Возвращаясь в родовое поместье, состоящее из четырех палаток и натянутых вокруг веревок, мы остановились. Мимо нас пронеслась толпа орущих мужиков с мечами. Возглавлял это воинство князь.

— Супруг мой! — кричала ему Маринка. — Что происходит?

— Мы отправляемся охотиться на вампиров! — кричал ей в ответ Темыч.

— Ну тогда принеси мне добычу! Или шкуру для шубы…

Я попыталась вообразить себе какую дичь мы лицезреем чуть позже. Передернула плечами и взмолилась, чтобы князь не выбил никому глаз и не пришлось скорую прямо в лес вызывать. А то были тут случаи, ребята рассказывали.


Только мы сели пить чай и бороться с комарами, как к нам пожаловали гости. Причем отмазка, типа нас нет дома, не сыграла — за отсутствием стен нас все видели.

— А можно ли нам присоединиться к вашему столу? — поинтересовались гости из клана Монтекки.

— Входите, — позволила им Маринка.

Они прошли.

— Могли и через двери, а сквозь стены ходить не обязательно! — прокомментировала Птичка.

Гости тут же заинтересовались, где у нас дверь. Маринка сказала, что там, где веревочек нет.

— Логично, — ответили гости и принесли свои извинения за несанкционированную телепортацию.

Наш вечер мог бы пройти спокойно, если бы не примчался с охоты князь Темыч. За ним прибежали воины и вампиры. Воцарилась неразбериха и под шумок у нас ушла пачка чипсов. Вампиры, как выяснилось, оказались чипсоедами, а до нашей крови им не было совершенно никакого дела. Крестоносцы и прочие до утра обосновались у нас, споря, кто должен сдать цитадель (то есть наш дом), а кто должен пойти ко всем чертям… Чертенок один лично прибегал. Был послан очень далеко… К инквизиторам. И не вернулся. Подозреваю, добрался до указанного места. Я уже давно потеряла логическую нить сюжета и не задавалась глупыми вопросами типа, откуда взялись вампиры, черти, кто придумал переворот. И уж тем более не удивлялась пришедшим по утру инквизиторам, поймавшим нашего гостя и привязавшим к столбу позора. Был то Вадик. Он правдоподобно изображал жертву клеветы и наговора, орал «Менты — козлы», извинялся и снова кричал: «Не виноватый я!.. Это колбаса меня погубила! Если б не голод, я бы был честным гражданином…» Князь лупил его плетью, и сам же смеялся. На устроенное шоу сбежались все.

Я стояла с кружкой в сторонке и удивилась только одному: как я раньше не разглядела Вадика. Вроде бы и ехал он с нами, и приходил днем, а понравился он мне, как назло, в последний день игры.


— Алиса, ты на пляж идешь? — спрашивал Петруччио.

— Ага, — кивала я.

Накануне отъезда этот вопрос стал дико популярным. И задавали его отчего-то именно мне. Вадик тоже топтался рядом, заглядывал в глаза, интересуясь тем же. Всем отвечала, что иду. У озера меня сначала выкатали в раскаленном песке, потом чуть не утопили в камышах. Парни просто разошлись не на шутку и хотели сделать из меня утопленницу.

Вадик пожелал себе пластическую операцию по смене пола и мы осуществили его мечту. Сначала выкопали яму, потом закопали Вадьку, а затем слепили ему женское тело.

— Я красив? — интересовал он.

— Не то слово! — смеялись мы с прилегшей отдохнуть песчаной великанши.


В электричке княжеская семья расставаться не хотела. Мы сидели вместе, только Вадик с друзьями заняли кресла около входа. Стук колес, раскачивание меня подталкивали ко сну, и я задремала. Когда проснулась, почувствовала крепкое плечо, которое было мне вместо подушки. Птичка такими формами не обладала, и мне хотелось думать, что это Вадик пришел к нам.

— Вадик, — шепотом произнес его имя Темыч. — Ты рыбу будешь?

— Нет, — ответила моя «подушка», положив руку мне на плечо.

Сквозь сон я улыбнулась. Забавно. Может быть он тоже подумал, почему раньше ко мне не подошел? Теперь уже поздно. Я постаралась запомнить этот сладкий момент, запах парня, который мне понравился, мягкое касание солнца на моем лице, большую шершавую ладонь, накрывшую мои пальцы и глубокий голос, рассказывающий шепотом анекдоты. На перроне мы разошлись в разные стороны, не обменявшись ни телефонами, ни адресами. Он уехал в Харцызск, я осталась в Донецке. На вокзале меня встречал Лысый.

