— Алиса, почему в головном уборе? — сердилась методист. — Сними немедленно.

— Запросто! Но вам не понравится! — честно предупредила я, продемонстрировав всю свою прыщявую красоту. Преподы брезгливо отодвинулись. Макс нервно хихикнул. Ему бояться нечего — он ветрянкой в свое время переболел. Парень придал бледной физиономии сурового вида и для устрашения педагогов громко кашлянул, намекая, что вирус гриппа охватывает территорию наравне с ветрянкой.

— Алиса, Алиса! — покачал головой декан, закрыв глаза на многие мои ошибки, допущенные при сдаче, поставил отметку не глядя, и отпустил вместе с Максом подальше от аудитории, чтоб бациллы не распускали.

— Я б тебя обнял! — смеялся Макс, стоя рядом со мной на улице. — Да только не могу я твои бактерии домой нести. Там и моих хватает! Удачи, Кис!


Красота прыщавая… То есть я! Прибыла домой ровно после экзамена. Топталась у порога, молясь, чтобы Эдик и папа все еще мирно ловили рыбку за чертой города, и меня вот такую красну девицу жених не увидел. Тем не менее, ступив в квартиру я столкнулась нос к носу с парнем. Они с папой смотрели в видео-глазок и очень заинтересовались моим подозрительным поведением!

— Ты что не сдала? — спросил Эд, пытаясь снять с меня шляпу и шарф.

— Сдала! — пискнула я и ловко увернувшись от его объятий шмыгнула в свою комнату и заперлась… как я полагала. Однако Эдуард просто проигнорировал меня в качестве баррикады и подвинул вместе с дверью, после чего сорвал полупрозрачный шарф с лица.

Я вскрикнула и закрылась руками. Он и руки мои сумел разжать. С минуту полюбовался на прыщи. Я ждала насмешек, издевок… Но Эдик вдруг скривился, развернулся и ушел. Мне подумалось, что навсегда и стало дико обидно!

— Ты куда? — услышала я, как папа окликнул его из кухни.

— В аптеку, — буркнул жених.

— За печеньком? — отпустил глупую шутку родитель.

— За фукарцином! Алиска ветрянку принесла!

И он ушел за «покупками». Вот она — настоящая любовь! Это когда тебе все равно насколько плохо выглядит твоя вторая половинка — ты просто хочешь быть с ней рядом и готов провести сутки у ее постели, подавая лекарства, залечивая раны, не смущаясь выскочивших прыщей и прочего. Именно так меня любил Эдик — не за смелость и внешность. А за то, что я есть…


Через десять минут меня искусно превращали в белый мухомор с красными пятнами.

— Не чешись! — одергивал меня постоянно Эдик.

— Ничего не могу поделать, — огрызалась я, пытаясь почесаться. А чесалось абсолютно все!

— А я могу! — угрожающе прозвучало от него, после чего он сходил к моей маме. Минутой позже я таращилась на варежки на своих руках. Противостоять оказалось невозможно.

— Все! Готово! — торжественно объявил жених, закрыв бутылочку и отложив палочку с ваткой. Я рванула к зеркалу, не замечая, как Эдуард медленно продвигается бочком к выходу.

— Что это?! — ужаснулась я, увидев свое отражение в зеркале.

— Цветы! — пояснил парень.

— Ты б еще написал: «Здесь был Эдик!» — оскорбилась я, и когда жених скрылся за дверью, поняла, что глупая надпись действительно присутствует на моем теле, возможно на спине, а то и чуть ниже…

— Прибью! — пообещала я.

Укротительница

Честно сказать, даже, когда твое сердце постоянно ноет о другом человеке, а тебе предлагает выйти замуж приятный парень, к которому у тебя также есть чувства, то немного успокаиваешься и выбрасываешь блажь из головы. Наверное, это своеобразная месть. А может подобное событие придает ощущение стойкости на жизненном пути, ведь, если ты не нужен одному, то в тебе нуждается другой. Вот и я переключилась на Эдика целиком и полностью, возведя Лёву в ранг суперзвезды или загадочного книжного героя. Другими словами — с недавних пор он существовал для меня словно в параллельной Вселенной: вроде ты его и видишь, вроде ты его и любишь, а дотянуться до него не можешь. На том все мысли о Лёве приобрели гриф — ЗАПРЕЩЕНО! И упокоились с миром где-то в недрах подсознания. Постепенно, я даже научилась вполне адекватно на него реагировать — почти как раньше: без томных взглядов, в которых преобладало сожаление, боль и укоризна.

