Ольга Егер - Рыцари ее мурлычества (СИ)

— Не ходи, Олька. Не ходи! — зловещим тоном шептала я.

Подруга не послушала и ушла с Фимой. А ко мне подсел Лысый. Его осенила гениальная идея!

— Слушайте, а мы давно все вместе никуда не выбирались, — заговорил он. — Давайте скинемся, арендуем машину и поедем в Святогорье отдыхать? На пару дней. У меня там знакомый работает, и пока сезон не открыли, можем сэкономить, пожив у него в комнате детского лагеря.

— Отличная идея! Выпьем же за это! — согласился Йорик, подливая Свете вино. Мне пить позволили только компот, напомнив, что женский алкоголизм…

Лысый демонстративно поправил пояс.

— Я компотика… Пойду, налью. — Испугалась я, улизнула из-за стола и подумала, что мне стоит найти Ольку с Фимой, поведать им о грядущей поездке. Хотя, если честно, мне не хотелось оставаться рядом с целующимися Аллой и Левой.

Выйдя за дверь на лестничную площадку, я замерла, словно меня парализовали. На фоне светлого окна страстно целовалась парочка.

— Охренеть! — вырвалось у меня и любования прекратились. — То есть я не так выразилась. Охренели!

— Киса? — в один голос позвали Лысый и Фима. Первый появился у меня за спиной, а второй вынырнул из темноты на свет.

— Все! — вздохнула раздосадовано Олька. — Кажется, пора. Киса, знакомься, это и есть мистер Годяй!

Я вообще дар речи потеряла.

— Это… — заикалась я. Язык не слушался, а мысли мелькали с такой частотой, что ухватиться за них я никак не могла.

— Это плохая идея, Огонечек! — сказал ей Фима.

— Ты… Вы… Предатели! Когда он тебя бросит, — кричала я, забыв себя от охватившего меня психического срыва, паники и шока. — Не приходи ко мне, жаловаться!

— Почему это я должен ее бросать? — не понимал Фима.

Лысый придерживал меня за руку. Позади него уже появился и Вася.

— Киса перестань! — говорил он, судя по всему, будучи в курсе их романа.

— Ты со всеми так поступаешь! — не отвлекалась на остальных я. — Вспомни Люсю!

— Это твою подружку на первом курсе? Такою тощую и страшную? — уточнила Ольга.

— Ну, это было мимолетное… — шаркнуло ногой Зло.

— А сейчас нет? Хочешь сказать, ты ее замуж возьмешь?

— Киса, прекрати немедленно! Не порти праздник! — ругался на меня Вася.

Я на мгновение опомнилась. Повернулась. Посмотрела на него и на Лысого, на остальных, толпившихся в коридоре, на ехидную физиономию Аллы. Поняла, что все кончено. Подруга, которой я так дорожила, которую я так долго искала и о которой мечтала; подруга, которая встречается раз в триста лет; которая понимает, помогает и честна… Та, которую я обожала, предала. У меня больше ее нет. Ее отобрали. Через неделю или две она будет вся в слезах, с разбитым сердцем, а Зло примется за новую жертву. Я видела такое сотни раз, и потому перестала сближаться с девушками, которые приходили вместе с ним.

Вот только после всего, что случится с Олей, у меня не будет желания его видеть. Наша компания развалится, потому что я привела Лёку сама… На растерзание Злу… Надо было держать их подальше друг от друга, и тогда у меня осталась бы и подруга, и братья. Но теперь у них есть девушки. Я им не нужна. Не нужна и Оле, потому что пока она с Фимой. И когда он бросит ее, она возненавидит меня, как Люся.

— Знаете, — плюнула я. — А делайте, что хотите!

Я миновала любовников, даже не подняв на них глаза. Сосредоточилась на ступеньках, мелькающих перед взглядом, и выбежала на улицу. Сердце заходилось, обида проливалась слезами и я села во дворе на скамейку, чтобы отдышаться. Холод вечера пробирал до костей, а слезы все лились. Не знаю, что больше меня задело. Но больно то как!

На мои плечи легла теплая куртка. От нее пахло Левиной туалетной водой. Сам парень сел рядом и долго молчал, пока я глотала слезы. Дал мне платок. Я вытерлась.

— Кис, а вдруг у них все получится?

— Ты сам то в это веришь? У него девки задерживаются, максимум, на неделю! — все еще с трудом дыша, ответила я на его вопрос.

— Они уже месяц встречаются. Это дольше, чем с другими. И Оля… Она не такая. Ты даже не заметила, как он изменился из-за нее. Кис! — говорил Лев. — Поверь в них.

— Они… предатели. Я бы поверила…

Но Лева нахмурился.

— Ну, попробовала бы, если бы они сразу рассказали, а не прятались от меня, по углам и не травили враньем.