— Чего ты так улыбаешься? — спрашивал он, забирая у меня сумки.

— Да так, хорошо на душе просто. — В качестве наглядной демонстрации я даже поцеловала его в щеку. Лысый засиял не только лысиной, но и физиономией.


Воскресенье. Моя радость только росла. Позитив от поездки сохранялся, и удваивался фактом того, что мелкий собирался домой. А вот парни впадали в депрессию.

— Танки свои собрал? — заглянула в сумку Севы я. — Памперсы там, пустышки. Ничего не забыл?

— Конечно, — ухмылялся мелкий. — Твой лифчик тоже прихватил! Как трофей!

— Ах ты гадость! — я швырнула в него подушкой. Он удрал от меня и спрятался за Лысым.

— На выход! — увидел в окно машину дяди Сережи Ярослав.

— Киса, — дернул меня Сева. — Я когда вырасту, женюсь на тебе!

И чтоб я на другое будущее не рассчитывала, подбежал, чмокнул меня в щеку. Я обалдела. Раскрыла рот. Растерялась. Лысый ржал. А Малый выбежал вперед брата, выкрикнув:

— Пошутил!

— Ну… — давилась гневом я, спускаясь по ступенькам.

— А может и нет! — снова выдал Сева уже усаживаясь на заднее сидение машины.

Теперь смеялись все. А я краснела. Дядя Сережа перекинулся парой слов с Йориком. Мне казалось это таким удивительным! Брошенный старший сын не завидует, не злиться и вполне спокойно опекает младшего, которому досталось все внимание родителей. Он бескорыстный и честный — мой Ярослав.

Дядя Сережа увез младшего. Мы глупо улыбались и махали рукой, глядя, как удаляется от нас желтый «Жигули».

— Слава богу! Теперь будет тихо и спокойно! — услышала я вздох Левы.

— А мне казалось, вам нравится проводить с ним время, — хихикнула я.

— Киса, нам нравится, но когда это длится часа три от силы, а не неделю! — Объяснил уставший Вася. — Ты как время провела? Никого деревянным ножом не заколола?

— Что ты! Они сами на мой нож прыгали. А я никого не заколола…

— Умница. Пошли фильмец какой-нибудь посмотрим! — предложил Фима, желавший провести вечер в тишине и покое.

Я не могла не согласиться. Все вернулось на свои места. И мои парни, снова стали только моими.

От сердца и почек дарю…

В нашей жизни случаются (и я настаиваю, что именно случаются, а не встречаются нам) разные люди. Некоторые достойны навсегда остаться в памяти. Это либо хорошие личности, либо кто-то, кто очень обидел нас. Остальные — просто дуновение ветра: вот вы чувствуете прохладу, а в следующую секунду — ничего, никакого следа на коже, в сердце или разуме.

У меня хватает шрамов от «ураганов» — тех встречных, которые ранят нас предательством, горькой правдой, жестокими словами.

Кира и Нинка быстро исчезли и забылись. Вспомнила я о них лишь для короткого эпизода. О Вадике я помню до сих пор, когда еду в маршрутке на работу или учебу, и солнце ярко светит, прикрываю глаза и снова чувствую тепло его тела, удобное плечо и даже запах его вещей. Мне приносит это улыбку и успокоение.

Но говоря о мимолетном. Пожалуй, стоит припомнить еще несколько моментов. Ведь все происходящее, даже мелочи, оказывает на нас влияние. Отправляясь в институт, я не могла и предположить, что в моей жизни появятся несколько новых героев, двоим из которых судилось исчезнуть, преподав мне фактически незаметный, но важный и в чем-то даже болезненный урок.


На первую пару наш курс собирался медленно. Потому что все считали себя крутыми, итак все знающими и не обязанным приходить вовремя. Я приходила. Просто так. Посмотреть на забавных однокурсников. Все они — личности интересные. В каждом есть изюминка и мне было любопытно следить за ними. Например, наша староста Оля. Уходя с пар, она оставляла преподам объяснительные записки. Читая их, учителя смеялись и приговаривали: «Ох, Олька!» Говорили это так по-доброму. Мне всегда хотелось хоть разок взглянуть на тайные послания и понять, чем вызвана такая реакция.

— К нам кого-то перевели! — шептали впереди меня девчонки.

Парни на подобных языковых и филологических факультетах — редкость. А так как обсуждалась загадочная персона, то ажиотаж скорее всего вызван парнем.

