Эмма Орци - Рыцарь любви

– Сэр Перси!

Он остановился на нижней ступеньке лестницы, всматриваясь в тень под деревьями, откуда прозвучал голос жены. Маргарита торопливо вышла на озаренную луной дорожку.

– К вашим услугам, мадам, – сказал Блейкни тем галантным тоном, каким всегда говорил с женой, но с лестницы не сошел, и вся его поза говорила о нетерпеливом желании поскорее уйти.

– Почему вы так торопитесь? В саду так хорошо… И еще не поздно, – нерешительно сказала Маргарита. – Или вы спешите избавиться от моего общества?

– О нет, напротив! – спокойно возразил Блейкни. – Я боюсь, что мое общество помешает вам наслаждаться поэзией ночи, поэтому я удаляюсь.

– Вы очень ошибаетесь! – горячо возразила Маргарита. – Я прошу вас вспомнить, что отчужденность возникла между нами не по моей вине.

– Черт возьми! Вы и в самом деле правы! – самым сухим тоном ответил Блейкни. – Ну, простите меня в таком случае, у меня, как вы знаете, всегда была дурная память. – И он пристально посмотрел жене прямо в лицо с ленивой небрежностью, ставшей его второй натурой.

– Плохая память, сэр Перси? – с горечью возразила Маргарита и вплотную подошла к мужу. – Вероятно, она страшно ослабела? Было время, когда, увидев меня в Париже на один лишь час, вы так хорошо запомнили мое лицо, что с первого взгляда узнали после двух лет.

Какой дивной красавицей казалась Маргарита, озаренная ярким светом луны, в меховом плаще, небрежно падавшем с роскошных плеч, с горящими глазами, поднятыми на мужа! Блейкни опустил ресницы.

– Мне кажется, вы не для того потребовали моего присутствия, чтобы… предаваться нежным воспоминаниям, – сухо сказал он.

Маргарита вспыхнула, и ее женская гордость возмутилась. Ей захотелось ответить на холодность – почти дерзость – также холодностью и уйти с небрежным кивком, но инстинкт подсказал, что в эту минуту она не должна поддаваться чувству обиды. Она сдержалась и протянула мужу руку почти с мольбой.

– Почему же нет, сэр Перси? Настоящее вовсе не так хорошо, чтобы не стремиться вернуться к прошлому.

Блейкни склонился к протянутой руке и церемонно дотронулся губами до кончиков пальцев жены.

– Простите, но мой ленивый ум положительно отказывается возвращаться к прошлому.

– Сэр Перси?

– Миледи?

– Неужели любовь может умереть бесследно? – пылко воскликнула Маргарита. – Мне казалось, что чувство, которое вы когда-то выказывали мне, перейдет за пределы человеческой жизни. Неужели, Перси, от него не… не осталось ничего, что помогло бы вам преодолеть эту печальную холодность?

Блейкни выпрямился и казался теперь еще чопорнее. Около рта легла жесткая складка, а ленивые голубые глаза загорелись неумолимым упрямством.

– К чему все эти слова? – резко спросил он.

– Сэр Перси, я вас… не понимаю!

– Однако это так просто! – возразил он с неожиданно прорвавшейся горечью, которую не умел скрыть. – Так как мой неподвижный ум не способен понять неожиданную перемену в вашем настроении, то позволю себе спросить вас: может, вам угодно возобновить ту дьявольскую игру, которую вы вели со мной в прошлом году? Вы хотите снова увидеть меня у своих ног, чтобы потом опять оттолкнуть, как жалкую собачонку?

– Перси, Перси! Умоляю, забудьте прошлое! – пролепетала Маргарита.

– Простите, но из ваших слов я понял, что вы именно желали вернуться к нему.

– Не о том прошлом думаю я, Перси, но о счастливом времени, когда вы любили меня, а я… О, я знаю, я была пуста, тщеславна, меня прельщали ваше положение, ваше богатство. Но я вышла за вас, надеясь прежде всего, что ваша любовь, казавшаяся мне безграничной, возбудит и мою. Увы! Ваше чувство так быстро угасло!

Блейкни устремил на жену суровый взгляд.

– Через сутки после нашей свадьбы, – медленно сказал он, – маркиз Сен-Сир со всей семьей погиб на гильотине, и я узнал, что это произошло по вине жены Перси Блейкни.

– Но ведь я сама, сама рассказала вам правду!

– Да, после того, как я узнал ее от посторонних… со всеми ужасными подробностями.

– Как могли вы поверить им без доказательств, даже не расспросив меня? Как могли поверить, что женщина, которую вы боготворили тогда, способна на низкий поступок, что я хотела утаить от вас то, в чем действительно должна была откровенно признаться до свадьбы? Если бы вы только захотели выслушать меня, я рассказала бы вам, как до последнего момента напрягала все силы, чтобы спасти маркиза. Но я увидела, что ваша любовь умирает, словно и ее поразила гильотина, и… я не могла говорить. Ах, вы не знаете, как жестоко обманули меня люди, называвшие меня самой умной женщиной во Франции! Они знали мою любовь к брату, знали, какую струну моего сердца задеть, чтобы вовлечь меня в это страшное дело!

