак, – успокоил их Магнус. – И уж, конечно, смертный, а не дух и не фея. Бухта мелководная, и эти люди не заплывают в нее просто из-за плохой погоды.

Они взяли провожатым мальчика из деревни, потому что без него рыцари не решились бы ехать по вымощенной камнем дороге, покрытой водой: прилив еще не отступил, и потому дороги не было видно.

– Скажи, когда начнется отлив? – спросил Магнус мальчугана.

Туман был таким густым, что слова прозвучали глухо.

– Отлив начнется через час, – ответил мальчик В плотной белизне тумана он казался всего лишь тенью, ехавшей на муле впереди них. – Чтобы вернуться, вам придется дождаться следующего отлива, а он будет только утром.

– Иисусе сладчайший, – пробормотал один из рыцарей достаточно громко, чтобы Магнус мог его услышать, – сделай так, чтобы это произошло. Я предпочел бы сегодня спать на голых камнях или в грязи, чем возвращаться этой же дорогой назад, если не будет ярко светить солнце!

– Не волнуйся, – сказал ему Магнус, – в монастыре есть гостиница и добрая еда. Мы не поедем этой дорогой до утра.

Он пришпорил коня, чтобы поравняться с мальчиком-проводником, потому что и сам чувствовал себя не в своей тарелке, но храбрился. Поглядев на воду, бурлившую на камнях и скрывавшую древнюю дорогу, Магнус подумал, что ему так же грустно, как и тому, кто пел ту жалобную песню, доносившуюся, казалось, откуда-то из воды.

После двух дней и ночей бешеной скачки голова его была полна невероятных и отчаянных планов, хотя Магнус и понимал, что ни один из них неосуществим.

Господь милосердный! – хотелось ему крикнуть во весь голос. Ведь он ее любил! Она была его жизнью! Теперь он это знал. Ему пришлось провести долгие недели в тюрьме за неповиновение отцу и королю, чтобы окончательно понять это.

А теперь Магнус решил, что никакая сила на свете не сможет заставить его вернуть Идэйн тамплиерам, чтобы они увезли ее в Париж и там возбудили против нее процесс.

С другой стороны, подумал он, охваченный внезапным приступом отчаяния, король ведь не оставил ему выбора! Как мог он обречь свою семью на вечный позор, нарушив свои рыцарские клятвы? Все, кто знал короля Генриха, слышали о его дьявольской мстительности. Разве он не показал ее в деле с архиепископом Томасом Бекетом?

Впрочем, был и еще один план. Он может увезти Идэйн из монастыря и отправиться с ней в Норвегию или на Оркнейские острова. Но, поступив так, он погубил бы навеки отца, мать, сестер и братьев. Король уничтожил бы всю семью фитц Джулианов, заточил бы их в темницу, разорил, обрек на нищенство на большой дороге.

И в эту минуту размышления его были прерваны, потому что лошади свернули с полузатопленной дороги и рысью поскакали по берету моря. Радуясь тому, что под ногами их больше нет воды, кони трясли гривами и резво поднимались к монастырю по склону холма, через сосновую рощу. И лошади в этом были не одиноки: за спиной Магнус слышал вздохи облегчения своих рыцарей.

Он повернулся в седле.

– Останьтесь здесь, – сказал им Магнус, – потому что мы остановимся в монастыре на ночь. Расседлайте лошадей, а я договорюсь, чтобы нам предоставили конюшни и конюхов, а также устроили на ночлег.

Магнус спешился и передал поводья одному из своих спутников. Потом подошел к воротам, чтобы позвонить в колокол и вызвать сестру-привратницу. Водянистое солнце пыталось прорваться сквозь туман над холмом. Стаи птиц, гнездившихся на дубах и буках, приветствовали его появление оживленным щебетом. Было еще тепло, хотя близился уже Праздник Всех Святых. Яблоневый сад на гребне холма все еще поражал обилием неснятых плодов, отягощавших ветви.

В тяжелых деревянных воротах отворилась небольшая дверца. На Магнуса смотрели синие глаза с круглого лица из-под монашеского плата.

– Магнус фитц Джулиан, – назвал он себя, чувствуя, как сердце в груди сжалось в тяжелый, как камень, комок. – По поручению его величества короля Генриха Второго с делом к аббатисе Клотильде. Я прибыл, чтобы забрать из монастыря одну из служительниц божьих.

