Ольга Егер - Рыцари ее мурлычества (СИ)

Безобразие прекратилось в один миг, когда на горизонте, Йорик заприметил папу Васи. Тот проезжал мимо на велосипеде. Конечно, наше присутствие его обидело. Ярослав, протрезвевший от принятия холодных ванн, вышел из воды и направился к нему. Мы замерли у водоема, следя за ними. Через три минуты мужчина уехал, а Яр печальный вернулся к нам, сообщив:

— Они ждут нас!

Сидеть за столом во дворе дома, где Вася провел половину жизни, было не комфортно. Я боялась поднять глаза на окна. Зажмуривалась крепко, крепко, когда хотелось посмотреть. Всякий раз думала, что увижу там Его!

Мама и папа нашего друга сердились — мы ведь не звонили, не приезжали, а приехав, даже не зашли поздороваться. Как было им объяснить, что нам всем до сих пор очень и очень больно? Нам легче игнорировать любые воспоминания. Нам проще забыть…

Хотя, кому мы врали? Каждый помнил, болел, страдал и оставлял это в глубине себя. Просто кому-то повезло прятать муки, деля их с кем-то, а кто-то оставался с демонами наедине.

Нас отпустили с гостинцами через три часа долгих разговоров по душам. Закрывая за собой калитку, мы улыбались, обещали приехать еще, и сдержать слово. Но только отвернулись от стариков, как улыбки сменились тоскливыми гримасами. И мы побрели к перрону, ожидать электричку.

В вагоне все почувствовали себя крайне уставшими. Парням даже лень было играть в карты или говорить. Алла, Олька, Эдик — все уснули. Я стояла у окна в курилке, оглушенная стуком колес, потому и не заметила, как напротив оказался Лев. Он смотрел на меня, хитро ухмыляясь, будто что-то задумал. И меня это пугало!

— Что за игру ты затеял? — вырвалось у меня.

— Тебе не нравится? — спросил он.

— Я ее правил не понимаю!

Парень шагнул ближе. Мне прятаться от него было некуда, разве что выпрыгивать из электрички на ходу. Но здоровье важнее, а целостность ног, рук и головы — тем более! Так что опасность я решила принять с гордо поднятым подбородком.

Зря! Сама же подставила лицо для поцелуя, который оказался не менее обжигающим и напрочь лишающим рассудка, чем предыдущие.

— Киса, ты сама знаешь, чего ты хочешь? — сделав небольшую передышку, и дав мне возможность ответить, он слегка отодвинулся.

— Оставь меня в покое, Лев! — взмолилась я, а у самой слезы по щекам чуть не покатились, противореча моим словам и умоляя, отобрать меня у Эдика, у всего мира, забрать себе и спрятать. Правда, таких намеков мужчины не научились за долгие столетия понимать.

— Сомневаюсь, что ты этого хочешь! — сказал ласковый тиран и снова припал к моим губам, впиваясь в них.

Когда он внезапно отпустил меня и отошел к противоположной стене, как ни в чем не бывало, я аж подавилась от злости. Дверь вагона резко ушла в бок, и между нами объявился Эдик.

— Киса, иди к Йорику! — рявкнул на меня он.

Я не дура, спорить с сердитым женихом — убралась от них подальше, упала на сидение около Ольки, изображая из себя паиньку-девочку. В сторону спящей Аллы старалась не смотреть — стыдно было!

— Мне кажется, или в воздухе запахло жаренным? — приоткрыла один глаз подруга.

— Это от меня! — вздрогнула я.

— И что это значит?

— Самой интересно, — не знала, что ей ответить.

— По-моему, он тебя выводит на реакцию любыми способами! — поделилась своими наблюдениями Олька. — Ревность сначала, теперь вот желание.

— Ага. Сейчас ему удалось вывести на реакцию Эдика. — Пискнула я, глядя на парней о чем-то говорящих в тамбуре. Если жених еще нервно жестикулировал, то Лёва ухмылялся и не шевелился, изредка стреляя в меня взглядами. Его вторая половина, естественно, всю эпопею проспала.

Когда Эд вновь вернулся, то перетащил меня на другое сидение, совершенно безапелляционно заявив:

— После свадьбы мы уедем!

— Но… — попробовала противиться я, и в меня буквально вбили тяжелый взгляд, пригвоздив.

Не знаю, зачем эти чувства вообще выдумали. Но уверена, что любовь — просто бич. Она отхлестала меня — зазнавшуюся, ветреную, маленькую девчонку, и хорошенько прошлась по сердцу Ярослава.

Сегодня она решила добить его окончательно.

