По инерции, я сжала плечо парня зубами, и он замолчал, позволив укусить себя.

— Пока вас не было, приходили люди с завода. Принесли запись с камеры наблюдения. Мол, они не виноваты. Он сам нарушил технику безопасности, влез на станок, когда случился затор… — Поделилась новостями я. — Разве можно смерть ребенка показывать матери? Идиоты!

Лева погладил меня по спине.

— Ты молодец, Киса! — прошептал Лев. — Ты хорошо держишься! Поделись со мной силами, а?

Я бы отдала ему все их, но не знала как.

— Батюшка приехал! — возникла рядом с нами Оля, приглашающе помахав рукой мужчине в черной рясе. — Проходите. Надо отпеть скорее, а то запах уже такой пошел…


Отпевание началось в доме, а закончилось на улице. Я видела перед собой только свечу в платочке и больше ничего. Не знаю, как держалась на ногах, потому что они постоянно подкашивались. Лев, наверное, подхватывал, когда я намеревалась упасть. Мне хотелось уснуть. Потом бы я проснулась и Вася был бы жив… Только ни сон, ни потеря сознания не случились со мной. Я стоически все выдержала: и выкладывание цветов в его ногах, и поцелуи в изувеченный лоб, особенно прикосновение губами к ледяной коже, и осознание, что он действительно мертв…


Подъехала грузовая машина, собрались жители деревни, друзья по школе, родственники (дяди, тети, племянники, старшие сестры). Все прощались с покойным… У меня не укладывалось в голову, как можно прощаться с ним? Мой мозг просто отторгал мысль, что с Васей нужно проститься навсегда.

Тем не менее, под отвратительную музыку гроб понесли вдоль по проселочной дороге. Лев разжал пальцы, придерживающие мою ладонь, и остановился. Позади нас притормозило такси, из него вышла Алла. Она, как любая другая женщина, хотела разделить с близким человеком его горе. Пару секунд помедлив, не зная, разорваться ли ему на части — остаться со мной или пойти к своей девушке — Лев сделал выбор и шагнул к ней. Мне показалось, что они старше и счастливее всех нас. Что они обрели друг друга и будут опорой по жизни. Я сдалась. В тот момент я мысленно отдала своего любимого другой. Отвернулась. Он давно уже был потерян для меня. Вот, что значит «Не судьба!». Впрочем, сейчас мне не до этого. Боль от его ухода казалась ничем по сравнению с испепеляющей жгучей смесью от потери друга.

Я не осталась одна. Протиснулась к парням. Глеб, Ярослав и Фима несли гроб. Оля взяла меня за руку. Пристроившись рядом с Лысым, я медленно двинулась к кладбищу, чтобы проводить часть нашей семьи в другой мир, закопать ее в земле и редко навещать.


Деревенское кладбище маленькое. Его ограда была старой, ржавой и перекошенной. Ворота, когда их открывали, скрипели, как в фильмах ужасов. Но пропустили толпу на территорию усопших. Люди прошли вслед за гробом. Остановились у свежей ямы. Поп что-то говорил. Женщины самозабвенно выли. Парни молчали, а я слушала только стук собственного сердца, да смотрела на яму, в которую должны были опустить гроб, в которую должны были положить моего друга.

Гроб закрыли и заколотили гвоздями. Я больно прикусила губу, потому что понимала, мой крик «Он же не сможет выбраться!», примут за бред. Его опустили туда, забросали землей. Мне тоже предложили бросить горсть. Не знаю зачем, но сделала это. Хотя чувствовала себя предательницей, способствующей тому, чтобы друга закопали заживо.


После погребения все вернулись в дом. По дороге обратно я наслушалась столько историй о том кладбище! Там регулярно кто-то вешался на деревьях, умирали алкаши и т. д. А в доме я наслушалась песен. За длинными столами собрались деревенские. Они говорили, смеялись и пели, ели и запевали борщи водкой. А я сидела на кухне, мыла за ними посуду и сдерживалась, чтобы не закричать на них. Мир лишился прекрасного человека, а они орали, как на обычной пьянке, словно праздновали свадьбу!..

— Скорей бы они уже ушли! — Алла заслонила собой выход на улицу.

— Бесят! — стиснула зубы я.

— Потерпи немножко. Эти последние. За воротами, кажется, никого больше нет. — Она повернулась ко мне и нежно улыбнулась. А потом ушла во двор, менять блюда.

Странно это. Но боль вытеснила ненависть. Имя Аллы стерлось из списка врагов. Глядя на нее, я не могла определиться, кто она теперь для меня? Называть ее подругой казалось кощунством.