— Я его видела. Симпатичный такой. Но мрачный. — Говорила Эля. Она относилась к числу тех девушек, которых интересует лишь четко выбранная цель: карьера, машина и богатый мужик. Правда, иногда она отступала от намеченного ради шашень с красивым мальчиком.

— Этот? Не такой и красивый! — отметила ее подружка Ритка.

Я посмотрела на новичка и почувствовала, как мурашки бегут по коже. Первое, что подумала: «Нарик!». Ну, такой у него вид был: темные волосы, сплетенные в хвост, бледное лицо, худощавый, тонкие усы и бородка, карие глаза, одежда черная, штаны с кучей побрякушек, растаманские браслеты на руках, взгляд тяжелый. Почему посчитала его нариком, а не панком или металлистом? От него несло куревом.

— Его зовут Эдик. Он раньше учился в Киеве на физмате. — Продолжили шептаться девчонки, когда парень присел на свободное место в правом ряду у стены.

— А тут вдруг переехал и решил кардинально сменить направление! — хихикали впереди.

— Интересно, чего это он вдруг на переводчика определился? — задалась вопросом Рита.

— У него здесь кто-то из родственников в деканате. — Сдал с потрохами новичка Валик.

Вторая мысль, касательно новенького была такой: лентяй и бездельник без собственного мнения. Я подозревала, что на физмат его отправили родители, как и сейчас записали в переводчики. Руководствовались логикой: «Пусть хоть чем-нибудь занимается!». А он ничему не сопротивлялся.

Я отвернулась к окну. Вася, Лысый, папа всегда твердили, что нужно любить то, что делаешь, даже если сначала оно тебе не нравится. Когда в дело вкладываешь душу, жизнь становится проще. А сам ты превращаешься в профессионала.


На перерыве я стояла у открытого окна. Осень — приятное время года. Не сильно жарко и не особо холодно. Мне нравилось вот так, опираясь на подоконник, разглядывать людей на улице. Причем окно меня привлекало конкретное — второе от стола преподавателя. Там была особая энергетика. Почему-то именно с той точки взгляд на мир казался более оптимистичным и красивым. Я отключалась от шума галдящей внизу толпы студентов, и сосредотачивалась исключительно на ласковой песне ветра и трепете листвы. Сегодня в поле зрения попала Нинка. Она стояла со стаканчиком кофе и пыталась допросить новенького. Он же пытался покурить в тишине и покое. Поделился зажигалкой, когда попросили прикурить, и отошел. Нинка пошла за ним. Он снова передвинулся. Она не отставала. Видимо, ему надоело, он склонился к ее уху и что-то прошептал. Лицо Нинки исказилось. Она явно обиделась. Послала парня на три буквы и гордо ушла. Он не оскорбился. Улыбнулся. У него оказалась очень красивая улыбка, к слову. А я позлорадствовала.

— Это просто чу… — хотела сказать «чудесно», но мне на голову упал потушенный бычок. — Что за сволочь?

Выругавшись, я посмотрела наверх. Свесившись с подоконника, на меня глядел радостный метатель окурков. Впрочем, я надеялась исправить его настроение.

— Чего мусоришь, козел? — разозлилась я.

— Прости, — извинился он. — Просто хотел обратить твое внимание.

— А если б не помогло, горшок с цветком на меня уронил?

Он осмотрелся, метательного снаряда не нашел и расхохотался.

— Я сейчас к тебе спущусь. — Пригрозил парень. — Ты же в сто десятой?

— Надеюсь, горшок оставишь на подоконнике! — фыркнула я, а через пять минут имела честь лично лицезреть ловеласа. Брюнет, со смешливыми голубыми глазами, крючковатым орлиным носом (но на нем не акцентируешь внимание, когда смотришь в яркие глаза) и худощавой фигурой. Первое впечатление он производил не лучшее. Однако в процессе разговора я открыла для себя его сильные стороны: юмор, обходительное отношение (не считая той дурацкой выходки с бычком), пытливый ум и способность во всем видеть нечто необычное. Меня, к примеру, он считал совершенно неординарной белой вороной.

— Я за тобой давно наблюдаю. Ты всегда одна. Смотришь на остальных, вроде бы и в общем деле участвуешь, но близко никого не подпускаешь. — Говорил он, а потом посмотрел пристально в глаза и спросил: — Кто ты, прекрасное виденье?

— Намекаешь, что я еще не представилась? — сообразила я. — Алиса. Четвертый курс. Переводчик.

— Тимур. Третий курс. Экономика предприятий. — Галантно поцеловал мне руку он.