Джуд Деверо - Рыцарь в сверкающих доспехах

– Почему ты плакала, когда я впервые тебя увидел? Что может заставить женщину так отчаянно рыдать? – бесцеремонно допытывался он.

Даглесс рывком освободилась из стальной хватки.

– Плакала, потому что меня только что бросили! – резко сказала она и, к собственному стыду, снова разрыдалась.

Николас осторожно положил ее руку на сгиб своего локтя и повел к столу. На этот раз он сел рядом, налил Даглесс чая, добавил молока и протянул красивую фарфоровую чашку.

– А теперь, мадам, вы должны сказать, что терзает вас так сильно, что слезы льются, как горный водопад.

Даглесс вовсе не хотела ни с кем откровенничать. Но потребность поделиться своими бедами оказалась сильнее гордости, и, не успев оглянуться, она уже выкладывала свою историю.

– Этот мужчина оставил тебя одну? Без слуг и присмотра? – возмущенно ахнул Николас. – На милость воров и разбойников?

Даглесс, кивнув, высморкалась в бумажную салфетку.

– И на милость человека, уверенного, что пришел из шестнадцатого века. О, извините, – добавила она.

Николас, будто не слыша, поднялся и принялся мерить шагами сад. Здесь было еще четыре столика, но ни одного посетителя, кроме них.

– Ты встала на колени перед надгробием и попросила… – Он осекся и взглянул на нее.

– О благородном рыцаре без страха и упрека. Рыцаре в сверкающих доспехах. Так говорят у нас в Америке, когда… когда имеют в виду человека, который захочет спасти попавшую в беду девушку.

Пряча улыбку в усах и бороде, Николас заметил:

– Но когда ты позвала меня, я был одет по-другому. На мне не было доспехов.

– Я не звала вас, – свирепо прошипела она. – Вполне естественно плакать от обиды, если тебя покинули, в церкви, тем более когда жирное отродье крадет твою сумочку. У меня даже паспорта не осталось! Даже если родные вышлют мне деньги на обратный путь, я не могу улететь сразу! Придется обратиться в американское посольство за другим паспортом!

– Я тоже не могу вернуться домой! – воскликнул он, снова принимаясь мерить шагами сад. – В этом у нас много общего. Но ты позвала меня сюда, значит, должна вернуть обратно.

– Я не ведьма! – почти взвизгнула она. – Не практикую черную магию и, уж конечно, не знаю, как отсылать людей в прошлое! Вы просто придумали все это!

Николас насмешливо поднял брови:

– Не сомневаюсь, что у твоего возлюбленного были веские основания покинуть тебя. Да и кто бы хотел терпеть столь злобный характер!

– Мой характер трудно назвать злобным. И я никогда не устраивала Роберту сцен. Может, иногда теряла терпение, но это вполне естественно, потому что я его любила. То есть люблю. И мне не следовало так часто жаловаться ему на Глорию. Просто ее вранье постоянно действовало мне на нервы.

– И ты любишь человека, бросившего тебя, человека, позволившего дочери обокрасть тебя?

– Сомневаюсь, что Роберт знает о выходке Глории. Кроме того, она еще совсем ребенок. И возможно, сама не поняла, что наделала. Мне просто хочется найти их, чтобы получить свой паспорт обратно и вернуться домой.

– Похоже, цели у нас одинаковые, – пробормотал он, впиваясь в нее взглядом.

И тут она поняла, к чему он ведет! Хочет, чтобы она продолжала помогать ему. Не хватало ей еще повесить себе на шею больного амнезией!

Даглесс поставила пустую чашку.

– Вы не совсем правы. Может, цели и одинаковы, но не настолько, чтобы мы могли провести следующие несколько дней вместе, пока вы не вспомните, что живете в Нью-Джерси с женой и тремя ребятишками и что каждое лето приезжаете в Англию, надеваете древние доспехи и затеваете маленькие сексуальные игры с очередной наивной туристочкой. Нет уж, спасибо огромное, но, по-моему, у нас был уговор. Я нахожу вам одежду и ночлег, а потом с чистой совестью могу уйти.

Николас рассерженно покраснел, так что даже борода не смогла скрыть густого румянца.

– Неужели все женщины вашего времени именно таковы?

– Нет, только те, которым безжалостно ранили душу, и не один раз, – парировала она. – Если вы действительно потеряли память, следует обратиться к доктору, а не снимать женщин в церкви. А если все это притворство, доктор вам тем более необходим. Так или иначе, не я вам нужна.

Она составила посуду на поднос, собираясь нести все обратно, но он стоял между ней и дверью.