Сидя на кухне, и заменяя папу на его посту, пока он отлучился, чтобы поболтать с дядей в скайпе, я бездумно рассматривала не меняющуюся картинку — лестничная клетка минут десять, как пустовала. Но вот снизу стала подниматься женская фигурка.

Света! Она остановилась у двери Йорика, подняла руку, чтобы нажать на кнопку звонка, и опустила, так и не коснувшись длинным пальчиком. Обуздала эмоции, уговорила себя быть сильной и, все-таки, позвонила.

Ярослав открыл. Он смотрел на нее несколько секунд, а потом просто втащил к себе в берлогу, как первобытный человек, понравившуюся самку.

Чтобы он не говорил, какие бы слова не находил для оправданий, а Йорик любил ее сильно, самозабвенно. Но эту любовь долго затмевала лишь преданность другу и брату — Васе. Так как его с нами больше не было, то парочке ничто не мешало быть вместе. И я бы даже порадовалась за них, защищала бы их перед каждым, кто посмел бы плохо отозваться о влюбленных…

Вот только какое-то щемящее, неприятное, липкое и холодное чувство не позволяло мне разделять с ними счастье.

— Соседи ходили? — вернулся в кухню папа.

Я подставила ему чашку с чаем, блюдечко с вареньем и корзинку с печеньем.

— Нет. В подъезде все спокойно! — попробовала улыбнуться, получилось совсем плохо, да и попытка не принесла положительных ощущений.

Час ночи. Мне не спалось. Я сидела на подоконнике, одев наушники и слушая плеер так, чтобы никого не тревожить. Внизу под фонарем мелькнул знакомый силуэт — Света ушла, Ярослав остался один, и стоило бы сходить, поговорить. Однако я отложила все дела на завтра, решив, что не стоит его донимать.

Спустя минут пять внизу снова мелькнула тень. Я встрепенулась. Бросила все и пошла проверять, дома ли Ярослав. Позвонила в дверь раз, второй, третий и поняла, что не ошиблась — это он на ночь глядя пошел искать проблемы. Наверное, Света приходила попрощаться…

Переобувшись и накинув спортивный поверх пижамы, я побежала к нашему гаражу. Йорик был там, он уже заводил мотоцикл, который, к слову, отказывался функционировать еще со смерти Васи.

— Яр, ты куда собрался? — попробовала поговорить с ним я, уже тогда понимая, что это бесполезно.

Он вывел байк из гаража, не удосуживаясь запереть его или поговорить со мной. Парень вообще на меня не реагировал, словно я призрак. Взглянув в его глаза, я сделала открытие: Йорик пьян и невменяем.

— Ты никуда не поедешь! — вцепилась в друга я, но меня оттолкнули. Упав, я ушиблась, но забыла о боли в пояснице, когда заурчал мотор и лихач рванул с места.

Я сама заперла гараж. Прихрамывая, добралась до дома. Не нарочно разбудила родителей. Не стала ничего объяснять, схватилась за мобильный, поднимая на ноги всю компанию.

Тревога росла с каждой секундой, а промедление грозило… Не хотелось и думать об угрозах будущего. Первым на звонок отозвался Лысый. Сонный, долго не мог понять, чего я требую.

— Одевайся, бери такси, и дуй искать Йорика! — орала в трубку я. — Он пьян в зюзю. Он на мотоцикле поехал!

— Кис, но мотоцикл же не работает. Я с него мотор снял месяц назад. — Бурчал Лысый.

— Мне по фигу, что ты там снял! — не унималась я. — Я лично, своими глазами видела, как он завел его и поехал. Понимаешь?

После продолжительной паузы, Глеб сказал:

— Звони Льву и Фиме. Я поеду по дороге в деревню, а вы обшарьте город.

Наверное, Лысому в последнее время снились не менее «приятные» сны, чем мне. Потому он сразу и определился с местом поисков.

Мы катались почти до самого рассвета, созваниваясь и делясь наблюдениями. Йорика никто не видел. Уже тогда я понимала, что все кончено, но беспрерывно просила Бога: «Сохрани его! Не дай в обиду! Сбереги!»

А в начале пятого позвонил Лысый.

— Я нашел его, — проговорил он. Мне тогда, помнится, очень не понравился его поникший голос…

Он лежал на обочине, скрытый колосьями пшеницы от посторонних взглядов. Его глаза устремились к небу. На лице застыло отчаяние. Нижняя челюсть была выбита рулем мотоцикла, который задушил его. Вокруг суетились милиционеры.