В голосе Маргариты звенели слезы, она замолчала, стараясь собраться с силами. Блейкни слушал ее, не прерывая ни единым вопросом, ни единым знаком сочувствия. При неверных тенях рассвета его лицо казалось Маргарите странно изменившимся: ленивая бесстрастность исчезла, в глазах вспыхнул гневный огонь, он даже закусил губы, стараясь овладеть собой. Несмотря на все свое расстройство, Маргарита не могла не заметить его волнения, и так как она прежде всего была женщина, то инстинкт подсказал ей, какое чувство скрывал сэр Перси в тайнике своей души: да ведь этот человек, застывший, словно холодная мраморная статуя, любит ее, как любил год назад – преданно, безгранично! Она целых пять месяцев ошибочно думала, что он разлюбил ее. Нет, причиной перемены в его отношениях к ней был не недостаток любви! Маргарита почувствовала странное желание опять покорить его и вместе с тем поняла, что единственным счастьем ее жизни будет снова ощутить на своих губах его жаркие поцелуи.

– Перси, умоляю вас терпеливо выслушать меня! – сказала она, и Блейкни встрепенулся от той глубокой нежности, которая внезапно зазвучала в ее голосе. – Вы знаете, что мы с братом росли сиротами и горячо любили друг друга. Арман заменял мне родителей. Он полюбил дочь маркиза де Сен-Сира, но не высказывал никаких притязаний на взаимность, он только позволил себе написать и посвятить ей поэму… кажется, в этом не было и намека на дерзость? Однако маркиза это возмутило: он приказал своим слугам подстеречь брата в уединенном месте и избить до полусмерти. Жизнь Армана долго висела на волоске. Я страдала вместе с ним – и от сочувствия, и от унижения. Вы не можете себе представить, что я чувствовала! Когда представился случай унизить гордого маркиза, я… Нет, сэр Перси, клянусь вам, я думала только об угрозе и унижении! Зная, что он затеял заговор с Австрией против своей родины, я упомянула об этом в нашем кружке, совершенно не подозревая, к чему это приведет. А когда увидела, что сделала, было уже невозможно спасти маркиза. Заговор погубил его.

Блейкни молчал несколько секунд, а затем медленно произнес:

– Теперь уже трудно восстановить прошлое именно так, как все было на самом деле, притом, повторяю, у меня плохая память, но мне помнится, что после смерти маркиза де Сен-Сира я умолял вас объяснить слухи, связывавшие его имя с вашим. Вы отказались от каких бы то ни было объяснений.

– Я хотела испытать вашу любовь, – слабым голосом прошептала Маргарита. – Вы видите, она не выдержала испытания… И вы еще говорили мне, что во мне вся ваша жизнь!

– А вы для своего опыта хотели, чтобы я поступился своей честью? – вспыхнув, воскликнул Блейкни. – Вы хотели, чтобы я ко всем поступкам любимой женщины относился как бессловесный раб, не ожидая разъяснений, ничего не требуя? Да, мое сердце действительно горело безграничной любовью, страстью, обожанием! Я не требовал оправданий, не просил разъяснений, но ждал, страстно ждал их от вашей доброй воли, от вашего сердца! Скажи вы одно слово – я поверил бы безусловно! Но вы гордо молчали, вы бросили меня и вернулись к своему брату. А я ждал неделю за неделей и не знал, чему же после этого верить… И мои иллюзии разлетелись как дым.

– Всему виной моя безумная гордость, – с тихой гру стью промолвила Маргарита. – Только что расставшись с вами, я уже раскаялась. Ах, Перси! Когда я вернулась, я не узнала вас! Как вы изменились! Какую надели равнодушную, холодную маску! До сегодня вы ее не снимали.

Она стояла так близко, что ее шелковистые локоны касались щеки мужа, полные слез глаза молили о сочувствии, нежный голос зажигал огонь в жилах Блейкни, он чувствовал, что теряет голову. Но нет, он не поддастся чарам женщины, которую безумно любил, но которая заставила его так ужасно страдать. Прошлого не воротишь! И он устоял. Но Маргарита уже знала теперь, что его холодность – маска и что этот любящий, да, любящий ее человек поможет ей в ее горе.

– Видит Бог, как мне трудно обращаться к вам, сэр Перси, – сказала она, решившись. – Но я чрезвычайно нуждаюсь в вашей помощи и поддержке.

– Я весь к вашим услугам.

– Какие холодные слова! А было время, когда вы не могли видеть моих слез… Я в страшном горе и обращаюсь к вам… Я…

– В чем дело, и как я могу помочь вам? – спросил Блейкни, и на этот раз его голос дрожал почти так же, как ее.

– Перси! Арман в страшной опасности! Его письмо к Фоулксу попалось революционерам, может быть, его уже завтра арестуют… а там эшафот, гильотина! Какой ужас! И мне неоткуда ждать не только помощи, даже сочувствия!

Маргарита прижалась лицом к каменной балюстраде и горько зарыдала.