– Какую выгоду я получу, если скажу правду? Неужели не веришь, что твои слезы могли призвать меня из другого места и времени?

– Конечно, не верю, – покачала головой Даглесс. – Существует тысяча объяснений, почему вы считаете себя пришельцем из шестнадцатого века, но ни одно из них не имеет ничего общего с колдовством. И уж тем более я не ведьма! А теперь прошу меня простить. Мне нужно отнести это, а потом найти вам номер в отеле.

Он отступил в сторону, давая Даглесс дорогу, и последовал за ней на улицу. При этом он не поднимал головы, словно обдумывая какую-то сложную проблему.

Даглесс спросила владелицу чайной, где находится ближайший «Би-энд-би», и они медленно побрели по тротуару. Ее волновало, что он молчит и даже не оглядывается. Казалось, его больше ничего не интересует в том времени, где он так неожиданно очутился.

– Вам нравится ваша одежда? – спросила она, пытаясь завязать разговор. Он нес пакеты с доспехами, оружием и прежней одеждой.

Николас, не ответив, с хмурым видом продолжал идти дальше.

В пансионе оказалась свободной только одна комната, и Даглесс принялась заполнять карточку.

– По-прежнему настаиваете, что вы Николас Стаффорд? – осведомилась она.

Женщина за маленькой стойкой улыбнулась.

– О, совсем как в церкви! – удивилась она и, взяв со стенда открытку с видом надгробия, бросила на нее рассеянный взгляд. – Да вы и похожи на него, только выглядите немного живее, – засмеялась она собственной шутке. – Первая дверь направо. Ванна дальше по коридору.

Все еще смеясь, она оставила их одних в холле.

Повернувшись к Николасу, Даглесс неожиданно почувствовала себя матерью, бросающей свое дитя.

– Скоро вы все вспомните, – утешила она. – А эта добрая леди подскажет, где пообедать.

– Леди? – переспросил он. – И обед в такой час?

– Ладно-ладно, – раздраженно вздохнула она. – Женщина. И не обед, а ужин. Бьюсь об заклад, что, хорошо выспавшись, вы все вспомните.

– Я ничего не забыл, мадам, – сухо отрезал он, но, тут же смягчившись, добавил: – И вы не можете уйти. Только вы способны вернуть меня в мое время.

– Эй, полегче! – вскинулась Даглесс. Неужели он не понимает, что у нее могут быть свои дела! Не может же она все бросить, чтобы помочь этому незнакомцу! – Если вы дадите мне пятьдесят долларов, о которых мы договаривались, я пойду.

К своему ужасу, она сообразила, что пятьдесят долларов – это всего тридцать фунтов. Комната в пансионе стоила сорок. Но уговор есть уговор.

– Если вы отдадите мне тридцать фунтов, я уйду.

Он продолжал стоять неподвижно. Тогда она порылась в пакетах и нашла бумажные деньги. Отсчитала тридцать фунтов и отдала ему остальное.

– Завтра можете отнести монеты к торговцу, и он даст вам много современных денег, – объяснила она. – Удачи.

И, в последний раз взглянув в печальные синие глаза, она повернулась и вышла.

На душе становилось все тяжелее. Никакого облегчения от того, что она наконец избавилась от этого человека. Почему ей кажется, будто она что-то потеряла?!

Даглесс заставила себя распрямить плечи и гордо вскинуть голову. Уже темнело, и нужно еще найти место по-дешевле, где можно будет приклонить голову. А уж потом решать, что делать дальше.

Войдя в комнату, где должен был провести ночь, Николас в ужасе отступил. Номер был маленький, с двумя узкими, жесткими даже на вид кроватями, без балдахинов и занавесей. Стены были расписаны мелкими голубыми цветочками. По здравом размышлении Николас решил, что бордюры и узоры покрупнее значительно скрасили бы обстановку.

Правда, в окно было вставлено чудесное, гладкое стекло, а по бокам висели занавески из цветной ткани. На стенах красовались картины в рамках, и, коснувшись одной, он ощутил под пальцами стекло, абсолютно прозрачное и почти невидимое. Одна из картин была весьма фривольного содержания: две обнаженные женщины, сидящие на покрывале рядом с двумя полностью одетыми мужчинами. Нет, не то чтобы Николасу картина не понравилась: просто немыслимо, чтобы такая постыдная штука выставлялась всем напоказ.

Он повернул картину лицом к стене.