Признаться, к жениху своему я тоже не особо то и могла прикоснуться — Эдик ведь опять укатил восвояси, оставив меня в нелепом ожидании чуда, подсчета финансов и на стадии войны с родителями, разыгравшейся на теме грядущего бракосочетания.

Мама суетилась. Слово «свадьба» значило для нее куда больше, чем для меня. Где-то на этапе «Нужно подготовиться и заказать кафе, купить платье…» я ее резко остановила:

— Мам! Просто распишемся и делов!..

Она скуксила губы, но все равно продолжила мечтать о традиционной славянской гулянке с пьяными дружком и дружкой, купаниями в фонтанах, трехдневным попоищем и воровством невесты.

Чтобы мы с мамой не ругались и не нервировали папу, Олька придумала новое развлечение, позволившее мне чаще сбегать из дома. В центре внешкольного развития по вечерам актовый зал стала арендовать группа восточных танцев, куда подруга меня и заманила.

Стоя вечером в платке с монетками, глядя на стройную пластичную преподавательницу и, чувствуя себя бревном совершенным, но продолжая попытки вообразить себя Шахерезадой, я отчаянно старалась двигать тазом и не двигать грудью. Не получалось! Либо двигалось все, либо ничего. Иного мое неприспособленное для таких вещей тело не предусматривало.

Радовало, что позади меня стояла дама лет сорока — кряжистая, высокая — и с пластикой у нее отношения не складывались примерно так же. Зато Лёка получала массу удовольствия, смеялась, вертелась, звенела монетками и выгибалась во все стороны.

— Все! — сдалась позади меня Евгения Валентиновна и хлопнулась на стул у стены рядом с выходом. — Тайм аут!

— Передышка! — согласилась дать нам паузу тренер.

Бабы завели душевные разговоры, отдельные личности продолжали вертеться перед зеркалами. И тут в дверях появились парни: группа музыкантов платила арендную плату за комнатку в этом же заведении и решила устроить себе репетицию совместно с нашей. Ситуация получалась как в фильме «Белое солнце пустыни»: танцовщицы по какому-то негласному сигналу, задрали платки и юбки аж до лиц. Евгения не понимала, что за синхронный идиотизм и продолжала сидеть на своем месте, никем, кроме меня, незамеченная.

Реакция мужчин на оголенные животы и женские топы (а также весьма открытые тонкой шифоновой тканью, попы) была очень живописной: слюни текут, глаза на лоб лезут, руки так и тянутся.

— Мальчики, ну уйдите, пожалуйста! — робко и стеснительно, но при этом стреляя глазками в главаря этой шайки неформалов, попросила наша тренер. Совершенно логично, что после просьбы уходить он не возжелал.

— Зачем? Мы с вами останемся. Тоже танцевать будем! — выпалил один из парней, и тут Евгения не выдержала.

— Окей! — раздался ее голос, весьма озадачивший парней. — Со мной в паре танцевать будешь! Шейхом сделаю!

И Евгения встала так, чтобы ее увидели. Физиономии музыкантов вытянулись, челюсти предательски отвисли. Принцессы Жасмин двухметрового роста с обхватом талии в метр, а то и полтора, слегка испугались. Ребята мигом вспомнили, что репетиция важнее всего, а девушки — потом. Да и шейх — работа — так себе: жен много, люби всех, корми всех. Нет! Нормального мужика на скромный гарем в десять человек вряд ли хватит. В общем, они спрятались в своей каморке и я могла поклясться, что заперев двери, они еще и забаррикадировались.

Я хохотала от души… Пока Ленка не заставила сделать одно танцевальное движение, на которое способны только йоги!


Дня через три я чуток привыкла. Мышцы уже не ныли, пластичности прибавилось. Чтобы не сталкиваться с музыкантами, время занятий перенесли на более ранний отрезок дня. Но теперь мы постоянно сталкивались с малявками, которые занимались в центре. А так же с их родителями! Последним, конечно, было очень интересно, однако тыкать пальцами в стекло двери и ржать им не подобало по статусу и возрасту (об уме не говорю). Мелкие же позволяли себе все! Бесили нас до нервного тика. Впрочем, не одних нас. Своих преподавателей — тоже. К примеру, отлучившись по нужде и ожидая очереди у туалета, я не смогла проигнорировать дикие вопли, доносившиеся из раздевалки. Не своим голосом, как выяснилось, орала девочка лет пяти. Воспитательница никак не могла ее урезонить, ребенок твердо требовал предъявить ему родителей! Стоящий рядом взвод мелких, глядя на слезы товарища, уже подергивал носиками и кривил губки, собираясь поддержать компанию коллеге по несчастью.