Услышав об опасности, грозившей Сен-Жюсту, сэр Перси заметно побледнел, и на его лице появилось выражение мрачной решимости, но он не пошевельнулся и несколько времени молча смотрел на плачущую жену.

– Вот как! – с горечью промолвил он наконец. – Ненасытный революционный зверь готов уже растерзать вскормившую его грудь! Ну, перестаньте же плакать, – почти нежно обратился он к истерически всхлипывавшей Маргарите. – Черт возьми! Не могу я видеть слезы хорошенькой женщины! Я… – И он, поддаваясь порыву, уже раскрыл было объятия со страстным желанием прижать к своей груди эту беспомощно рыдавшую женщину, защитить ее от зла и горя, отдать ей свою жизнь до последней капли крови. Однако страшным усилием воли он поборол себя и глухо спросил: – Итак, что я могу для вас сделать?

Маргарита не глядя протянула ему руку и почувствовала, что его рука дрожит и горит, как огонь, а губы, на мгновение прикоснувшиеся к ее пальцам, холодны, как мрамор балюстрады, к которой она прислонилась.

– Помогите брату! – просто сказала она. – У вас много друзей, и вы имеете влияние при дворе.

– Но почему бы вам не обратиться к Шовелену? Он влиятелен у революционного трибунала и многого добьется.

– Это невозможно. Ах, Перси, если бы я могла сказать вам все! Но я… я… Перси! Он назначил за спасение моего брата цену, которая… которую…

Как могла она признаться мужу? Он, может быть, не поймет ее борьбы и силы искушения и будет помнить лишь одно: что в ее прошлом уже был прецедент. А тогда уже ничто не вернет ей его доверия и прежнего отношения. И Маргарита промолчала.

Между тем Блейкни, понимая, что происходит в ее душе, жадно ждал признания. На минуту его глаза обратились к ней со страстной мольбой, но она смотрела в землю. Он с невольным вздохом отвернулся.

– Не расстраивайте себя, и не будем больше говорить об этом, – сказал он. – За брата не бойтесь: даю вам слово, что для него все кончится благополучно. А теперь позвольте мне уйти – уже поздно.

– А мне позвольте от всей души поблагодарить вас, – кротко, с благодарностью ответила Маргарита.

Ах, как она искушала его сегодня, после стольких дней, недель, месяцев! Схватить ее в объятия, поцелуями осушить слезы на прелестных глазах… Но один раз она уже подразнила его таким же образом, а потом опять толкнула в бездну. Нет, сегодняшнее ее обращение – каприз, которому нельзя подчиниться.

– Пока вам еще не за что благодарить меня, – спокойно сказал Блейкни, отступая, чтобы дать жене дорогу.

Маргарита подняла на него взор. Увы! Ничто не изменилось, и перед нею был все тот же холодный, бесстрастный человек, устоявший перед ее нежностью, слезами, красотой.

Тусклый рассвет уступил место яркому сиянию зари. В парке начали щебетать птицы. Супруги Блейкни расстались. Маргарита печально поднималась по лестнице, замедляя шаги, с безумной надеждой, что муж позовет ее, раскроет ей объятия, но он не двигался и стоял на том же месте, как олицетворение гордости и упорства. Она со слезами вошла в дом и не видела, как сильный, гордый мужчина, едва захлопнулась за нею тяжелая дверь, приник к ступеням террасы, по которым только что прошли ее маленькие ножки, как он страстно целовал каменную балюстраду, еще хранившую следы ее горьких слез. Если бы леди Блейкни видела это, ее горести, вероятно, показались бы ей ничтожными.

Утомленная горничная ждала Маргариту в ее комнате.

– Ступай спать! У тебя совсем слипаются глаза, – кротко сказала ей Маргарита. – Я разденусь сама.

Горничная вышла, а Маргарита, сбросив с себя платье, распустила волосы, отдернула шторы и открыла окно. Над тихим садом и рекой алела яркая заря, переходя на востоке в расплавленное золото. Маргарита с чувством горькой обиды взглянула на пустую террасу – свидетельницу ее напрасных стараний вернуть нежность и покорность мужа. Ее сердце рвалось к нему, не ответившему на ее горячий призыв, несмотря на то что – она это чувствовала – его любовь не угасла. Страстная тоска по утраченному доверию мужа, по его обожанию, которое она когда-то принимала только как должное, вытеснила из ее сердца даже тревогу за брата. Оглянувшись на последние месяцы своей жизни, она впервые серьезно взвесила свои чувства. Да, она не переставала любить мужа, и теперь ей казалось, что она все время бессознательно чувствовала в нем сильного, страстного, твердого мужчину, скрывавшегося под маской беспечного, доброго малого. Сегодня она увидела, что он любит ее, но не умеет быть слепым к ее поступкам и никогда не будет ее рабом. Маргарита Сен-Жюст не могла любить глупца, а Перси Блейкни она любила, да, любила, и только гордость избалованной женщины мешала ей понять свое собственное сердце. Она должна снова завоевать его, без его любви она не может жить.