Маленькая дверь открывалась в шкаф для белья. Полок там не было – только круглая палка, идущая от одной боковины до другой. На ней болтались такие же металлические штуки, на которых висела одежда в магазине. В комнате был еще один шкафчик, каких он раньше никогда не видел. В нем было полно ящичков!

Как ни старался Николас, верхушка шкафчика не поднималась. Он стал выдвигать ящички, удивляясь, как легко они ходят в пазах.

Немного погодя он поискал ночной горшок, но его нигде не было. Наконец он спустился вниз и вышел на задний двор, где долго и безуспешно обходил каждый угол в поисках туалета.

– Неужели все настолько изменилось за четыреста лет? – промямлил он, облегчаясь в розовые кусты. И хотя с молнией и крючками пришлось повозиться, но в конце концов все получилось. – Я вполне обойдусь и без ведьмы, – сказал он себе, возвращаясь в дом. Может, завтра он проснется и поймет, что это был всего лишь сон. Долгий, дурной сон.

Внизу никого не было, поэтому Николас заглянул в комнату с открытой дверью. Мебель в ней была целиком затянута тонкой вязаной тканью. Ни кусочка дерева на виду!

Николас присел на стул и словно погрузился в мягкое облако. На минуту закрыл глаза и подумал о матери и ее старых хрупких костях. Как бы она была счастлива сидеть на подобном стуле!

У одной стены стояли высокий деревянный письменный стол с табуретом. Николасу он показался знакомым. Рассматривая стол, он заметил петли и поднял крышку. Это оказался не стол, а что-то вроде клавесина. Но, коснувшись клавишей, он услышал совсем другие, более сильные и глубокие звуки. Ничего похожего на слабенькое бренчание, которое издавал клавесин. На крышке лежали ноты, которые тоже показались знакомыми. Николас сел на табурет, пробежал пальцами по клавишам, чтобы свыкнуться с непривычным тембром, и, сначала неуклюже, а потом все увереннее, стал играть.

– Прекрасно! Это было прекрасно!

Обернувшись, он увидел стоявшую позади хозяйку.

– «Лунная река» всегда была моей любимой мелодией. Как насчет регтайма?

Порывшись в ящичке маленького столика, на котором стояло растение странного вида, она вынула другие ноты.

– Это американская музыка. Мой муж был американцем.

Совершенно необычная мелодия какого-то Стинга сначала не давалась Николасу. Он не сразу сумел ее сыграть, но, как только схватил ритм, все пошло как по маслу.

– О господи, до чего же хорошо! – воскликнула женщина. – Да вы можете получить работу в любом пабе.

– Ах да, в таверне. Я подумаю, – улыбнулся Николас, вставая. – Мне вполне может понадобиться работа.

Голова внезапно закружилась, и Николас поспешно схватился за спинку стула.

– С вами все в порядке?

– Просто устал, – пробормотал Николас.

– Путешествия всегда изматывают. Вы издалека?

– О да. В нескольких столетиях отсюда.

– Я тоже так себя чувствую, когда устаю, – кивнула женщина. – Вам лучше подняться к себе и прилечь перед ужином.

– Вы правы, – тихо сказал Николас, направляясь к лестнице. Может, завтра он сумеет более связно поразмыслить о том, как вернуться домой. Или проснется в собственной постели, обнаружит, что все кончилось. Кончится не только ужас двадцатого века, но и кошмар, в котором он оказался, когда в последний раз был дома.

Добравшись до своего номера, он медленно разделся и повесил одежду так, как видел в магазине. Интересно, где сейчас ведьма? Вернулась в объятия своего любовника? Она достаточно могущественна, чтобы призвать его сюда через четыре столетия, так что, несомненно, сумеет заманить сбежавшего беднягу, тем более что между ними всего несколько миль.

Обнаженный Николас забрался в постель, лег на поразительно гладкие простыни, пахнувшие чистотой и свежестью, и укрылся не несколькими тяжелыми покрывалами, а одним пухлым, мягким и легким одеялом.

«Завтра», – подумал он, устало закрывая глаза. Завтра он будет дома.

Уснул Николас мгновенно и спал так крепко, как никогда раньше. И не услышал, как небеса разверзлись и пошел дождь.

Он сам не понял, что его разбудило. Должно быть, какой-то сон, от которого он стал лихорадочно метаться по постели.

Николас с трудом приподнялся и сел. В комнате было так темно, что сначала он не понял, где находится. Но стук дождя по крыше постепенно вернул ему память. Он пошарил на тумбочке в поисках свечи и огнива, но ничего не нашел.

– Да что это за место такое?! – воскликнул он. – Ни горшка, ни туалетов, ни свечей!