В руке Магнус держал бумагу с королевской печатью. Он поднял ее, чтобы монахиня могла ее увидеть.

Голова ее оставалась неподвижной, двигались только глаза, чтобы увидеть сложенный пергамент с красными печатями и шнурами.

– Мы знаем о вашей миссии, – сказала сестра-привратница, – нет смысла впускать вас внутрь. Сестры и аббатиса Клотильда пошли к мессе помолиться Господу, чтобы он явил нам чудо и избавил нас от величайшего несчастья, постигшего нас по вашей вине.

На мгновение она умолкла, губы ее дрожали.

– Оставайтесь снаружи. Ту, кого вы ищете, вы найдете позади гостиницы и конюшен в огороде возле фруктового сада. Идите туда вдоль стены.

Маленькая дверца хлопнула.

Магнус огляделся. Лондонские рыцари вели своих лошадей к соснам, чтобы расседлать и привязать их. Двое из них сняли шлемы и сидели на земле, подпирая головы руками, отдыхая после путешествия по вымощенной камнем дороге, скрытой под водой. Магнус пошел вдоль стены монастыря, как ему было указано монахиней.

Даже после долгих дней размышлений, полных мучительной боли, Магнус не знал, что сделает.

Он знал только, что никогда не вернет прекрасную золотоволосую Идэйн тамплиерам, которые, как он знал, будут пытать ее, а потом казнят, хотя верность чести и королю требовала именно этого.

Он не мог бежать с ней вместе, потому что Генрих Плантагенет в этом случае выместил бы свой гнев на его семье и сделал бы это самым ужасным образом.

Наконец Магнус решил отказаться от всех вариантов, кроме последнего, самого страшного. Изнемогая от смертной муки, он решил, что убьет сначала ее, а потом себя.

Конечно, их смерть здесь, а монастыре, будет упреком жестокой судьбе, которую король уготовил двоим ни в чем не повинным молодым влюбленным, единственным грехом которых было их желание оставаться вместе!

Магнус с трудом мог вынести мысль об этом. Жить, то есть бежать вместе и пребывать в счастье и блаженстве в месте, где их никто бы не смог найти, – это только прекрасная мечта. Но мечта эта могла заставить действовать скорого на расправу мстительного короля, вызвать крушение отца графа де Морлэ и всей его семьи, включая Роберта, Ричарда и всех сестер.

Магнус молча застонал. Если бы они это сделали, ели бы сбежали, он навсегда остался бы сломленным человеком. Да и как можно жить, совершив такой ужасный поступок?

А с другой стороны, как мог он, кто так любил ее, делать то, что обязал его сделать король – отвезти в Эдинбург и обречь тем самым на смерть? Чтобы мучили и сожгли на костре?

Иисусе, каким чудовищем надо быть, чтобы пожертвовать любимой женщиной ради своей незапятнанной чести!

Магнус дошел до конца монастырской стены, где были ворота в огород и сад. Глаза его были затуманены, и он почти на ощупь толкнул калитку.

И увидел девушку, сидящую между грядками. Сначала он не понял, кто она.

Потом Магнус в каком-то странном освещении солнечных лучей, проникших сквозь облачко тумана, увидел волшебное существо, которое принял за обман зрения, за иллюзию. Она была точно такой же, какой он увидел ее впервые на берегу моря, – волосы ниспадали на плечи и спину, а сама она была закутана в синий плащ. Солнце, пробившееся сквозь туман, осветило ее волосы, и теперь голова ее казалась окруженной золотым сиянием.

На какое-то мгновение у Магнуса перехватило дыхание. В горле у него образовался болезненный тугой комок, потому что она была невыразимо прекрасна. Он поднял руку к груди, а пальцы его сомкнулись на рукояти кинжала.

Магнус думал, что застанет ее готовой к отъезду, однако она сидела среди овощных грядок за прялкой и спокойно пряла. Он слышал только гудение протягиваемой нити. Вокруг Идэйн стояли корзинки с шерстью, а также с только что собранными яблоками. Одна из них была прикрыта белой тканью. Внезапно из грядок турнепса появился большой пушистый белый кот с золотой серьгой в ушке. Он подошел к девушке и принялся тереться об одну из корзинок, по-змеиному изгибая тело.