Алла подхватила тарелок десять, чтобы отнести мне. Но чуть не уронила, когда увидела, что Светка, стоявшая около стены, рядом с гаражом, начала медленно сползать на землю. Алла подхватила ее, но без помощи Ольки не смогла бы ее отвести к скамейке. Лека вовремя подоспела, подставила плечо зеленовато-синей Светке. Девушки отвели ее в дом, уложили на диван и напоили прохладной водой. За столами тут же зашептались старухи:

— Кто та девушка? То Васина?

— Беременная, наверное!

— Что с ребеночком делать будете, Михайловна?

Мама Васи нервно сглотнула. У нее заметно задрожали руки. Женщина посмотрела в сторону дома.


Я очень обрадовалась, когда все закончилось и местные разошлись. Тогда во дворе остались только свои, близкие, с которыми не нужно было притворяться. Парни, правда, все равно скрывали эмоции, заглушая их большим количеством спиртного. Мама и папа Васи сидели с нами почти всю ночь за столом под навесом, разговаривали, пили водку и горячий чай. В основном Клавдия Михайловна говорила со Светой.

— Светочка, ты беременна?

У той глаза на лоб полезли.

— Нет! — мотала головой она.

— Светочка, ну… может ты еще сама не знаешь… — настаивала женщина, уперто веря в то, что у нее будет внук взамен погибшего сына. Светка опровергала ее мечту.

— Не беременна я! — вскричала она.

— Светочка, — взяла ее за руку Клавдия Михайловна. — Но если будет… Если это правда… Ты не делай аборт! Если он тебе не нужен, отдай нам. Мы воспитаем, как своего. Он ни в чем нуждаться не будет!

Нервы Светки тут окончательно сдали. Она психонула, разревелась, заявила, что совершенно точно не беременна, а если бы и была, то аборт не делала бы! Выкричавшись, она ушла в летнюю кухню. Алла пошла за ней, чтобы не оставлять подругу одну. Они со Светой были такими же, как мы с Лёкой: поддерживали друг друга, не давали в обиду, защищали от одиночества.

— Вспомнилось, как мы на рыбалку ездили… — уже изрядно пьяный, заговорил Лысый, отвлекая нас от темы беременности. К счастью, дальнейшие часы мы только и делали, что говорили о прекрасных моментах, пережитых вместе с Васей. Йорик забрал себе телефон друга, прокручивал фото, оставшиеся в нем. Нашел одно, где мы втроем: я, он и Вася.

— Я раньше ее не видела, — удивилась я, подсев ближе.

— Вспомни, мы ездили за город. Ты тогда на фонтан залезла и чуть не упала. — Припомнил друг и, наконец, посмотрел мне в глаза. Минута промедления и он сгреб меня в объятия, ткнувшись лицом в мое плечо. Расплакался, говоря: — Вася сам упал туда, когда полез за тобой.

— Кис, — прошептал он мне в ухо. — Ты для нас всегда была и будешь маленьким котенком, которого нужно беречь от собак, живодеров и самой себя.

Я всхлипнула.

— Он так не хотел идти на работу, — тоже ревела я. — Будто бы знал, что все плохо кончится.

— Мне тоже говорил, — открыл тайну Йорик. — Надо было убедить его никуда не идти. Надо было напоить его, чтобы он не мог никуда идти…

Йорика терзало то, что он не смог спасти друга. Он, оказывается, видел столько возможностей ему помочь и защитить… Вот только не понимал, что человек — создание слабое и вовсе не всевидящее, и быть в двух местах одновременно, передвигаться со скоростью звука, не может.

Лысый набрался до состояния «Сириусу не наливать!», и из-за него я так и не смогла успокоить Ярослава, потому что пришлось взять ответственность за другого друга и проследить за ним, уложить спать.

— Киса, — закричал парень. — Ко мне иди!

Все напряглись, видя его неадекватность. А я, повинуясь его требованию, подошла.

— Тебе надо поспать. — Сказала ему.

Лысый не противился. Позволил отвести себя в дом, уложить на диване. Вот только меня не отпустил, и мне пришлось лежать рядом с ним. Я не могла уснуть. Смотрела на то, как по щекам Лысого текут слезы, на которые я не оказалась способной.


Где-то в три часа ночи я открыла глаза. Заметила, что на соседнем диване спят Лев и его девушка. Точнее она спала, а вот он смотрел на нас с Лысым. Мы встретились взглядами. Мне стало неуютно от этого, я перевернулась на другой бок, лицом к Лысому, и попробовала уснуть, чувствуя взгляд Левы. С трудом, но мне удалось отключиться.