— Они скрывались, потому что знали, как ты отреагируешь. Для тебя это больная тема. Вот почему ты к Алле так плохо относишься?

Я не знала, как объяснить и долго выбирала слова, пока не нашла подходящие.

— Раньше ты был только моим… Все вы были только моими. А теперь она заявляет на тебя права. Ты проводишь с ней много времени. До меня тебе уже дела нет.

Лев рассмеялся, подняв голову, и посмотрел на звездное небо.

— Чистой воды детский эгоизм. Вася сказал точь в точь как ты. Они с Йориком слишком хорошо тебя знают. Намного лучше, чем я или Лысый с Фимой. Может потому, что вы знакомы дольше. — Задумался он и положил мне руку на плечо, придвигая ближе к себе. — Будь к Алле понежнее. Хорошо? Кис! — он развернул меня лицом, чтобы смотреть прямо в глаза. — Я с Аллой, но это не значит, что ты не нужна!

И замолчал. Я смотрела на него, как он все приближается. От него исходило тепло. Я не дрожала, согретая им. Внизу живота заныло. Лев провел пальцами по моей щеке, и коснулся подбородка, так и замерев. Мы делили одно дыхание на двоих. Я надеялась получить еще один памятный поцелуй от него…

— Лев! — из подъезда вышла Алла и все испортила.

Парень отвлекся. Смутился.

— Мы тут! — крикнул он ей, вставая, потянул за собой меня, не отпуская далеко. Мы пошли к ней. Лев крепко прижимал меня к своему боку, наверное, чтобы не сбежала. Алле, естественно, его поведение не понравилось. А я спасовала, дойдя до нее.

— Я не буду подниматься! — уперлась.

— Пошли. Все будет нормально! — убеждал он.

— Лева, мне стыдно. Я не пойду! — прошептала ему на ухо я.

— Я буду с тобой. — Обещал он, но я не соглашалась, а Алла ждала, пока мы нашепчемся. — Не порть Васе день рожденье!

— Вот меня то он после всего видеть и не захочет. Вы идите, а я домой! — я ловко увернулась, высвободившись из его объятий, стянула с себя куртку, передав Алле, и ушла.

Папа уже спал, а мама и тетя Эля сидели на кухне. Я услышала только часть их разговора:

— Килограмм картошки! Лак для волос… Два флакона! — сокрушалась гостья.

— Зато теперь у бомжей картошечка нажарена и челка «Карлсон» стоит! — наливала водку подруге мама.

У меня пробился истеричный смешок. Как сказали: «Не нервируй маму, выкидывай!» — так и сделала.

Ушла к себе в комнату, разделась и легла на кровать. Мне хотелось забыться и не вспоминать ничего. А завтра начать все с нуля. Но больше, чем уверена, что завтра даже не смогу встать. Я уснула под работающим телевизором.

А проснулась оттого, что меня кто-то трусит за плечо. Открыла глаза…

— Деточка! — обратилось ко мне нечто страшное и сморщенное в шерстяном платке. Рядом стояло точно такое же, и блики телевизора прыгали по уродливым физиономиям.

Я с воплем подпрыгнула и прижалась спиной к стене, хватаясь за сердце. Жорик радостно подпрыгивал и гавкал, вместо того, чтобы меня защищать.

Включился свет.

— Девки, вы чего подурели? — свирепым голосом спросил папа, которого поднял мой вопль.

— Нет. Мы пошутили! — сняла с себя карнавальную маску тетя Эля. А за ней и мама открыла лицо.

— Ха-ха-ха три раза! — разозлилась я, бросив в них подушкой. — Взрослые бабаньки!

Они ушли, исполнив акт мести. Папа выключил свет, я вернулась в постель и печальные мысли опять накатили волной. Я поняла, чего на самом деле боялась, и что именно взбесило меня — страх остаться одной.

Три дня добровольной изоляции. Я готовила себя к одиночеству, уговаривала себя быть сильной и стойкой ко всему, не зависеть ни от кого. А потом пришел Йорик, сказал: «Кончай прикалываться! Ну, подумаешь, встречаются! Ты их обоих потеряешь быстрее, если будешь продолжать в том же духе!». Я сказала, что для меня все давно потеряно. Ярослав посмеялся с меня и временно оставил один на один с моим собственным психом — то есть, со мной же. Вася объявился на пятый день, так же устроив промывание мозга неразумной девчонке.

— Кис, вернись в семью! — требовал он.

— Зачем?

Вася сидел за столом, смотрел на меня и загадочно ухмылялся.

— Ну, маленький, паршивый котенок! Эгоистка! — произнес он. — Ты можешь порадоваться, что твой друг-бабник остепенился?

— Не могу. Потому что это не правда.