Я сидела на земле. Я смотрела на все это и не могла пошевелиться. Хотела закрыть глаза, потом открыть и с радостью подумать: «То был сон!». Но веки упорно отказывались опускаться, реальность — меняться. Лысый курил, как паровоз. Фима впервые потребовал у него сигарету.

— Кис, встань, простынешь, — позвал Лев.

Не понимая, кто со мной говорит и зачем, я повернула голову на звук голоса. ОН казался единственным важным существом в мире. Поэтому мне стало смертельно страшно потерять еще и его.

— Иди ко мне, — протянул руки Лев, а в итоге, фактически поднял меня.

— Не уходи! — просила я. — Хотя бы ты не уходи от меня.

— Тише, Алиса, — поглаживал меня по голове Лёва, посчитав, что я потеряла остатки разума. А я имела в виду, что не выдержу, если еще и с ним что-то случится.

В моей комнатке становилось так пусто…

Похороны начались и закончились, казалось, без моего участия. Я присутствовала, но всего лишь призраком, неживым субъектом, видящим, слышащим, не вникающим в процесс. Смотрела на гроб, испытывая дежа вю. Смотрела, как он опускается в яму и его засыпают. И ни капли слез.

Не плакала.

Один раз кричала. Точнее орала на мать Ярослава, лишь у его могилы вспомнившей, что у нее есть сын. Точнее был. Меня просто взбесило, что она сидела на коленях и причитала, едва ли не бросайся в яму.

— Мальчик мой! — вопила она, сидя на земле, свешиваясь с края ямы. — Зачем же ты меня бросил???

Так и хотелось подойти и дать ей пендаля, чтобы она туда свалилась. Я бы потом сама взяла лопату и быстро закидала землю.

— Прекрати этот дешевый спектакль! — рявкнула на нее, остановив душераздирающий рев. Папа Ярика уставился на меня. Все смотрели, как на сумасшедшую, вознамерившуюся устроить драку в неподобающем месте, во время скорби. — Ты хоть бы раз пришла к нему, поздравила с днем рождения! Хоть бы один раз узнала, чем он живет, чего хочет, есть ли у него девушка! Из-за тебя он с недоверием относился ко всем! Ты… Алчная сука! Приходила только квартиру требовать!

— Алиса, — поперхнулся, откашлялся отец погибшего брата, вознамерившись меня устыдить. Но посмотрел мне в глаза, и замолчал. Лысый, Лев, Фима, Оля стояли за моей спиной с такими же пронизывающими ненавистью взглядами.

Лишь высказавшись, я замолчала, истратив все слова, точнее растеряв их, и само желание говорить.

Кивая, благодарила врача и медсестру за укол успокоительного, когда парни обратились к ним, чтобы утихомирить неадекватную сестренку.

Далее только препараты и держали меня на грани разума.

Ребятам некогда было нянчиться со мной, им всем нужно было идти на работу, они спрашивали, смогу ли я продержаться одна. Кивала и уходила в спальню, чтобы тратить часы жизни, бесцельно пялясь в стену. Телефон звонил долго и нудно. Папа что-то говорил о приезде Эдика.

В определенный миг, осознав себя в моменте дня, вне действия успокоительных, я поднялась, взяла ключ под половичком и прошла в соседнюю квартиру. Как только дверь за мной захлопнулась, я словно окунулась в полную, звенящую тишину. Густая, и почти живая, она окутывала, обволакивала и поглощала.

Стоя на пороге, я напряженно вслушивалась, надеясь услышать легкие шаги босых ног или скрип кровати, звон ложки, бьющейся о стенки кружки с кофе. Но на столе лежала недельная пыль. В холодильнике догнивал салат.

Я легла на постель, еще сохранившую запах Ярослава, свернулась калачиком, обняв ослика, которого когда-то давно сама подарила брату. Дышала, поглаживала игрушку и ни о чем не думала. Не заметила, как в квартире стало темно. Мне было все равно. А вот родителям и друзьям нет. В двери тарабанили громко и долго. Я бы и не пошевелилась, если бы не услышала:

— Киса! — произнесенное Эдиком.

Впрочем — не пошевелилась. Осталась лежать, предав бездействием жениха. Йорик и память о нем, возможность представить, что он все еще рядом — важнее Эдика. В полутьме мне мерещилось, будто брат лежит рядом со мной, смотрит на меня и улыбается. Я бы отдала все на свете за одну его улыбку!

— Киса! — вот этот голос был совсем близко, но говорил не Ярослав. Слова звучали над ухом, и срывали засовы, воздвигнутые в темницах слез. Я повернулась, не сдерживаясь, плача, и попала в крепкие объятия Льва. Он тоже хорошо знал, где можно добыть ключ от квартиры Йорика…