Сон мой был черным, тьма его — тяжелой и совсем не пустой. В ней кто-то был. Я боялась проснуться и увидеть в углу комнаты Васю. Но потом убеждала себя, что даже, если Вася и решит вернуться в этот мир, то не будет злым духом. Это же мой любимый и дорогой друг…

Пустота и сны

Раньше мой мир вращался с сумасшедшей скоростью. В нем происходило столько событий: ссоры, предательства и влюбленность, подруги и парни, учеба, КВН, праздники, ревность, пожар, поездки, падения, сомнения. Сейчас не осталось ничего. Мир замедлился. Основная часть эмоций была сожжена стрессом. По ночам снились кошмары, и я вставала среди ночи, шла на кухню, пила чай с «Барбовалом» в прикуску. Мама просыпалась, заставала меня в невменяемом состоянии, садилась рядом, гладила по голове и что-то шепотом рассказывала. Я ревела, сжимала зубами подол ее халата, чтобы заглушить рвущийся вопль. «Все хорошо, моя девочка! Все хорошо!» — шептала мама. Ее шепот действовал успокаивающе, лучше лекарств. Часа в четыре утра к нам стучался Йорик. Я открывала и пыталась стать мамой для него и воздействовать примерно так же, как моя на меня: убаюкивала, успокаивала, уговаривала покушать, помыться, идти на работу. Иногда, случалось, что мы с ним засыпали вместе у меня или у него дома, плевав на обязанности или даже на семьи. Нам нужно было забыться в собственном горе. И в свое горе мы никого не пускали.

Реальность казалась скучной и бессмысленной. В итоге я бросила работу. Потому что однажды, став свидетельницей диалога на повышенных тонах между хозяйкой и клиенткой, которой что-то не понравилось, я вспоминала изуродованное лицо мертвого друга… Как результат: я наорала на обеих женщин, послав их так далеко, что они и сами запутались в маршруте!..

Ну, неужели стринги со стразами принципиально важнее, чем испорченные или оборвавшиеся жизни людей? Подумав так, я предложила стервозной девице ходить вообще без нижнего белья, светить голым задом, как светлячок, провоцируя неадекватных мужчин.

— Вы прислушайтесь! Вам пригодится! — подытожила, когда у клиентки челюсть отвисла.

Хозяйка обалдела гораздо больше. Не дав ей возможности уволить меня, я уволилась раньше, чем она проронила хоть слово. Потом тщетно пыталась найти другую работу. Но мое подавленное психическое состояние не привлекало потенциальных работодателей.

В институте нас с Олей никто не узнавал. Всегда улыбчивые девушки ходили хмурые и мрачные, на парах сидели тихие, не рвались отвечать, идти к доске.

Мы пришли к тому сложному и ответственному моменту, когда до финала учебы — подать рукой. А сил бороться за хорошие отметки не было.

Хотя совсем немного я пришла в себя, заставила засесть за учебники лишь за несколько дней до сессии и государственных экзаменов, после которых предстояло защитить диплом бакалавра. Или наоборот? Я плохо ориентировалась в происходящем со мной, просто плыла по течению, перестала смотреть в небо и ходила, лишь глядя себе под ноги. Даже сейчас, по прошествии лет, я с трудом сопоставляю факты того периода существования.

На последней паре перед экзаменами нас ошарашили новостью, что мы в срочном порядке должны оплатить обучение на несколько месяцев вперед. Сумма получалась солидная. У моих родителей столько бабла вряд ли собралось. Потому я сделала вывод:

— Я, наверное, брошу учебу! — заявила я вечером в компании друзей, еще не решившись рассказать о своем выборе родителям. Сначала я подумала, что хорошо испробовать новость на друзьях, посмотреть на реакцию братцев, а уж потом говорить родителям, не опасаясь общения с папиным ремнем.

Алла раскрыла рот.

— Ты серьезно? — спросила она.

У меня давно исчезло желание доставать ее или отвечать ей гадостями. Скорбь стирает грани разделения на врагов и друзей. Ты воспринимаешь все холодно и отстраненно. Вот и я приняла ее всем сердцем (постаралась, как того просили когда-то друзья), отдала ей Льва и потому воспринимала сейчас, как часть нашей небольшой семьи. Я даже защищала ее ото всех, даже в магазине, когда свирепые бабульки толкались в очереди или смотрели на нее злобно, в транспорте требовала, чтобы ей уступили место. В общем, я относилась к ней как к младшей сестренке, которую нужно оберегать.