— Кис, я лучше знаю! — говорил Вася, совсем не обижаясь на меня за испорченное настроение на дне варенья. — И тебя, и Фиму. А еще я знаю, что Ольга по тебе скучает. Она сидит по вечерам мрачная такая…

Я быстро нашла себе занятие, чтобы отвлечься и выкинуть из головы возникший образ опечаленной подруги. На душе скребли кошки, раздирая когтями живую плоть. Сердце истекало кровью.

— Думаешь, мне легче?

— Почему не придешь мириться?

— Знаешь, в чем проблема человека? Разочарование. До появления Фимы у нее от меня не было тайн, я безоговорочно ей верила. Вот тебе и разочарование. Ложь все разрушает. Вась, не трогай меня с этим пока, мне нужно переварить, обдумать…

— Хорошо, — сдался друг. Подошел, чтобы поцеловать меня в лоб на прощание. — Ой! Кис, посмотри, мне твое мнение нужно! Как тебе?

И он показал мне коробочку с кольцом.

— Еще никто, кроме тебя не в курсе. Я хочу… В общем, я созрел, чтобы жениться. Сменил работу. Буду теперь на кирпичном заводе работать. Там платят больше. Смены, конечно, жуткие. Но постепенно смогу скопить на квартиру, а потом на ребенка.

— Свете понравится! — оценила его выбор я и обняла друга, надеясь, что уж его то никто не отберет даже несмотря на свадьбу. — За тебя, я точно рада! Света — хорошая!

С наступлением черной полосы в одной части жизни, начались проблемы и в другой. В нашем доме прорвало трубы, и три дня воды не было. Маму просто дико бесил образовавшийся беспорядок, на почве чего регулярно разгорались скандалы. Я, папа и Жорик попали в категорию «нон-грата». Нам приказали передвигаться по квартире в бахилах, есть над рукомойником, предварительно обмотавшись полиэтиленом, а пса желательно вообще одеть в клеенчатый скафандр. Жорик был против.

Мы с Йориком ежедневно бегали с ведрами на колонку. Говорили о грядущей поездке, о том, что с собой брать. Об Оле и Фиме друг речь не заводил, лишний раз не нервируя меня. Да и зачем? Я сама себя мучила.

Я скучала по ней, когда не видела. Мне не хватало ее. Я дышала ей. Я была одержима ей. А когда все вот так обернулось, я сама перекрыла себе кислород.

Дружба — это такое же единение и сильное чувство, как любовь. К друзьям можно ревновать. Стыдом такое считать вовсе не обязательно. Мои чувства были настолько сильны, что я хотела загрызть любого, кто обидел бы мою Лёку. Она была продолжением меня — моей сестрой, подругой и душой. Я думала о ней каждую минуту. Ехала в маршрутке с пар, смотрела в окно, а мысли стремились к Оле: «Как она? Что она делает? Что ела? Хорошее ли у нее настроение?». Узнать обо всем в универе мне мешала гордость. Мы, хоть и сидели за одной партой, но не говорили. Вели себя сдержано, сидели на расстоянии. Правда, когда мне срочно необходимо было ответить на вопрос лектора, Олька распахнула свою тетрадь на нужном месте, чтобы я подсмотрела. Вот только, глупая я, предпочла заработать неодобрение преподавателя, отказавшись от ее помощи из гордости. Ну не дура ли? От самой себя тошно…

Когда включили воду, я обрадовалась этому факту, расценив сие, как благословение небес. В отсутствие мамы решила навести порядок, чтобы сделать ей приятное. Включила колонку, поставила набирать горячую воду в ванную — ура, можно помыться! Сама пошла в спальню, раскладывать вещи по местам.

После жуткого шума с кухни примчался перепуганный Жорик, и залез прямо на кровать с видом: «Хозяйка, пули свистели над головой…».

— Тварь! Что ты там перевернул? — рассердилась на пса я, и пошла в кухню, искать следы преступления. А оказалось, что пес вовсе ни при чем! Разве, что он сумел воспользоваться спичками и устроил пожар… Ведь именно пожар я и увидела на кухне. Напугал Жорика звук отлетевшей керамической отдушки, треснувшей от жара пламени, которое поднималось от колонки до самого потолка. Хуже всего то, что вся наша кухня была облицована деревянными панелями, и если бы я пару минут постояла с раскрытым ртом, то родителям некуда было бы возвращаться. Пока пламя не покусилось на шторы, я отключила колонку и побежала за теми скудными литрами воды, которые успела набрать в ванной. Из чашечки я потушила огонь (бегала раз двадцать туда и обратно). Местами прибивала языки огня тряпкой. Только после того как потушила пламя, я села на стул и поняла, что у меня трясутся руки. Кухня выглядела ужасно! Огромная дыра в древесине за колонкой, сама колонка и потолок черные. Маленький телевизор, прикрепленный к стене, оплавился с одной стороны. Но к удивлению, работал!