— Мама! Я хочу к маме! — вопияла девочка, умываясь слезами, затапливая комнатку и норовя утопить зануду-преподавательницу, заставлявшую ребенка танцевать по ее указке.

— Прекрати плакать, ты же взрослая девочка! — пыталась достучаться до нее девушка примерно моего возраста. Но здравый разум заплаканной девчушки был глух, упираясь в достижение цели.

— Мамааааааа!

Я больше слушать это не могла. И когда остальные подали первые робкие вопли, подключилась к диалогу.

— А ну пошли со мной! — протянула я руку ребенку.

Она отняла кулачки от лица, посмотрела на незнакомую тетеньку. Посмотрела не столько на меня, сколько на мой наряд. Куча мелких побрякушек, звенящих при каждом движении ее привлекла. Она зачаровано подалась вперед и взяла меня за руку маленькими пальчиками.

Вместе мы пришли в зал, я надела на нее свой пояс и предложила повторять за тренером. Пятнадцать минут спустя все мирно занимались своими делами, ребенок изображал танец и улыбался от уха до уха. Ее преподавательница смогла начать и завершить урок без лишних стрессов… по крайней мере для нее самой.

— А у тебя хорошо получается ладить с детьми! — когда мы уже собирались домой в раздевалке объявились двое — заведующая и та самая воспитательница, которая не смогла добиться взаимопонимания от ребенка.

— Просто я умею их готовить! — не впопад пошутила я.

— Как звать? Где работаешь? — заинтересовалась моей персоной заведующая.

— Алиса. Нигде. — Отвечала я.

— А кто по образованию? Филолог? — продолжала задавать вопросы, вцепившаяся в меня чуть ли не клещами заведующая.

Олька внимательно слушала наш диалог, ухмылялась и быстро собирала сумку, запихивая в нее костюм, платок, пояс и чешки.

— Переводчик. — Уже без особого энтузиазма к разговору сказала я.

— Хочешь у нас работать? Преподаватели языков нам нужны…

И меня взяли в оборот, захламив мозги таким потоком информации, что я согласилась на все, что угодно, лишь бы меня отпустили!

— Дураков работа любит! — смеялась с меня подруга, по дороге до дома, а потом вздохнула. — Бедные детишки! Ты же их съешь!

— Не, не съем! Не хочу отравиться! — отмахнулась я.

Но на самом деле бедненькой и несчастненькой оказались не мои подопечные, а я. Ведь мелкие, пришедшие ко мне на занятия слушаться категорически не хотели. Они предпочитали хаос: бегали по кабинету, орали, дрались, все раскидывали и в упор меня не замечали. Терпение лопнуло и я… позорно сбежала. В соседнем спортивном зале занимались каратисты. Они уставились на меня. Их преподаватель тоже. Симпатичный мужчина, но немного охрипший сегодня пользовался свистком, чтобы его слышали абсолютно все, но при этом не особо напрягались связки.

— По потолку начали бегать? — прохрипел он.

— Кажется, по моей голове! — буркнула я, посмотрела на свисток в его руках, и вдруг вспомнила старинный фильмец, который так любил смотреть папа — «Детсадовский полицейский». — Эм… А можно у вас позаимствовать не на долго?

Мне вручили свисток, улыбаясь и пуская взгляды-стрелы. Я сгоняла в уборную, промыла «дар» и вернулась в кабинет, где бесчинствовали малявки. И как свистнула!.. Они так и замерли: один дергая девочку за косичку, другой — одной ногой на моем столе, третий — уползая на коленках под моими ногами, и т. д.

— А теперь, слушаем меня! — рявкнула на них. Они испугались и притихли, хорошо, что не успели разреветься. — Построились! Будем играть в армию!

— Я хочу быть бабочкой! — промямлила одна девчушка, не соглашаясь на подозрительную игру.

— Будешь рядовым — бабочкой-леталочкой! Стой смирно! — командовала я. — А сейчас все маршируют по кругу и проговаривают…

Дальше все было проще. Вся «соль» заключалась в том, чтобы вымотать их, пока они не вымотали меня. Потому я совмещала умственное развитие и физическое: иностранные слова они проговаривали бегая по залу, либо сидя, либо приседая. Шурик — мастер по каратэ — еще и подкалывал: «Может, и моими займешься, а то у некоторых с английским плохо».